КК 9 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 43

Все. И лорд Тротт? Нет, нет. Боги… все погибли. Все.

Мимо папоротника, на котором она сидела, прошел охонг, ворочая большой башкой. Остановился у корней, потоптался. С его спины спрыгнул наемник, встал у ствола и начал справлять нужду. Поднял голову — и Алинка отшатнулась, вжалась в стенки своего убежища, задержав дыхание. Сердце стучало как сумасшедшее. Увидел? Нет?

Но никто не орал "лови ее", не слышно было шагов, и она так и сидела, закостенев от напряжения, напряженно слушая то, что происходит внизу и перекрикивания ловчих.

— Да не один он был, точно. С ним девка была.

— Девка, девка. Там разве разглядишь в потемках? Второй точно был крылатый, а девка или мужик, кто там разберет. Искать надо.

— А если и была, не ушла ли уже за границу? Мы туда попытались сунуться, нас крутить начало, по кругу водить.

— Если ушла, то тха-нор точно скормит нас охонгам. Так что надо искать. Здесь она должна быть. Сам подумай, как ей проскользнуть было? Разве что воздухом, но там с раньяров бы заметили…

Из ее убежища сквозь резные края огромного папоротникового "завитка" была хорошо видна полянка, где настигли Вершу. От его тела отогнали охонгов и сейчас короткими топориками обрубали черные крылья. От чавкающих глухих звуков разрубаемой плоти Алина вздрагивала.

— Перо мне, — заорал снизу, из-под дерева наемник, справлявший нужду. Так громко, что Алинка от испуга дернулась и чуть не свалилась с дерева. — Моя доля. На окихин продам.

"Оких" — ритуал. "Окихин" — ритуальные предметы? Да какая разница. Какая разница.

Накатила слабость, еще немного — и можно потерять сознание. Принцесса потрясла головой, схватила себя за предплечье и с силой ущипнула. Боль отрезвила, и Алина тяжело задышала, снова и снова щипая себя. Не раскисать. Не раскисать.

Охонг со всадником наконец-то отошел от папоротника, побрел дальше по лесу, втыкая в землю лапы-лезвия. Наемник крутил головой, рассматривая кроны папоротников, склонялся, заглядывая под корни, в норы. Мимо Алинкиного укрытия прошел еще один инсектоид, потом еще — охонги явно чуяли ее, беспокоились, но, видимо, не настолько, чтобы привлечь внимание всадников. Принцесса вжималась в стенку "завитка", укутанная им, как коконом. Так много врагов находилось вокруг, и так тщательно они просматривали лес, что возможности проскользнуть мимо не было никакой.

Солнце садилось невозможно медленно, казалось, закат длится уже вечность. А единственная надежда для нее сейчас — темнота. Если ее не обнаружат до наступления темноты, с ночным зрением есть надежда спастись. А лорд Тротт найдет ее. Обязательно. Он должен быть жив. Он обещал.

— Обещал, — прошептала Алина дрогнувшим голосом.

Раздался гул. На поляну, где к останкам Верши снова пустили охонгов, опускался раньяр. Сел, недовольно перебирая передними лапами; в его фасеточных огромных глазах отражался солнечный свет.

Со "стрекозы" сошел человек, и к нему тут же подбежали несколько наемников, кланяясь и что-то говоря. Ох хмурился, отвечал резким голосом — Алина видела его жесткий профиль, недовольно поджатые губы. Затем новоприбывший повернулся, и принцесса замерла. Она узнала его — она видела его, когда выживала в лесу за заливом. Командир ловчих, который огрел плетью подчиненного за невнимательность. Он и сейчас поигрывал ею, слушая наемников, а к поляне один за другим подтягивались их товарищи.

Еще один охонг потоптался вокруг ее дерева и пошел туда, где лежали растерзанные останки Верши. Командир бросил на инсектоида хмурый взгляд. Затем провел взглядом по ее дереву вверх.

Алинка застыла, но он, дернув губами и отвернувшись, направился к раньяру, на ходу отдавая приказы.

Ловчие зашевелились, повели с поляны охонгов. Через несколько минут на ней остался только истерзанный труп последнего защитника принцессы. Раньяра она не видела, но судя по звуку, он с гулом улетал в сторону реки. Солнце должно было вот-вот сесть.

Алина опустила голову, чуть расслабившись. Сил плакать не было. Руки дрожали, губы пересохли. Она потянулась за флягой — пить хотелось ужасно, когда над ее убежищем снова загудело, крона затряслась, а в стенке листа-зародыша, в котором она пряталась, появилась прореха. А затем половину его просто сорвало, оставив Алину на виду у огромной стрекозы. И ее всадника — ухмыляющегося командира ловчих, разматывающего сеть.

Тело все сделало без участия разума — дернулось в сторону, скатилось, слетело с дерева. Алинка, ободрав руки и стесав щеку о кору, оказалась на земле и понеслась прочь, в сторону пульсирующей ей навстречу прохлады.

Через пару десятков шагов на нее откуда-то сбоку выскочил наемник, схватил за крыло — она ударила вторым, вырвалась, покатившись по земле, побежала дальше. Сзади раздалось верещание охонгов, хохот, окрики, и Алина помчалась еще быстрее. Вильнула, еще раз, еще — где-то сбоку пролетела сеть, — снова вильнула, задыхаясь от ужаса. Отпрыгнула от еще одного мужика — но он перехватил ее за талию, и она, как учил лорд Макс, долбанула его затылком в нос, пяткой в голень — но пятка скользнула по сапогу, а наемник, ругаясь, перехватил ее за волосы, тряханул, ударив наотмашь по лицу. Из носа у него хлестала кровь — и Алина, задохнувшись от удара, слепо царапала по его телу.

Рука наткнулась на нож — и она вытащила его и ткнула, не глядя, куда-то вниз.

Наемник заорал, отпустил ее. Нож криво торчал у него из живота, из распахнутой куртки, рукоятью вниз — вошел точно под ребра.

Ловчий рухнул. Алинка, шатаясь, отошла, увидела на своей руке кровь, сглотнула — преследователи окружали ее, настигали — и снова побежала. Защита дышала ей в лицо, манила, звала, умоляла спешить. Должна успеть. Немножко ведь осталось. Должна.

Тридцать первое марта по времени Туры, Лортах, Максимилиан Тротт

Когда солнце почти ушло за горизонт, а небеса из багровых стали фиолетовыми, Макс Тротт был уже сильно ранен и измотан. Но еще держался. Еще двигался в скалах, давших ему небольшое преимущество — его не могли окружить толпой. Он подволакивал ногу, в теле торчало несколько стрел, один глаз ничего не видел, в голове звенело — получил вскользь дубинкой. Но он еще мог сражаться — и сражался, вырезая преследующих его одного за другим.

Вот и сейчас, в очередной раз вырвавшись из окружения и положив трех врагов, он укрылся за теплым камнем, наскоро перевязывая холстиной рассеченое плечо и слушая, что творится поблизости. Враги боялись его и поэтому медлили. Враги не хотели умирать.

Но и он устал и стал ошибаться. И если не умрет от потери крови, рано или поздно пропустит последний удар.

Над ним загудел раньяр — и Макс вяло удивился этому, "стрекозы" неохотно и редко летали в сумерках. И пусть видимость еще не требовала ночного зрения, дело явно клонилось к ночи.

Гул затих, и Макс насторожился. Слишком долго никто не шел в атаку.

А через мгновения раздался зычный крик.

— Эй, Охтор. Ты, говорят, здесь? Зализываешь раны?

Макс усмехнулся, продолжая обматывать руку. Сейчас наверняка под болтовню обходят его со сторон.

— Выходи, колдун. Посмотришь, кого я тебе привел.

Макс замер. Рука вдруг задрожала, в ушах зазвенело сильнее, и сильнее навалились и боль, и усталость.

— Беленькая, сладкая. Сладкие-то девки у вас, правда? Что скажешь, попробовать мне ее сейчас? А пряталась-то как ловко, хорошо, что я перепроверить решил.

Он молчал, напряженно слушая, пытаясь расслышать другой голос.

— Позови его, девка.

Звук удара, от которого Макс дернулся, будто ударили его. Молчание.

— Говори, глупая баба.

Звук удара. Молчание. Свист плети и тонкий, едва слышымый вздох-вскрик.

— Выходи, колдун. Насмерть забью бабу твою.

Вскрик Алины. Ее вскрик. И ругательство с хохотом.

— Укусила, бешеная тварь. Ну надо же. Ах ты… Колдун. Слышишь, колдун? Я сейчас кишки из нее наверчу. Знаешь, что наверчу. Выходи.