Замуж подшофе (СИ) - Акулова Анастасия Сергеевна - Страница 4

И всё же отец долго раздумывал, прежде чем решиться на этот шаг, потому что это означало бы страшный скандал и разрыв всех связей. Во-первых, развод в кругах знати впринципе явление крайне редкое, ибо браки в основном магические, ну и порицаемое. Особенно такое событие ударяло по репутации жены – её презрительно называли “брошенкой” и не звали замуж даже с большим приданым. Отцу пришлось заплатить огромное откупное и лишиться большей части своего благосостояния, но главной проблемой было всё же не это, а мамино происхождение. Она – фаон, потомок рабов. Как и я отчасти.

Когда-то наша страна была колониальной державой, которая со временем распалась на куски, но рабство на территории бывшей империи оказалось живуче. Его отменили совсем недавно по меркам истории – сорок три года назад, за двадцать лет до моего рождения. Естественно, общество не могло так быстро устранить все пережитки многовекового ярма, и слово “фаон” остаётся практически синонимом к слову “грязь”. Фаон могут быть только слугами, но теперь хотя бы получают деньги за свой труд. И тут – такое... Решающим фактором стала беременность мамы, и отец-таки решился на этот шаг. Всю местную знать его решение потрясло до основания. Конечно, он ведь променял “приличную женщину” и сына на грязную фаон!.. Не стесняясь, люди кидались в сторону отца ядовитыми плевками, а маму чуть ли не в открытую называли ведьмой. Бывшая жена картинно рыдала и воздевала руки к небу, а Джонатан возненавидел отца, порвав с ним все контакты сразу по окончанию школы. Но я родилась уже в законном браке, поэтому бастардом, не имеющим право на наследство и титул, меня уже никто назвать не мог. Юридически мы с Джонатаном имеем равные права и на то, и на другое. А вот на практике...

Вообще-то я долго обо всём этом не задумывалась. Что уж говорить, я про само существование брата узнала только когда школу заканчивала. Мне тогда, несмотря ни на что, очень хотелось с ним познакомиться, но все попытки пропадали втуне (он стал дипломатом и почти всегда пребывал за границей), и я бросила это гиблое дело. А так, в целом, до определённого момента наша жизнь была совершенно безоблачной. Я не переживала даже из-за своего мизерного дара, из-за которого надо мной любили издеваться в школе, и лезла из кожи вон только из-за врождённого комплекса отличницы. Аттестат с отличием и поступление в академию мне нужны были не как билеты в лучшее будущее, а для галочки, ведь у меня и так было всё для уверенности в завтрашнем дне. Хотя, конечно, с моим-то даром пришлось ооочень потрудиться, чтобы поступить, но я не особо переживала из-за этого.

А потом всё планомерно покатилось под откос.

После войны, которая наших краёв вроде бы не коснулась, в стране начался неурожай, голод и эпидемии. Цены резко подскочили, и многие предприятия в те годы обанкротились. В том числе и мануфактура, которая обеспечивала доходы моей семье. В отчаянии отец вложил последние средства во что-то явно неблагонадёжное, и прогорел. Постепенно наше поместье оставили все слуги, кроме старенькой Нэн, моей нянюшки, мы распродали всё ценное, даже землю по закладным, и остались нищими, как церковные крысы. В последний год обучения мне пришлось, наступив на горло дворянской гордости, устроиться на работу подавальщицей и посудомойкой, чтобы помогать себе и родителям, хотя это удвоило насмешки в мой адрес со стороны однокурсников. График с учётом учёбы тяжёлый, работа совсем непривычная и порой грязная, что для меня, доморощенной белоручки, поначалу казалось чем-то труднопереносимым, но ничего, привыкла. В какой-то момент даже снова начала надеяться со свойственным мне оптимизмом, что всё будет хорошо, что всё будет как раньше, а потом... потом папа погиб. Его клыками разодрал раненый кабан...

Последующие полгода были худшими в моей жизни. Скорбела и скучала по папе, которого очень любила, пережила предательство Кая... тьфу, то есть эрраРохана, утроившиеся после этого подначки однокурсников, завалы в учёбе и на работе, подготовку к экзаменам, угрозу быть отчисленной... Тогда осталось только два пути: удачно выйти замуж, пользуясь тем, что я всё-таки дворянка с каким-никаким даром, или стать компаньонкой для какой-нибудь госпожи.

С тех пор как одна надменная сволочь основательно проехалась по моим чувствам, я стала смотреть на любовь с долей здоровой... осторожности. Нет, я, увы, не перестала в неё верить, ибо, как и всякая барышня-дворянка, воспитана на любовных романах, которые вгрызаются в сознание похлеще грамотной политической пропаганды, к тому же имела перед глазами пример отца и матери, чьи чувства не угасали с годами. Но меня уже не перетряхивало так от мысли о браке по расчёту, напротив, это начало казаться неплохим выходом из положения, но тут нарисовалась другая проблема. В человеческом обличье.

Я как раз готовилась защищать дипломную работу, когда мама вдруг написала о возвращении Джонатана и его горластой мамочки. Письмо было пронизано беспокойством, между строк прямо сквозила паника, и не напрасно – вскоре нам пришло уведомление из суда.

Тогдая впервые и увидела братца, с которым некогда так мечтала познакомиться. Ему было уже тридцать шесть, так как он старше меня на четырнадцать лет, но он оставался симпатичным, пожалуй даже красивым мужчиной с военной выправкой и лукавым, жёстким взглядом серо-голубых глаз. В его поведении и речи чувствовалась манерность и пафосность, свойственная людям, крутящимся в самых высоких кругах, и на нас он смотрел не просто свысока и с презрением – с ненавистью. Когда я, переполненная страхом и какой-то непонятной ядовитой горечью, впервые поймала его взгляд в зале ожидания, меня пробрало таким холодом, что, казалось, душа замёрзла до самого дна.

- Не надейтесь, аллис, что вам и вашей дочери достанется хоть что-то. Вылетите из поместья без гроша в кармане. Вы заплатите за тот позор, что пришлось пережить моей матери. – тихо, но внушительно, без какой-ибо эмоции на мраморно-равнодушном лице проронил он, намеренно “забыв”, что даже после смерти мужа мама считается женой мелкого дворянина, и к ней следовало бы обращаться “эсстрис”, а не как к замужней прислуге.

Мама не проронила ни слова, поджав губы, только побледнела, явно испугавшись. Скорее даже её реакция, чем слова эрра, вывели меня из оцепенения.

- Впредь попрошу вас либо обращаться к моей маме в соответствии с её статусом, либо промолчать. – гнев придал мне немного неожиданной смелости. – Второе предпочтительнее, умнее кажетесь. Что до остального... У нас с вами равные права наследства, и я не потерплю никаких угроз. Да и звучат они, уж простите, как глупое бахвальство.

Вообще-то я никогда не лезла на рожон, жизнь научила меня, что удобнее (и безопаснее!) быть в тени, и смелостью я не отличаюсь от слова совсем. “Братец” был очень богато одет и явно добился немалого влияния – в присутствии таких людей, прямо излучающих властность, я обычно начинала нервно заикаться, но не когда это касалось моих близких. Вот и в тот раз, гордо выпрямившись, умудрилась даже с вызовом смотреть на оппонента, тогда как сердце нервно пробивало грудную клетку, недвусмысленно вереща что-то вроде “ты что творишь, ненормальная? Только взгляни на его брюлики и ордена. А аура?.. чувствуешь, как давит? Он же тебя, сошку мелкую, одним щелчком...”

Но слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.

Серо-голубые глаза полыхнули недобрым фосфорическим огнём, а тяжёлая магическая аура буквально приплющила меня к земле. Он явно собирался что-то ответить, но тут нас, слава Богу, вызвали в зал суда. Фууух...

Дело обещало быть непростым. По завещанию отца наследницей являюсь я, но издревле повелось так, что женщинам всё отдавалось только в том случае, если больше не было никаких вариантов. Юридически это правило закреплено не было, но ещё никем в нашей стране не нарушалось, а Джонатан к тому же был старшим, сыном “приличной женщины”, в отличие от меня, а ещё офицером и дипломатом, по слухам, входившим в ближайшее окружение кронпринца и претендующим на должность Первого советника в ближайшем будущем. Так что шансов у нас с мамой, несмотря на документы, было мало, но мы обе настроились бороться до конца, ведь у нас ничего не осталось, кроме обветшавшего поместья, титула и приносящих крошечную ренту розданных в аренду земель. Взяв в долг, мама наняла лучшего адвоката, плюс “братцу” приходилось постоянно и надолго отлучаться в столицу, поэтому это всё так затянулось. Почти на полгода.