Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян - Страница 31

— Голой жопой и при болезни, — не могу не возмутиться, сам встаю и его вверх тащу. — Давай в постель, а мне по делам надо скататься.

— Может, в другой раз? — держит за руку, и даже не сразу это замечаю, привык считать его частью себя, перестроиться не могу, хотя уже прошло пара месяцев, как разбежались.

— Извини… это важно.

Герман остался дома, пообещав, что никому не будет открывать дверь и даже к домофону не подойдёт. Сам рванул на подработку, куда ездил вот уже месяц как. Работа непыльная, грузи себе да грузи, неплохо помогает снять стресс физическим трудом, да и какие-никакие заработки для собственных нужд. Часа три меня не было. Обратно рванул, даже не переодевшись, поздно вспомнив, что живу не с ним, уже когда в квартиру ввалился, вот тут меня и притормозило. Гера сидел так же на пуфике в коридоре, правда, одетый, словно и не уходил… стало неловко.

— Яр… — протянув руку на ощупь, ловит за куртку и кривит симпатичную моську. — Ты купил рыбу?..

Согласен, запах очаровательный, самому нравится…

— Нет, — отступаю к выходу, но он вцепился намертво.

— Тогда почему от тебя так… пахнет рыбой?

— Ты только не психуй… я на складе подрабатываю. Достать тебе рыбы по блату?

— Я мясо больше люблю. А ещё, когда мне не врут. И не работают на двух ставках, совмещая работы. Яр?! Какого чёрта ты со мной возишься?!

— Мне не тяжело.

— Не тяжело по утрам стоя в туалет ходить, потому что привычка, а возиться с инвалидом…

— Не смей себя так называть!

— Не ори, — опускает глаза, ухмыляется так безнадёжно. — Ты поэтому спрашивал про зрение? Устал, да? Яр, я не держу…

— Пошёл в жопу, придурок! — рявкаю во всю глотку, он даже вздрагивает, а на шум выскакивает Арчи, порыкивая на меня. — Сам решу, что мне со своей жизнью делать!

— Ярослав…

— Я мыться пошёл. Или провоняю тебе всё. Можно? — Кивает, даже говорить не хочет…

====== Глава ХII ======

Долго моюсь под душем, израсходовав добрую половину геля, уже потом набираю ванну, плеснув пены, и расползаюсь полуживой жижей по её дну, пока вода поднимается по бортам, укрывая облаком пены.

Всю энергию высосал вампирёныш. Ничего не оставил. Разве что… сжимаю пах, надавливая, чтобы унять взбесившиеся гормоны. Спокойно, Ярик, только спокойно, изнасилование ещё никому добра не приносило, хотя я уже близок к нему. Как издеваясь, решая добить, Гера заходит без стука, конечно, все шпингалеты и замки я лично поснимал после его очередного «Я сам», тогда чуть не убился на скользком кафеле, а я два дня потом за руль сесть не мог, руки тряслись, как у паралитика.

Он снова вламывается в моё личное пространство, молча, не издав ни звука, садится рядом, на ощупь отыскивая воду и проверяя температуру, делает похолоднее, глубже ныряя рукой, касается моего плеча… Прицельно смотрю на него, а он словно не хочет замечать, как стремлюсь испепелить его взглядом, ведёт ладонью по предплечью, немного боязливо, задевая большим пальцем дёрнувшийся кадык, ключицы, ниже по груди, находя по памяти каждый рубец, словно выучил их маршрут наизусть… Меня не просто парализует его уверенностью, меня ей разносит на атомы, и я не то что возразить, даже шелохнуться не могу — только чувствовать: беглую осторожную ласку, спускающуюся всё ниже, по напряжённому прессу и поджавшемуся беззащитно низу живота, пока он не упирается внутренней стороной ладони в головку члена.

Тут и говорить бесполезно, и пиздить его бессмысленно, ещё и понравится, намеренно же заводит, чувствует, что на грани, кожей чувствует, и сам весь в мурашках, и волосы на руках дыбом встали, ещё и губа эта закушенная, взгляд полуприкрытый… У меня был выбор?.. Я так не думаю.

Его хватаю за плечи и тащу к себе, прямо в воду, сначала укладывая грудью, а после и всего затаскивая к себе. Вода потоком выплескивается за края ванной и разливается мини- озером по кафелю, но на это настолько плевать, что даже смешно. Геру тяну к губам, врезаясь в него поцелуем. Сминаю на нём мокрую футболку, сгребая в горсть и вверх. Места катастрофически мало, не развернуться и даже не шелохнуться, остатки понимания происходящего к чёрту летят, когда Герман с боем, оставив мне укус на память, забирает инициативу себе, давя любое моё сопротивление, просто хватает в охапку и прижимает собой, не давая сделать и лишнего вздоха. А я давлюсь его напором, принимая его толчками, словно Гер уже во мне, и оргазм моральный наступает раньше физического, меня сворачивает в стоне, а стены ванной эхом возвращают шум обратно, и, как от дефибриллятора, дёргает ещё раз.

Герман, не отпуская моих губ, боясь, что если освободит — я всё испорчу. А я хочу испортить! Хочу его остановить, видя, как ему плохо, как наказывает себя, злится, и в то же время такой… мой. Он знает — я пойму всё, приму и поддержу, поэтому и берёт сейчас всё, что хочет. Меня берёт. Выдернув пробку и спустив воду, приспускает с себя штаны, закинув мои бёдра себе на пояс, пристраивается между ног, как мозгов хватает хотя бы гелем смазать — тут не берусь судить, я бы не смог, уже бы взял, а он торопливо, сам задыхается от передоза, от конкретного недотраха, когда оргазм, как капля кислорода в газовой камере, нужен, растягивает меня, тихо скуля, пока сам не выдерживает…

Его первый толчок брызгами слёз встречаю и не так от боли, как от облегчения. Второй — сильнее, давлением, сжав его так, что кусает меня до крови, вцепившись в плечо, злится. Как же он злится! Размеры ванны не дают воли действиям, он почти не двигается, так, слегка покачивается, стоя на коленях, но этого уже слишком много! Просто чувствовать! Его! В себе!!! Его терпение и отдачу на каждое действие, как растворяется в процессе, как его ведёт и накрывает, и дышит часто, и выдох — стоном, и сам я, скорее всего, уже перепугал или совратил всех соседей своими воплями!

Руками — в плечи, поясница ноет страшно, Герка раскрасневшийся, мокрый насквозь, взяв мой член в руку, отдрачивает без лишней прелюдии, как себе, и выносит обоих разом. Кто заорал так по-блядски — ни один не вспомнит… только следом второй крик, ультразвуком, в две тональности, и резкий порыв свежего воздуха из распахнутой двери…

Первым в себя Гера приходит, он вообще сегодня за главного. Рявкает глухо и повелительно, чтобы все вышли, и тоном таким, даже я бы не ослушался. Послеоргазменную негу сдувает захлопнувшейся дверью, на смену ей приходит усталость и апатия. Самобичеванием мне тоже не разрешает заняться он, тащит вверх, буквально держа на ногах, ведь мои отказывают, и страшно темнеет в глазах. Утыкаюсь лбом в кафель, позволяя мужчине себя вымыть, причём, войдя во вкус, моет везде, даже внутри, и сопротивляться бесполезно, ему это, как оказалось, в кайф. На кухню плетёмся молча, как на каторгу. Герман садится за стол, я бы уже вышел, желательно в окно, но оставить его с НЕЙ не смогу.

Анну впервые за долгое время не узнаю. Она остекленевшим взглядом, полным ужаса, смотрит перед собой, лицо каменно-белое, а губы синие. Словно увидела призрака, или доселе больной рассудок перевернул понимание реальности, может, она на моём месте, или на месте Герки, кого своего видела, я не берусь анализировать её вышедшую из строя психику, но смотреть на неё страшно. Страшно… будет когда она придёт в себя. Когда обрушит свой гнев на Германа. Когда ничего не смогу сделать, не оказавшись рядом! И жить с этим будет страшно! И вообще… смогу ли?.. Герман, понимая, что со мной творится что-то неладное, вертит головой и успокаивается только тогда, когда кладу руку ему на плечо.

— Нам надо поговорить, — обращаюсь к его матери, такой же бледной, как гостья, но со следами скорби и разочарования на уставшем лице, а не ненависти. — Наедине, — все так же ей, все так же холодно, — и не здесь.

— Я мешаю? — усмехается Герман, прекрасно понимая, что сам это разгребать буду, его отодвинув.

— Нет. Просто так надо. Кстати, вашей гостье пора. Это не её дело.

— Анна не виновата…

— Мама, хватит, — просит мой начальник, растирая лоб и виски. — Никто ни в чём не виноват.