Змеиное Солнце - Семенова Мария Васильевна - Страница 5

Саарсан вскоре свернул с дороги на чуть заметную тропинку, уводящую в столь неприветливые и колючие заросли, что даже зверь едва ли сунулся бы туда без нужды. Но предводитель накхов шел так уверенно, будто знал здесь каждую ветку, пока не добрался до пологого холма, как и все прочее, заросшего дикой травой и кустарником. Он немного поднялся, сгреб носком сапога землю, и Хаста увидел плоский белый камень, выглядывавший из-под корней и грязи.

— Здесь, — удовлетворенно кивнул саарсан.

Быстро поднявшись на холм, он огляделся и помахал рукой своей свите, повелевая воинам приблизиться. Когда накхи подошли, он что-то им cказал, и они беспрекословно принялись за работу.

— Глазам своим не верю, — пробормотал Хаста, глядя, как воины, кто руками, кто забранными у рабов мотыгами, старательно раскапывают холм. — Что происходит? Накхи роются в земле? Не ты ли утверждал, что прикоснувшийся к плугу накх переродится земляным червем? Не обратит ли рабская мотыга гордого воина в слепого крота?

— Умолкни, если не хочешь прямо сейчас обратиться в корм для змей! — сердито оборвал поток его слов Ширам. — Здесь могут убить и за менее дерзкие речи!

— Прости, не хотел тебя обидеть! Растолкуй мне, болтливому и неразумному, что здесь происходит?

Саарсан недовольно помолчал, но потом все-таки объяснил:

— C древних времен под этим холмом укрыт престол Накхарана. Арьи собирались разбить его, но остереглись идти в долину, испугавшись змей. Они велели накхам собственными руками сокрушить священную реликвию нашего народа. Но мы не сделали этого, лишь завалили трон камнями и спрятали под землей. Теперь настало время ему вновь появиться на свет. И потому то, что ты видишь, — не противное воинскому духу ковыряние в земле ради урожая, а священный обряд!

Хасте очень хотелось спросить еще что-нибудь, но он поглядел на лицо Ширама и благоразумно прикусил язык. И подумал про себя, что ему не слишком нравится быть благоразумным чаще раза в день, даже если это непременное условие, чтобы оставаться живым и здоровым среди накхов.

Между тем из-под земли и травы понемногу появлялась каменная насыпь — гладкие, окатанные булыжники, оставшиеся еще с тех пор, как таяли льды и в горных ущельях бушевали стремительные потоки, давно утекшие в прошлое. Ширам наклонился, подобрал один камень и сунул его себе за пазуху. Все воины, кто был рядом, повторили его действие.

— Да будет это знаком того, что воля Аратты более не властна над нами, — размеренно проговорил Ширам, и его воины эхом повторяли за ним торжественные слова. — И пусть этим камнем мне разобьют голову, если я сдамся!

Воины приветствовали слова вождя криками бурного одобрения. Они уже сразились с армией Аратты, потерпели поражение и теперь жаждали крови и мести.

«Но что скажут остальные? — невольно подумал Хаста. — Ширам принес в свой дом войну — все ли будут этому рады?»

— Саарсан! — подбежав, закричал один из накхов рода Афайя. — Сюда движутся отряды родов Хурз, Бунгар и Зериг!

— Передайте им, что я счастлив приветствовать родичей в Великом Накхаране, — с хищной улыбкой проговорил Ширам.

Глава 2Совет двенадцати змей

Двенадцать отрядов один за другим в полном молчании входили в древний город. По расчищенным рабами дорогам они шли туда, где некогда высились башни их семейств. Они двигались так уверенно, как будто делали это каждый день и каждый точно знал, куда следует идти.

Хаста глядел на них, сидя у порога шатра, который Ширам разбил на месте бывшей башни своего рода, и его все сильнее охватывало чувство, напоминающее суеверный ужас. Все эти люди в черных одеяниях, увешанные оружием, пугали его слитной молчаливой готовностью, ощущение которой все больше и больше разливалось в воздухе. Казалось, прикажи сейчас саарсан, и они пойдут убивать, не разбирая правого и виноватого, воина или землепашца, — равнодушно и деловито, потому что рождены именно для этого...

Ширам явно не разделял чувств и мыслей своего названого брата. Если когда-то Хасте и доводилось видеть его радостно улыбающимся, то именно сейчас. Подняв к небу клинок из лунного железа, он приветствовал каждый отряд, и те безмолвно отвечали ему, громыхая оружием о маленькие круглые щиты.

Поставив шатры, все двенадцать отрядов собрались у подножия расчищенного холма, на вершине которого в сизых сумерках белел священный престол. Один за другим вслед за отцом рода воины поднимались на холм, брали камень из россыпи и прятали его за пазуху. Многие прихватывали еще три-четыре булыжника для тех, кто остался дома. Затем, покончив с этим делом, накхи спускались вниз и усаживались на расстеленных загодя войлоках, каждый на свое место, у длинных низких столов.

Между тем подступила ночь. Стемнело быстро. Едва солнце ушло за горы, священную долину накрыла непроглядная тень. Но ненадолго — во тьме один за другим загорелись десятки костров.

Напитки и еда, по мнению Хасты, были весьма скромны — жареное мясо, лепешки, козий сыр, вино... Накхи косо поглядывали на чужака, словно недоумевая, почему тот сидит за столом с воинами и где его ошейник и мотыга. Но несколько слов, брошенных Ширамом, заставили их отвернуться от жреца Исвархи с нарочитым равнодушием. «Непременно выучу их язык! — решил Хаста. — И как можно скорее...»

Тем временем саарсан повернулся и окликнул молодую женщину, сидевшую в паре шагов за его спиной. Та молча поднялась и подошла к нему. Ширам и ей что-то сказал по-своему, а затем перевел Хасте:

— Это Марга. Она позаботится, чтобы у тебя во всем был достаток и чтобы никто не обидел тебя.

Молодая накхини кинула на гостя такой взгляд, что жрецу подумалось, что неплохо бы знать, как при случае защититься от нее самой. Она была на полголовы ниже Хасты, зеленоглазая, стройная и тонкая, как копье. Ее длинное черное платье было расшито затейливыми серебристыми узорами — не поймешь, то ли звери, то ли цветы, то ли буквицы. Хаста отметил, что ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не жесткое выражение лица, которое стало еще угрюмее при виде жреца Исвархи.

— Ступай за мной, чужак, — приказала она.

Вернувшись на прежнее место, накхини указала на скатанную попону:

— Садись.

— Благодарю за любезность, госпожа, — ответил Хаста.

Марга не удосужилась ответить.

— Хороша забота, — усаживаясь, проворчал жрец.

Главы великих родов по старшинству восседали по обе стороны и напротив Ширама. На груди у каждого из них висел знак власти — Змеиное Солнце из чеканного серебра, с ярким камнем в середине.

Начало встречи, как показалось Хасте, шло по раз и навсегда заведенному обычаю: возлияния богам, предкам, прославление каждого из великих родов. Внимательно вслушиваясь в разговоры накхов, Хаста отметил про себя, что несколько отцов рода — сааров — среди прочих богов упомянули Исварху, но вскользь и небрежно, будто это был домашний божок — охранитель порога.

Вслед за возлияниями саары начали о чем-то расспрашивать Ширама. Расспросы шли так спокойно и неспешно, будто саарсан просто вернулся после долгой отлучки и прибыл в свои владения, чтобы объехать принадлежащие ему земли, побывать в каждой из башен и провести ночь с каждой из жен. В речи порой мелькали знакомые названия и имена.

— О чем они говорят? — спросил Хаста.

— О делах, достойных великих мужей, — отрезала накхини, даже не повернувшись в его сторону.

— А если точнее? Может, переведешь мне?

— Ты жрец, а не воин. Зачем тебе знать все это?

— Саарсан почтил меня званием советника!

— А я — нет. Не мешай слушать.

Хаста вздохнул и принялся всматриваться в лица говорящих, пытаясь угадать, о чем идет беседа.

— Так что же произошло в столице? — спросил один из сааров, могучий воин с длинной седеющей косой, переплетенной широкими белыми лентами.

— Мы были оскорблены, — ответил Ширам.

— Кем?

— Сначала государь нарушил данное им слово. Затем сын и наследник государя был похищен, и это преступление попытались свалить на нас. Но я все еще старался избежать раскола и войны. Я дал государю возможность исправить содеянное, не теряя лица. И мы договорились — о перемирии и совместных поисках. Но той же ночью государь был убит у себя во дворце, в собственной опочивальне. И арьи вновь обвинили нас! Обвинили и потребовали сложить оружие. Оба условия нашего изначального договора с властителями Аратты были попраны. И, как саарсан, я был вынужден объявить войну!