Закваска - Слоун Робин - Страница 9

– Ну давай, – бормотала я. – Всего один день. Ты же должна легко такое переживать. В книге говорилось, что тебя можно оставить одну на неделю.

«Ты должна поставить мазгскую музыку», – сказал Чайман. Я поставила диск и несколько раз нажала на клавишу – пик-пик-пик, – прибавляя громкость.

Я кормила и лелеяла закваску, и она начала оживать: масса посветлела, на поверхности появился первый робкий пузырь.

Облегчение. А вместе с ним – раздражение: Чайман и Беорег одарили меня странной и могущественной субстанцией, которая к тому же требует постоянного ухода!

Я оставила закваску оживать, выудила из комода бутылку пино-нуар (я купила ее из-за ежика на этикетке) и удалилась в гостиную – сидела там, закрыв глаза, и потягивала вино. У него был слабый привкус грязи, в хорошем смысле. Я снова поставила диск Чаймана. Когда он опять закончился, я вылила в стакан остатки вина и поставила диск снова.

Эти семь песен были медленные и витиеватые, казалось, одна плавно перетекает в другую. Некоторые из них пели женщины, другие – мужчины, а одну – смешанный хор. Все они были в одном стиле – грустные, очень грустные, но как-то по-будничному, без надрыва. В них не было рыданий; они спокойно признавали, что жизнь печальна, но в ней, по крайней мере, есть вино.

Я внезапно почувствовала аромат банана и пошла на запах в кухню – там закваска уже выросла в объеме больше чем вдвое и вылезала из горшка, и по его стенкам спускались вниз пухлые усики. Я услышала похрустывающий, щелкающий звук – пок-пок-пок – и это были не просто пузыри, на поверхности закваски была пена!

Будет лишь совсем небольшим преувеличением сказать, что она выглядела счастливой. И я ее понимала.

Я пошла в спальню, стянула штаны и плюхнулась на раскладной матрас – пьяная, усталая и довольная. Даже больше того – счастливая. И гордая собой: я не просто испекла хлеб, я поделилась им с другими и завела новых друзей, и неважно, что все они – либо программисты, либо Лоис. Может, программисты и Лоис – это все, что нужно человеку.

Я уже наполовину уснула, когда из глубины квартиры донесся звук – шепчущий скрип, словно кто-то гнет доску. А потом еще раз, погромче. Мне словно вкололи дозу адреналина – я разом проснулась, взгляд заострился, ноздри расширились.

Вроде некоторые люди, заслышав ночью странные звуки, кричат в воздух: «Эй! Кто тут?» Мне это всегда казалось глупостью. Ведь если странные звуки исходят от кого-то страшного, этот кто-то наверняка уже нацелился на тебя. Лучше сидеть тихо, уравнивая шансы. Я вскочила и на цыпочках прокралась к двери, затаила дыхание, напрягла слух.

Звук продолжался. Он стал менее скрипучим, теперь это был высокий гудящий звук. Ммм-ммм-ммм. Мое сердце забилось где-то в горле.

Я прокралась в гостиную, обшарила ее взглядом – входная дверь, окно. Все было закрыто. Это единственное преимущество маленькой квартиры: ее всю видишь разом.

Звук постепенно становился более привычным, бытовым, но я все еще его не узнавала. Ветер гудит в какой-нибудь щели? Я расслабилась и пошла на звук – на кухню. Там он стал громче. Подошла к столу – еще громче. Звук исходил от горшка с закваской с Клементстрит.

Я заглянула в горшок. По поверхности закваски пробегала легкая рябь. В лунном свете она казалось гладкой и блестящей.

Ммм-ммм-ммм.

Даже совсем изблизи звук был еле слышен. Я приблизила лицо к горшку, пытаясь найти источник звука. Может, это какое-то движение внутри закваски – оттого, что за вечер она остыла? Или, может, звук идет из труб за стеной? Я протянула руку к горшку, собираясь поднять его и проверить, сдвинется ли вместе с ним источник звука. Стоило моим пальцам коснуться глины, как звук стал громче, оформился в ясную нежную ноту, а потом еще и еще одну.

Закваска пела.

Ее поверхность вибрировала, словно горшок вот-вот закипит. Загадочная субстанция в горшке кипела, оставаясь холодной, подрагивала и каким-то образом еще умудрялась мелодично напевать.

Мелодия была похожа на песни с диска Чаймана, песни мазгского хора.

Она постепенно замирала в темноте, потом стихла.

Воцарилась тишина, и в этой тишине я попыталась осознать, что серая субстанция у меня в горшке пела. Затем она стала издавать деликатные пукающие звуки и наконец замерла неподвижно. Я убрала руку, а потом сама отошла к противоположной стене.

Хотелось бы сказать, что это были сказочные, фантастические мгновения, но я была взвинчена и готова к битве – состояние, знакомое людям всех эпох, разбуженным ночью странными шумами.

Я снова подошла к горшку, заглянула внутрь и прошептала: «Эй!»

Поверхность закваски утратила блеск, она больше не пела.

Я взвесила все возможности. Наверное, звук мог появиться при утечке газа: как будто весело лопаются пузырьки в кастрюле, но тогда звук был бы взрывной. Что-то вроде «поп-пуфф» или «шпок». Ну, может, «буф» или «блуп». Или «пфф». Пукающий звук вполне вписывался в эту гипотезу. Я расслабила язык и голосовые связки и с силой выдохнула воздух из легких, пытаясь сымитировать эти звуки. Буф. Шпок.

Но закваска звучала не так, никаких «буф» и «шпок». Она рокотало тихо, но ясно и четко – «ммм». Только вот чтобы издать этот звук, нужны губы, а чтобы подобрать ноту – мозг. Замысловатое снаряжение.

Я посмотрела вниз, на закваску. Она выглядела совсем не замысловато.

Я закрыла горшок крышкой и вернулась в кровать, но заснула не сразу.

Всегда сложно, когда в лобовое стекло рационально мыслящего человека вдруг с разбегу вмазывается нечто необъяснимое. Я могла бы поверить, что со мной через липкую податливую субстанцию говорило привидение. Могла бы получиться целая история: я бы устроила спиритический сеанс, вызвала кухонного экзорциста и т. д. и т. п. Но я, естественно, не верю в кухонные привидения, ангелов закваски и демонов из духовки, так что нужно было найти этому феномену объяснение с физической или психологической точки зрения. Мне ничего не приходило в голову.

Следующий день – субботу – я провела, пытаясь придумать, как песня закваски могла оказаться частью сна, проникшей в реальность, – этакий психологический вариант ошибки смещения на единицу. Но песня еще звучала у меня в голове.

Я вытащила диск Чаймана и повертела его в руках. Название было написано от руки. Никаких лейблов, не было даже названия компании или штрихкода. Ни одной подсказки.

Я открыла ноут и поискала информацию про разные алфавиты. Нашла сравнительную таблицу шрифтов, но наверху страницы было предупреждение, что на Земле тысячи письменностей, некоторыми пользуется лишь горстка людей, и перечислить их все невозможно. В таблице я не нашла ничего похожего на шрифт на диске или в меню «Супа и Закваски».

На мое письмо Беорег не ответил.

На следующий день закваска не пела, особенно не блестела, не отвечала на мои вопросы. Я даже не пыталась печь. Вместо этого я пристально наблюдала за закваской, помешивала ее, сунула нос в горшок. Закваска молчала и пахла бананами.

В воскресенье я тоже не пекла. Решила оставить ее в покое.

В понедельник я встала рано и испекла две буханки с улыбающимися херувимскими лицами. Я завернула их в бумажные полотенца и сунула в рюкзак.

А еще я взяла с собой в офис горшок с его нежным содержимым и поставила к себе на стол рядом с Кубриком. Я протянула наушники от компьютера к горшку, свесила их через край внутрь и поставила диск Чаймана на минимальной громкости.

Столовая была почти пустая, если не считать нескольких ранних пташек (а может, они и вовсе не ложились), которые тихонько сидели с ноутбуками и йогуртом. На кухне шеф Кейт и ее небольшая команда сортировали гору картошки, складывая самые крошечные экземпляры в пластиковые контейнеры. Из блютуз-колонки глухо звучало регги.

Шеф Кейт перешла в столовую к декстрам прямо из модного ресторана на Валенсиястрит: ее привлекли щедрые условия опционов и нормированный рабочий день. Для Андрея она стала ценным трофеем. Он был известный обжора, а кроме того, все знали о его мечте – чтобы руки-роботы работали наравне с поварами на всех открытых кухнях города.