Змеиное Солнце - Семенова Мария Васильевна - Страница 42

Учай шумно вздохнул, глотая воздух, и открыл глаза...

...Он стоял на голой вершине окруженного лесом холма. Черное, усеянное яркими звездами небо висело над его головой так низко, что казалось, можно дотянуться рукой. Вороны, неотличимо черные, будто созданные из мрака, с раскатистым карканьем носились вокруг. И, будто отвечая на их зов, темень небес распахнулась, и ночь в единый миг озарилась ледяным сиянием — столь ярким, что у сына Толмая слезы брызнули из глаз. Он собрался было прикрыться ладонью, но тут увидел ее.

Совершенное тело ее было окутано плащом цвета ранних сумерек. Сердце Учая заколотилось, рот открылся, будто для крика.

— Вечная дева, явившая свет и залившая небо сияньем,

Пальцы твои холодны, но касанье их слаще, чем мед.

Кто опалился страстью твоей — не желает иного удела.

Тот, кто упился негой твоей, — другой не возжаждет вовек...

Учай словно вспыхнул изнутри. Он пылал от макушки до кончиков пальцев на ногах. От прекрасной девы, что шествовала по небесам, веяло спасительной прохладой. Он шагнул к ней, и вдруг тяжесть и жгучая боль исчезли. Тело его окатило волной такого неземного облегчения, что он сам воспарил навстречу Богине.

— Голос твой громом звучит над притихшей землею,

Молнией взгляд твой пронзает своды миров,

Птицы твои рождены из чернейшего мрака,

Ищут добычу тебе и души уносят в когтях.

Она протянула к нему руки — и будто два огромных вороновых крыла распахнулись за его спиной. Он устремился в сверкающее небо, коснулся ее пальцев — и вспышка ярче летнего полуденного солнца залила ночное небо светом от края до края.

Тело Учая сотрясала дрожь, с губ срывались стоны, а Зарни продолжал свою песнь — негромко, но твердо, будто забивая в плашку гвозди.

— Серп занесен твой над миром, над старым и малым.

Каждый живущий безропотно участи ждет.

Двери небес отвори мне, прекрасная дева!

Сердце свое отвори, сердце мое забери!

Сознание покидало сына Толмая. Мир катился по кругу, вращаясь все быстрее, распадаясь на яркие пятна, наполняя все тело немыслимым блажеством. Колени Учая подкосились, он рухнул ничком и начал скрести ногтями шкуры, покрывавшие настил. Зарни смолк и усмехнулся, слушая, как бьется в беспамятстве могущественный вождь Ингри-маа.

Дождавшись, пока Учай наконец перестал метаться, Зарни спросил:

— Ну что, ты по-прежнему желаешь обрести божественную силу, чтобы приструнить дочь Тумы?

— Что я должен сделать? — пробормотал сын Толмая, ошалело поднимая голову.

— Слушай же меня, — размеренно заговорил песнопевец. — Не думай о Мине, не думай о власти над ингри. Все, что ты пожелаешь, придет само. Твой истинный враг — Арьяла! Да не будет тебе покоя, покуда она стоит на твоем пути...

Глава 2Брачная ночь

Когда Учай вошел в приготовленную для молодых клеть, сидевшая на лавке Мина даже не встала — лишь исподлобья зыркнула на мужа. По обычаю она пришла сюда первая, тайком улизнув со свадебного пира. Родичи старательно делали вид, что не видят, как она уходит. Вскоре после нее удалился и молодой супруг. Вся прочая родня, и старая, и новая, осталась в разубранном овине за длиннющим столом — есть, пить, веселиться. А место Учая и Мины за столом заняли две соломенные куклы в повседневной одежде молодых. Эти куклы призваны были защитить их от сглаза и обмануть злых духов, которые, как осы на мед, слетаются на всякую великую перемену в людской судьбе, будь то уход души к дедам или зачатие новой жизни.

Мина покосилась на устилавшие пол клети священные ячменные снопы, укрытые пушистыми шкурами, и впервые в жизни ей захотелось зарыдать. Но она лишь отвернулась, сжимая кулаки. Дочь Тумы и сама толком не поняла, что произошло утром во дворе. «Ладно, былого не вернуть, впредь умней буду, — подумала она, сдвинув брови. — Пусть только тронет меня еще хоть раз, хитрый мозгляк! Иди-ка сюда, муженек... Ну-ка, повели мне обувку с тебя стянуть...»

Будто чувствуя недоброе, Учай не спешил подойти к ней. Он затворил за собой дверь и остановился, издали глядя на дочь Тумы. Мина даже удивилась — никакой робости в его узком хорьем лице не было, и все же он вовсе не торопился объявить свои права на побежденную.

— Не нравлюсь? — без приветствий и обиняков спросил он.

— Чему уж тут нравится? — вскидывая голову, с вызовом отозвалась Мина. — Треска ходячая! — И добавила, чтобы уязвить его побольнее: — То ли дело твой арьялец — тот хоть на мужчину похож!

Но Учай продолжал стоять с невозмутимым видом, и Мина продолжала, сердясь все сильнее:

— Батюшка сказал, что ты меня одолел. Стало быть, я отныне твоя. Не я, но отец и боги так решили. Перечить им — на весь род беды накликать. Тут с речами, стало быть, и покончим. Подходи, возьми меня, коль посмеешь!

Учай глядел на нее по-гадючьи, не мигая. Будто и не слушая, пропустил злые слова мимо ушей и сказал:

— Ты мне тоже не нравишься.

— Что?!

Мина приподнялась с лавки, вне себя от изумления. Уж ей ли было не знать, как парни и мужики на нее пялились? Отца страшились, он на расправу крут и нравом горяч, но жадные взгляды она ловила на себе ежедневно. Как только стало известно, что Урхо погиб, сразу несколько присватались. Но отец не торопился, все будущих зятьев перебирал. Вот и довыбирался — теперь этот задохлик ею брезгует!

— Зачем сватался тогда? — гневно воскликнула она, вскакивая. — Раз я тебе не люба, так вот дверь и...

— Сиди и слушай! — Резкий голос суженого заставил ее замереть на месте. — Запомни раз и навсегда. Я иным тебя предпочел потому, что отец мой тебя за брата сговорил. Сказывал, ты лучше всех сможешь держать большой дом. А дом у меня будет и впрямь большой, не этому чета. Другого такого в наших землях не найдется. Мне теперь нужно собирать войско, к дальнему походу его готовить. Очень скоро я стану властвовать над землями всех ингри. Пойдешь со мной — станешь и землям хозяйка, и всему народу мать. Будь мне во всем послушна, и я тебя не обижу. Ну, что скажешь?

Он замолчал, ожидая, что ответит та, которую нынче перед всеми собравшимися в селении на Обже назвали его женой. Склонит ли голову или в отместку за поражение плюнет ему под ноги, чтобы постылый муж где-нибудь лесной дорогой свернул себе шею?

— Ты себя с братом-то не равняй, — угрюмо ответила девушка. — Урхо не чета тебе был. Вот он стал бы добрый вождь, а от тебя проку как от ужа шерсти. Владыка всех ингри, слыхана речь! Люди шепчутся, ты богов не чтишь, обычаи не блюдешь. Я сперва не поверила, а теперь и сама вижу. Неспроста тебя вержане из рода исторгли! Что, теперь за нас взяться хочешь? Детей Карью в чужие земли собрался уводить на погибель? Уж я скажу батюшке, что ты задумал...

— Все не так! — вскинулся Учай. — Ты глупа, как лесная свинья! Всем в Ингри-маа скоро понадобится моя защита!

— Твоя? — с нескрываемым презрением скривилась Мина. — Я всю жизнь сама себя защищала.

— Ты сильная, и я рад этому. Но даже сильный не защитит себя один, когда придут арьяльцы...

— А, и это слышала, — глумливо отозвалась Мина. — Мол, Учайка с умишком-то поврозь. О чем ни скажи, только и твердит об арьяльцах, которые вот-вот вернутся. Неужто их вид так поразил тебя, что ныне ты находишь их повсюду? В нужнике тебе арьяльцы не мерещатся?

Учай вспыхнул от гнева:

— В утином кряканье толку больше, чем в твоих речах! Ты еще увидишь, что такое арьяльцы! Вы все увидите. И я посмотрю, кто будет смеяться. А ты нынче свою участь выбрала.

Мина пожала плечами, неприязненно глядя на него.

«Почему не поверила? Должна поверить и послушаться!»

— Ты теперь в моем роду, и, хочешь ли ты того или не хочешь, я твой муж и защитник, — процедил Учай.