В поле зрения (СИ) - Айдарин Николай - Страница 38

— Не надо мне такого счастья, я лучше по старинке узнаю. И всё-таки?

— Зря. Препарат безвреден для таких, как мы…

— Да, я видел. Эйфория, мощные галлюцинации, стремительно развивающаяся зависимость и привыкание, отказывающие почки — это ты называешь «без вреда»?

— Нет, ты не понял! На нас он действует по-другому! На тебя, на меня, на ещё некоторых. Но не на твоего брата — он не один из нас. И все эти наркоманы — они тоже не такие, как я или ты. У них нет способностей. Нет, и не будет.

— Подожди! Но сын Наумова, Дима… и мой брат — я видел их способности! Дима выделял какую-то мерзкую слизь, а мой брат читал мысли…

Я тут же осёкся, слишком поздно поняв, что сказал лишнее. Хотя, Наумов в этом уже убедился, и теперь наверняка смотрит на меня обоими глазами, ковыряется в моей биографии и в моей генеалогии. С его средствами можно поднять такие факты о моих предках, которые я бы никогда не узнал даже при всём желании. И я понятия не имею, что он там обнаружит. Но я хорошо помню, что мама никому не говорила про свой дар, в свою очередь, её научила скрываться бабушка, которая наверняка тоже не сама дошла до этого. А ещё глубже уже не знал ни я, ни мама, а у бабушки спросить уже никому не удастся.

Надо будет позвонить маме и предупредить её насчёт Наумова и узнать, есть ли какие торчащие концы из нашей истории.

— Значит, чтение мыслей, — Анна внимательно посмотрела на меня и отсела немного дальше. Как будто это поможет ей скрыть свои мысли, если я вдруг всё же решусь их прочесть.

— Да, — согласился я.

Вскипел чайник, по моим ощущениям, намного раньше положенного. Должно быть, я вскипятил воду своими нервами. Хотя, у меня с таким рваным сном совсем изменилось восприятие времени — на улице уже становится темно, хотя ещё минуту назад я бы поклялся, что там разгар дня. Я приготовил себе кофе и сделал бутерброд из всего, что нашёл съедобного в холодильнике — засушенные остатки копчёной колбасы, плавленый сыр «Дружба» и немного салатной зелени. Не густо, надо будет сходить за продуктами и, наконец, выкинуть протухшее молоко из холодильника.

— Это… многое объясняет, — сказала она, таращась на мой бутерброд.

— Мою худобу?

— Такой интерес Наумова к тебе.

— Но не к моей семье?

— Нет. Твой брат его не интересует.

— А родители?

— Не знаю. Но я знаю, что он очень хочет заполучить тебя, и он из-за этого готов на многое. На очень многое.

— Да, он уже предлагал мне присоединиться к нему.

— И ты не согласился.

— Конечно нет! После того, что он сделал с собственной семьёй, я не думаю, что со мной он будет обращаться как с плюшевым медведем.

Я немного успокоился. Если его взгляд прикован ко мне, это значит, что мой брат вне опасности, раз уж он его не интересует. Но почему? Если я отказываюсь сотрудничать, то почему бы не обратиться к моему брату? Неужто так сложно соблазнить на это подростка? Помнится, я в его возрасте был жутко наивен и много чего желал из того, чего никогда не было у меня, но было у других.

— Почему Сашка ему не интересен?

— Да всё из-за того же — он не такой, как ты.

— Я не понимаю. Он же прочёл мысли Наумова при нём же! Что Наумову ещё надо?

— Ты в генетике разбираешься? Знаешь, чем отличается доминантный ген от рецессивного?

Я приподнял бровь — редко встретишь красивую рыжеволосую девушку, которая знает такие вещи.

— На школьном уровне, — ответил я.

— Как и я, — улыбнулась она, показав идеально-ровные зубы. — Тогда объясню так, как это объясняли мне. Дело в том, у человека за наличие способностей отвечает один рецессивный ген, очень редкий, как ты уже, поди, догадался. И есть три типа людей. Первые — это те, у кого гена со способностями нету вообще. И RD на них действует как наркотик. Второй тип людей — это как сын Наумова или твой брат — в этом я убедилась, вколов ему RD. Ген у таких людей присутствует, но они выступают только как его носители, и на них он не оказывает влияния, то есть, способности у них не проявляются никогда. Способности подавляются доминантой. Но если им вколоть RD, то способности как раз таки проявляются, и они могут ими пользоваться до тех пор, пока в их крови концентрация вещества будет не ниже трети от начального уровня.

— Но для них он тоже наркотик? — догадался я. — Эйфория, привыкание и остальная часть пучка побочных эффектов всё равно действует.

— Да, вот только эйфория действует не так долго.

— А что насчёт нас?

— Третий тип, когда рецессивный ген проявляет себя без ограничений. Способности первый раз проявляются в середине подросткового возраста, но если их не развивать, то остаются в зачаточном состоянии. RD даёт мощный толчок в их развитии, он их усиливает, но при этом нет никаких побочных эффектов.

— Никаких? — не поверил я.

— Ну, только медленно развивающуюся устойчивость к нему, так что постепенно придётся увеличивать дозу. Но больше ничего нет, как мне сказали, для этого он и создавался.

— То есть? — не понял я. — Кто-то целенаправленно создавал его для нас? Кто?

Она пожала плечами.

— Наумов ищет людей со способностями, — сказал я. — Это же он стоит за распространением RD? Надеется выявить таких, как мы, из общей массы? Наивно.

— А чего ты смеёшься? Тебя-то он выявил.

— Блин.

— Вот именно, но ты даже не догадываешься, как это сложно — найти людей нашего типа. Этот ген встречается очень редко, и чтобы способности проявились, нужно быть дьявольски везучим человеком, как минимум, чтобы оба родителя были носителем этого гена.

Я вздрогнул: оба родителя. Насчёт матери и так было понятно, раз уж она обладает моим даром. Но отец! Получается, что он — носитель гена? Пусть он у него не проявлен, но всё же… И если я правильно помню школьную биологию, все эти аллели и прочее, то теперь понятно, почему у меня есть дар, а у Сашки нету. Это как игра в рулетку, причём именно в русскую версию в моём случае. Какова вероятность, что на мою долю выпала именно пуля, а не дырка в барабане револьвера? Каков вообще шанс того, что в мире встретятся два человека, обладающие редким рецессивным геном, и полюбят друг друга? Надо полагать, такой же, как у меня — стать президентом ядерной державы.

— А у тебя из родителей кто имеет способности? — спросил у неё я. — Хотя более вероятно, что бабушка или дедушка.

— Я не знаю своих родителей, — ответила она таким тоном, будто описывала, как скучна погода на улице.

— Прости.

Мне тут же расхотелось доедать бутерброд. У меня есть родители, пусть с ними я и испортил отношения, и мы взаимно хотим видеть друг друга как можно реже, но у меня всё же есть родители. Более того, я вырос с матерью, которая обладает таким же даром, что и я, пусть она никогда и не развивала его — отец был против. Это одна из причин нашей ссоры, ибо он так же против того, что я развиваю свой дар.

— И всё-таки, — я решил воскресить один из своих прошлых вопросов. — Почему Наумов ищет тебя?

— Он… — она запнулась, подыскивая слова. — Он узнал, что я веду двойную игру. Как — понятия не имею, но это его здорово взбесило. И я решила, что пора уйти от него, я давно уже собиралась это сделать, но, работая в его команде, я думала, что приношу больше пользы.

У меня мурашки пробежали по стене, меня бросило в жар. Наумов узнал про действия Анны из-за Сашки, из-за его способностей. Я должен был тогда действовать быстро, не хлопать глазами и не стоять с открытым ртом! Заткнуть ему рот надо было! А там бы пришёл Джон и выгнал бы Наумова взашей, или бы он потерял интерес и сам бы свалил.

Зачем меня вообще понесло на этот склад? Я вбил себе в голову, что должен отомстить за Диму, за человека, которого знал всего несколько часов — и теперь мертво несколько людей, как плохих, так и не очень, красивая девушка в бегах, а собственный брат попал в больницу. Да ещё внимания Наумова мне не хватало к собственной персоне!

— С убежищем, я думаю, мы дело уладим, — сказал я. — Оно не сильно надёжное, но там тебя начнут искать не сразу, и у твоего друга будет время скрыть тебя получше.