Линия Периферии (СИ) - "Klot Veil" - Страница 8

В эту секунду внутри неё что-то переломилось. Некий жизненно важный механизм, до сих пор сохранявший целостность её рассудка, не выдержал. После секундного недоумения, её поглотил животный, панический страх, словно то, что осталось от её психики, более не функционировало корректно. Лия, окончательно утратив логическое мышление, с воплем рванулась к выходу — с того момента запись событий в её сознательную память стала прерывистой, а после близкого разрыва миномётного снаряда, повалившего её наземь, и вовсе ограничилось мелькающими картинками, словно набор посредственно исполненных иллюстраций. На улице дорогу ей преградил одинокий солдат — Лия остановилась не потому, что испугалась направленного на неё автомата, но потому, что не могла вспомнить, как сменить направление бега. Видимо, что-то в образе окровавленного, полубезумного комка изорванных лохмотьев со зрачками с горошину вынудило военного замешкаться, за что ему пришлось тут же поплатиться: противопехотная ракетная установка наматывавшего круги беспилотника зафиксировала врага, и солдат тут же превратился в груду разлетающихся кровавых ошмётков. Теперь облитая ещё и чужой кровью, покрытая новыми ожогами, Лия, чьё выгоревшее подсознание заметило исчезновение физического препятствия впереди — молча возобновила свой бег в никуда. Она продолжала бежать, а вокруг, с огромной задержкой, мелькали кадры сожжённого леса. Споткнувшись, она напоролась на сожжённое дерево, и, с некоей ужасающей грацией повалилась на землю, оставляя позади стремительно рассеивающуюся кровавую нить.

Она продолжала кричать, не чувствуя боли. Повязки, удерживающие рану на ноге, мгновенно слетели, и вновь потревоженная рана оставила на больничной койке тёмное пятно, тут же впитавшееся в простыню.

Так бы всё и продолжалось, но внезапно, словно поперхнувшись, Лия затихла, когда на её плечи опустились чьи-то мягкие руки. Лия содрогнулась, но её плечи тут же отпустили, и она обернулась, с трудом узнав перед собой Павла.

— Всё… в порядке? — нерешительно произнёс авиатехник, явно находившийся в некотором шоке. — Подумал было, что у тебя приступ, а я ни черта не смыслю в медицине… и это землетрясение…

— Я в норме, — сбрасывая оцепенение, Лия постаралась как можно быстрее вернуться в образ, с преувеличенным усердием восстанавливая повязку. Ей опять начали сниться кошмары. Это плохой знак.

— …чем-то помочь?.. — словно заканчивая своё последнее предложение, спросил тот.

— Я. В норме. — раздельно повторила девушка, кидая авиатехнику взгляд, недвусмысленно намекающий на то, что продолжение расспросов окажется не лучшей из идей.

Дворжак, чьё выражение лица впервые по-настоящему изменялось за всё это время, если не считать моментов всеобщей паники, догадался, что засвидетельствовал нечто, чего ему не положено было знать. Чувствуя некую растерянность, будто он только что совершил что-то постыдное, авиатехник не слишком понимал, что ему следует предпринимать. Не будучи склонным к конфронтации человеком, он так же иногда терял в инициативе, и, выждав паузу, решил просто покинуть медпункт, сославшись на дела, добавив, что в случае чего будет находиться неподалёку.

Проследив за ним до выхода, Лия заметила в коридоре курящего Белью, прислонившегося к стене и опирающегося на костыль. «Интересно, — подумала она, — что этот бухгалтер будет делать, когда его сигареты закончатся?».

Но с её ногой, судя по всему, всё обстояло гораздо лучше, чем о том говорили только перезагрузившиеся болевые рецепторы — кость оказалась в полном порядке, и рана быстро затягивалась, хотя и наверняка не обойдётся без шрама.

Закончив с восстановлением перевязки, Лия поднялась, и, несколько прихрамывая, подошла к умывальнику. Сегодня в зеркале на неё уже смотрел не травмированный ребёнок, панически боявшийся собственной тени, но взрослая двадцатидвухлетняя девушка, чьей внешности и положению в обществе могли позавидовать многие представители модельного бизнеса.

Да, только оправившись, Лия была подавлена так, как только может быть подавлен человек, у которого вырвали детство. В глубине души, она до сих пор винила в гибели родственников себя. Не поддайся она тогдашнему порыву, то был бы шанс на спасение её близких. Но она не сдержалась, унесённая течением собственных инстинктов. Годами эта мысль не давала ей покоя, сверля душу девушки, выделяя её среди наслаждавшихся жизнью сверстников и создавая прецедент для лишь усугублявших ситуацию нападок. Но всё это было так давно и размыто… она уже не могла в точности пересказать тот ужас, который её подсознание всё это время упорно пыталось закопать. Она не могла быть виновна в произошедшем, что, в конце концов, она могла изменить, не находясь во власти над собственным телом? Со временем, она просто смирилась. Не отпустив своё прошлое, она не смогла бы двигаться дальше.

На это потребовалось ещё долгие пять лет, но в итоге она пришла в себя, вновь схватив собственную судьбу за гриву. И она смогла. Действительно смогла. Оставшись без ничего, с единственной связкой купюр, которых могло хватить от силы на несколько месяцев — Лия выстояла, двинувшись вперёд.

Но крепко въевшуюся клаустрофобию ей было не победить — это место давило на саму её сущность. И она чувствовала. Страх, пленивший её когда-то — невозможно было окончательно забыть. Он, словно затаившаяся змея, терпеливо ждал, когда намеченная жертва покажет спину.

Всё началось ещё шесть с половиной лет тому назад, когда Виктор, живущий самой обычной жизнью самого обычного, ничем не выделявшегося из толпы русского студента, по воле судьбы и ряда промахов оказался в рядах федеральных вооружённых сил. Сказать, что подобрал он для этого не лучшее время — было не сказать ничего. Оказавшись посреди событий завершения Второй чеченской войны, Виктор успел прочувствовать столь излюбленные судьбой неожиданности на собственной шкуре.

И день, когда с ним внезапно выйдет на связь друг детства — тот запомнит, как поворотный момент в своей жизни.

Ему оставалось служить четыре месяца. Но что будет, когда он вернётся домой? Зарплата рядового не мотивировала переходить на контрактную службу, а завершать учёбу… он уже не был уверен, что избранная специальность была тем, чему он хотел посвятить всю свою жизнь. Да и сама служба серьёзно отличалась от многих его представлений. Виктору выпала судьба восемнадцатилетнего балбеса, которого, как и сотни других его коллег по несчастью руководство отлавливало и отправляло «в поле», не смотря на отсутствие профессиональной подготовки, не особо афишируясь перед правозащитниками. Такая политика «затыкания дыр» уже однажды привела к цепочке скандалов, и теперь вербовщики стали куда более осмотрительны: службе предшествовала более детальная проверка семейных связей и дополнительное соглашение на добровольно-принудительной основе. Тем не менее, война подходила к концу, и риск для непрофессионального военного уже был в сотни раз менее серьёзен — по большей мере и не планировалось, что кто-то из них будет принимать участие в боевых действиях или вообще нести службу непосредственно в горячих точках. В конце концов их полностью перевели на контрактную форму — назойливое давление, оказываемое на военные ведомства годами, поставило руководство в такое положение, что сдержать старое обещание стало попросту дешевле, чем применять привычные безапелляционные методы. Но и этого Виктору было недостаточно: сумму, даже выше его текущего жалования со всеми надбавками, он мог добывать и вне армии, имея при этом куда большие объёмы свободного времени, чем позволяла контрактная служба. Он был человеком действия, человеком амбиций, и он требовал от судьбы большего, чем та ему предоставляла.

И тут, подобрав для этого идеальный момент, на связь выходит его давний приятель, предлагая собственноручно изменить свою судьбу. Достичь вершин, о которых Виктор, избери он спокойную жизнь — не посмел бы и мечтать.