КК 9 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 68

Бернард Кембритч под дождем, перешедшим в мелкую морось, еще раз пробежался по позициям, кидая взгляды за изгибы крепостной стены, затем расположился у пулемета неподалеку от серенитки и перевел дыхание. В висках стучала кровь, а страх давно перешел в тупую ноющую боль в мышцах. Пространство перед рвом теперь было сплошь заполнено охонгами. Они толпились у края, не отступая перед выстрелами и взрывами, — всадники, спасаясь, ныряли вниз, под брюшины инсектоидов. Подходящие сзади напирали на передних, кто-то уже сорвался вниз, в ров.

И когда к берегу вплотную подошли тха-охонги, дармонширцы выстрелили зажигательным снарядом. Радужная пленка, перемешиваемая ливнем, полыхнула, опалив первые ряды инсектоидов, — и среди них началась паника. Тха-охонги вставали на дыбы — один из них не удержался на скользком берегу и с ревом упал в полыхающую воду. Бензин тут же загорелся и на его хитине, а гигант так бился и корчился во рву, что брызги долетали до крепостных стен. Он затих, но в рядах наступающих продолжался хаос: передние рвались назад, давя сородичей, кричали люди, раздраженно верещали уцелевшие тха-охонги, — паника среди врагов позволила защитникам выиграть еще немного времени.

— Сюда, — крикнула майор, перехватывая у одного из солдат гранатомет. Выстрелила — и повернувшийся боком тха-охонг завалился на землю, раненый, но все еще живой, внося еще больше сумятицы попытками встать — у него не хватало лап. А Лариди снова схватила свое ружье — Бернард, лежащий у пулемета, глянул на нее с уважением — и принялась стрелять, иногда по-серенитски отдавая команды двум соратницам.

Бензин быстро выгорел, и охонги стали возвращаться ко рву, в котором застыл свернувшийся кольцом дохлый тха-охонг. Второй продолжал дергать лапами, лежа на боку недалеко от воды, — инсектоиды обтекали его по кругу, но близко не подходили.

Вдруг раздался горловой рев — то вибрирующе взревели три оставшихся в живых тха-охонга. Майор приглушенно выругалась, выстрелила — попала одному из них в глаз, и он затих. Но на глазах изумленных защитников уже издалека неслись к гигантам смазанные темные полосы — и рядом с ревущими из полос этих появились еще три огромных инсектоида.

— Что это? — процедил Бернард, выругавшись от отчаяния.

Майор Лариди оторвалась от прицела.

— Я уже видела такое. Они могут телепортироваться друг к другу, — проговорила она хмуро. — Ревом могут призвать к себе еще одного.

Иномиряне на тха-охонгах что-то орали один другому, пригибаясь за хитиновые выросты и заставляя гигантов задирать головы, чтобы уберечь глаза: майор Лариди снова выстрелила и досадливо дернула губами — не достала.

Один из всадников послал своего тха-охонга в ров, и инсектоид, послушный воле хозяина, под градом выстрелов спустился в мутную от дождя воду, поджав лапы и почти полностью погрузившись в нее. Всадник скользнул в ров, спасаясь от выстрелов, укрылся за спиной тха-охонга, образовавшей мост. Следом направился в воду второй… и третий, — и по спинам трех гигантов полились к стенам охонги. А за ними зашагали и тха-охонги.

Дождь все хлестал. Чудовища у стен напарывались на минные растяжки, умирали от полыхающих горючих коктейлей и выстрелов гранатометов, но все лезли вперед, по трупам сородичей и людей. Вот они перевалились через стены первого бастиона, вот и первый тха-охонг поднялся на дыбы, став выше крепостной стены и вонзив передние лапы рядом с позициями автоматчиков, — солдаты стреляли, отступая, кто-то бросил в чудовище горючий коктейль, затем еще один.

— Бейте, — заорал Бернард яростно, тоже поджигая паклю и кидая бутылку, — и чудовище, в которое прилетело с десяток самодельных бомб, заревело, охваченное пламенем, и обрушилось на своих сородичей у стены.

Часть защитников спешно минировала стены форта, а часть прикрывала их и отстреливала оставшиеся боеприпасы — но заканчивались и коктейли, и патроны, и гранаты для гранатометов… волна инсектоидов уже перевалила через стену и под взрывы мин полилась по мокрому плацу. Запах муравьиной кислоты и пороха щипал ноздри; дождь закончился, и на покрытой трупами, залитой водой и кровью брусчатке играли солнечные лучи.

Дармонширцы разделились — кто-то укрепился за зданием комендатуры, кто-то за казармами — и продолжали отстреливаться. Подкрепления все не было.

— Берегись, — крикнула Бернарду Лариди, расположившаяся с оружием за углом комендатуры. Тут же раздались выстрелы ее тяжелого ружья: бух, бух, — Раньяры.

Берни уже сам видел, и от увиденного холодок бежал по позвоночнику — пользуясь затихающим дождем, к форту неслось несколько десятков "стрекоз". Одна из них после выстрелов задергалась, зигзагами полетела к земле, судорожно взмахивая крыльями.

Майор все стреляла, с невероятной скоростью перезаряжая ружье, стреляли еще две серенитки — но раньяры снижались.

— В укрытия, — крикнул лейтенант Кембритч, понимая, что солдаты не успеют… развернулся — его сбила с ног налетевшая стрекоза, щелкнула челюстями. Всадник сверху что-то крикнул, и Бернарда, выдернувшего пистолет, подхватили крючковатые лапы, проткнув мокрый китель и кожу, и подняли в воздух.

Берни, зависший вниз головой, почти теряющий сознание от боли и тяжело дышащий, видел, как раньяры кидаются на оставшихся защитников — и с добычей в лапах летят следом. В глазах мутилось — но сквозь туман и гул в ушах он смотрел, как на стены удаляющегося Семнадцатого форта медленно забирается огромный тха-охонг, а рядом второй встает на дыбы. Неслись по дороге к крепости боевые машины и грузовики с подкреплением — но было уже поздно.

Его приподняли выше, рядом снова клацнули челюсти — стрекоза, видимо, проголодалась. Всадник рявкнул что-то, и лапы снова опустились вниз — а Бернард от боли ушел в забытье.

Ночь с пятого на шестое апреля, Дармоншир, Люк

Люк очнулся от того, что кто-то над его ухом размеренно и настойчиво тявкал на несколько голосов. Пошевелился — и застонал, потому что затекло все тело, и ноги сразу свело.

Он несколько минут корчился, переживая судороги и хрипя от боли, которая, казалось, никогда не отступит. Но она закончилась, и он вытянулся на мокром песке, весь покрытый испариной и при этом сотрясаясь от холода. В ушах шумело, вокруг была тьма, и он успел испугаться, что ослеп, — но постепенно зрение фокусировалось, выделяя очертания древесной кроны над головой, а затем и огни городов далекой Маль-Серены на горизонте.

Ночь.

В кулаке болезненно кольнуло. Амулет. Кто-то из водяных духов сражался до сих пор и только что рассыпался водой.

Люк дернулся, переворачиваясь на четвереньки, — и застыл на дрожащих руках, разглядев четверых крошечных тер-сели. Они, похожие на черные пятна, сидели в корнях огромного дерева и смотрели на него жутковатыми красными глазами.

— Боги, — прохрипел он, — сколько я спал?

Псы, понятное дело, не ответили — они разбежались в стороны, наблюдая, как его светлость подползает к стволу и пытается подняться. Ему удалось, хотя закружилась голова и тело повело в сторону, а тер-сели, дождавшись, пока он примет вертикальное положение, пару раз тявкнули и понеслись в сторону моря.

— Спасибо, что разбудили, — прошептал Люк им вслед и закашлялся. Во рту было ужасно сухо, шумело в ушах, и сам он, дезориентированный и слабый, никак не мог прийти в себя.

Сколько же он спал, сколько? Сейчас ночь… ночь того дня, когда он заснул, или уже прошло два или три, как в прошлый раз? Как же так… он вовремя подпитывался и охотился, но сейчас опять голоден и все равно не выдержал без сна, оставив своих людей без поддержки. На убой.

Шум в ушах немного утих — и он наконец-то расслышал далекие выстрелы орудий. Если раньше они сливались в канонаду, то теперь были глухими, отдельными — словно последние судороги умирающего животного.

Но, получается, сколько бы он ни спал, сопротивление еще идет. Значит, форты еще не пали. И надо быстрее поохотиться, потому что он ужасно слаб… и тогда уже лететь…