КК 9 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 48

— Что с Полиной?

Но губы разжимались едва-едва, и раздавался из них сип, забирающий последние силы, — и опять он уходил в сон.

В очередной раз по его телу ударила боль, и Демьян забился, застонал, жадно вдыхая напоенный запахом лекарств воздух. На этот раз дрема была не такой глубокой, и он попытался открыть глаза. Но тут его цепко схватили за вторую руку — и опять покатилась по коже боль, скручивая мышцы и заставляя рычать и отмахиваться.

Но боль прошла, и дрема начала потихоньку отступать. По коже бродила щекотка — будто ее поглаживали перышками, и от щекотки этой прояснялось в голове и восстанавливалось управление телом. В палате пахло травяным сладким дымом и кто-то разговаривал — Демьян узнал Ровента, голос которого то наполнялся такой почтительностью, будто он с первопредком общался, то переходил в раздраженное рычание, узнал и Хиля Свенсена, от которого исходили волны агрессии, и шамана Тайкахе.

— Теперь все время нужно по две иглы колоть, — гортанно говорил Тайкахе. — Должен сейчас проснуться медвежий сын, но если не проснется, завтра до полудня вколешь. И так, пока иглы не кончатся.

— Он и от одной едва к Хозяину лесов не уходит, видящий, — приглушенно отвечал Ровент. — Но если ты говоришь, сделаю.

— Не ты, я прослежу за этим, — перебивал его Свенсен, — ты больше не нужен, Ровент. Здесь видящий, здесь я. Без тебя иглы вколем. Убирайся.

— Я тут по воле короля, — глухо и упорно рычал линдмор. — Пока сам свой приказ не отменит, не уйду.

— У него никого другого просто не оказалось рядом, — напирал Свенсен. — Или ты думаешь, что искупил свою вину? Его величество волен тебя прощать, а для меня ты все равно предатель. И раз ты в состоянии держать оружие, то в состоянии и бой принять.

— Вот очнется король, и хоть в тот же миг, — огрызался Ровент. — Хотя, сдается мне, ты не за жену бесишься, пусть разродится мягко и будет богиня ей помощницей, а из-за того, что в замке в безопасности зад просиживал, пока я в горах инсектоидов драл.

Свенсен зарычал. В палате запахло адреналином и близкой дракой, и Демьян с усилием открыл глаза — чтобы наткнуться на укоризненный и чуть насмешливый взгляд шамана. Тайкахе в своих пестрых одеждах скромно, поджав ноги, сидел на полу, хотя в палате стояли и стулья, и кресла, и помахивал в сторону короля маленькой перьевой метелочкой. Перед ним дымилась маленькая плошка с травой, над которой парил небольшой кувшинчик с водой. Тайкахе махнул последний раз — и убрал метелочку за пояс, и тут же исчезло ощущение щекотки на коже. Спорщики, рычащие друг на друга у дверей, пробуждения короля не замечали — и уже мелькали и клыки, и когти.

— Свенсен, — хрипло позвал Бермонт, преодолевая легкое головокружение и садясь на кровать. Берманы разом развернулись к нему — в агрессивных позах, с желтыми звериными глазами, — и почти синхронно поклонились.

— Ровент храбро дрался, — сказал Демьян, — и смыл вину передо мной кровью. Ты же вправе вызвать его на поединок или принять виру за пленение Тарьи, но после войны. Во время войны я междоусобицы не потерплю, накажу обоих.

— Да, мой король, — проворчал Свенсен, опуская глаза. Ровент удовлетворенно рыкнул.

Тайкахе, глядя на них, щурил глаза-щелочки и, что-то шепча, кидал в парящий кувшинчик содержимое разных баночек, выстроенных тут же рядком.

— Ровент, — сдержанно продолжил Демьян. — Ты виноват перед Свенсеном, но он стребует с тебя плату потом. Сейчас знай: он остался в замке, чтобы охранять мою жену и матушку. По-твоему, это недостойное и не важное занятие?

Ровент, до этого победно скалившийся, побагровел и тоже опустил взгляд.

— Нет, мой король.

— Что нет, Ровент?

— Достойное и важное, мой король, — рявкнул линдмор зло.

— Запомни это. Руку починили тебе?

Ровент покрутил рукой.

— Виталисты потрудились, ваше величество. Вчера гипс сняли.

— Хорошо, — проговорил Демьян. — Благодарю, что исполнил мою просьбу. Оставь мне иглы и можешь возвращаться в свой линд. Позже я позову тебя и других на разговор. Снятие наказания и возвращение всех прав подтверждаю, сегодня же про это объявят в прессе.

— Спасибо, ваше величество, — Ровент снял с пояса мешок с иглами, отдал его Демьяну в руки и, поклонившись, вышел.

— На, медвежий сын, выпей, — протянул королю чашку шаман. — Крови много потерял, поможет восстановить.

— Хиль, Полина не просыпалась? — нетерпеливо поинтересовался Демьян, отхлебывая обжигающий напиток. Сразу накатила бодрость, будто выпил крепкого кофе.

— Просыпалась, — доложил Свенсен, уважительно косясь на шаманьи баночки, — но не оборачивалась. Медведицей по двору бродит, ваше величество. Как раньше.

— Тайкахе? — тяжело обратился Бермонт к старику.

Шаман, собирающий утварь в свою котомку, укоризненно поцокал языком.

— Говорил же, медвежий сын, — как солнце встанет над головой, вкалывай, не тяни. Зачем пропустил, эй?

— Виноват. Помоги, видящий.

— Эх, медвежий сын, — прокряхтел старик. — И силен ты, и умен, да самонадеянности в тебе слишком много. Но что делать, и на камне есть трещины. Не хмурься, уже помог, не нужны мне твои просьбы, чтобы ей помогать. Как увидел в воде королеву медведицей, сразу поспешил сюда, день на лыжах шел, день на поезде ехал. В замок пришел, посмотрел на нее — здорова, а потом медведь, — он кивнул в сторону Свенсена, — меня сюда привел. Две иглы теперь каждое утро тебе вкалывать, по одной в каждую руку. И, смотри, не пропусти больше ни одного полудня. Если кто из якорей еще пропустит, не вернется она больше, навсегда в шкуре останется.

— Я прослежу за этим, — пообещал Бермонт. — Когда она снова обернется, Тайкахе?

— Может, и сегодня, — сощурился старик. Демьян поднялся на ноги, покачнулся. — Эээ, какой нетерпеливый. — Шаман мягко махнул рукой, в грудь его величества словно теплой ладонью ткнуло, и он сел обратно. — Не спеши, медвежий сын. До полудня еще далеко. Послушай пока, что я увидел. А я тем временем тебя подправлю.

Свенсен замер у двери, но никто его не гнал, а Тайкахе, достав еще скляночки, подошел к королю.

— Сними-ка, — велел, указывая на сорочку, и когда Бермонт снял, сунул склянки ему в ладонь и начал проминать его величество острыми и на диво сильными пальцами, словно выправляя покореженные жилы и недавно сросшиеся ткани. От него пахло жиром, дымом и травами.

— Трижды воскуривал я траву осью, позволяющую будущее увидеть, с духами у столба ледяного танцевал, бубном границы времен пробивал… видел я белого змея обезглавленного с тремя язвами огромными на спине. И тигра золотого — зреет на лапе его нарыв, вот-вот лопнет. И сокола красного — взлететь он пытается, но перебиты у сокола оба крыла и раны на них кровоточащие. Тьма с трех сторон и, если поглотит кого-то из великих, снова в землю Бера придет…

Демьян кивал, не перебивая и стараясь даже не дышать, потому что глаза Тайкахе остекленели, стали неподвижными, и вещал он голосом напевным, гортанным, не прекращая зачерпывать пахнущую жухлой листвой мазь из скляночек и больно вдавливать ее в какие-то точки на теле.

— Трижды кидал я кости тюленьи и вопрос задавал: откроется ли на земле Хозяина лесов еще проход в иной мир? Трижды кости сложились в знак "нет", медвежий сын.

— Точно ли это, Тайкахе? — забывшись, спросил Демьян.

— Эээх, — сердито заморгал и закрякал шаман, выходя из транса. Замер, что-то соображая, и продолжил промазывать едва заметный шрам на груди Бермонта, — мое дело тебе рассказать, а уж тебе решать, что делать дальше. Точно я только то сказать могу, что детей тебе поскорее надо, и побольше, медвежий сын. Может, тогда остепенишься и навстречу смерти с такой ретивостью прыгать не будешь. Хозяин Лесов степенный, обстоятельный, а Бермонты все рискуют, будто вместо твердого камня в крови то ли огонь, то ли ветер… Да и удачлив ты так, словно Инлий у тебя первопредком, сколько раз от смерти уходил…

— Разве ты не слышал истории о молодых годах Михаила Бермонта? — с улыбкой спросил Демьян. — Не скажешь сразу, кто был неистовей, он или Иоанн Рудлог.