Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович - Страница 9

Наворачивали мы баранину с фасолью, причём, если наш сопровождающий пользовался ложкой и собственным ножом, то Мэри уверено управлялась вилкой — вчера за употреблением каши я этого наблюдать не мог. Пусть не письму и счёту, но правилам поведения подружку Софочка обучает. Впрочем, Джон тоже убрал свой матросский инструмент и "обнаружил" столовый ножик среди приборов. Да и вилку в дело пустил вместо пальцев. Насвинячил немного и руки попытался вытереть о штаны, однако Софи ему указала на салфетку. Я чётко видел недоумение на лице опытного моряка, когда он удалял загрязнение со своих просмоленных ладоней белоснежной тканью. Накрахмаленной.

Что? Крахмал ведь из картошки добывают! Кстати, а где она сейчас в этом времени? Знаю, что индейцы трескали её испокон веков, что испанцы с этой культурой знакомы, а в Англию кто-то знаменитый тоже её привозил. Но вот в повседневном обиходе она пока не прижилась — не вижу её на столах ни в каком виде. Надо бы выяснить и подсуетиться, потому что картошка не только питательна, но ещё и от цинги спасает.

Когда мы вернулись к причалам, выгрузка уже завершилась, а команда копошилась в трюме, поднимая щиты настила — пайолы. Под ними были уложены булыжники балласта, которые тоже извлекали, освобождая доступ к обшивке днища. Мы тут же переоделись юнгами и полезли всё это смотреть. Главное в таком деле — не попасть никому под ноги. Ну и фонарь мы взяли из своей каютки, потому что снаружи уже смеркается, а в трюмах вообще окна отсутствуют как класс.

Меня конкретно интересовали способы скрепления деталей корабельного набора — каркаса, на котором держится обшивка. Я эти места придирчиво осматривал, используя в качестве щупа щепочку — просовывал в предполагаемые щели. Софи без вопросов отдала мне полный контроль над телом и только наблюдала. А Мэри подавала то мелок, то уголёк — я делал пометки.

Трюм — довольно просторное помещение, обшитое длинными параллельно расположенными досками, приделанными к шпангоутам — которые идут поперёк. И моему искушённому конструкторскому глазу чётко видна недостача диагональных связей, которые мешали бы этой конструкции изгибаться под действием волн. Не ударов, а когда нос и корма поднимаются, а середина как бы повисает на них. Или наоборот. Препятствуют этому только узлы крепления, которые расшатываются длинными рычагами шпангоутов и стрингеров, а удержанию способствуют сопротивления на изгиб этих самых стрингеров и килевого бруса. Точного сопромата мне здесь не навести, как и достоверного расчёта нагрузок, но чисто по опыту и на глазок не помешают четыре длинных, метров по восемь, укосины сечением примерно сто на сто пятьдесят. На каждом борту. Это для продольной жёсткости. А вот с поперечной всё значительно лучше — кормовой отсек, как я и предполагал, отделён глухой переборкой, которая неплохо выполняет работу ребра жёсткости. Достаточно пришпандорить пару длинных досок наискосок домиком. И еще в паре мест посередине в районе грузового люка нужны короткие косынки между бимсом и вторым сверху стрингером между шпангоутами.

Как же донести эти мысли до окружающих нас взрослых дядечков изнутри маленькой девочки? Тем более, что они постукивают киянками днище по конопаткам, загоняя паклю в обнаруженные щели. И готовят досочки, которые потом пришьют, чтобы вода не пропёрла заделку внутрь.

— Хокинс! — громко окликает корабельного плотника перехватившая управление телом моя маленькая хозяйка. — Вы мне очень нужны.

— Да, мисс Софи!

— Вот в этих местах, помеченных белым треугольником, необходимо высверлить нагели и заменить их железными болтами, — она протолкнула щепочку в щель, демонстрируя первые признаки расшатывания. — В местах, отмеченных черными стрелками, следует, также болтами, закрепить тридцатифутовой длины пиллерсы сечением четыре дюйма на шесть. И вверху, и внизу в стык шпангоута и стрингера…

Про переборки и горловину трюма она тоже доложила конкретно и чётко.

— Надеюсь, вы всё запомнили, Хокинс, — выступил из тени в освещённый круг папенька. — К утру нужно закончить, потому что начнётся погрузка.

— Да, сэр, — ответил плотник, разумеется, капитану.

В центре у кормовой переборки шумно всасывала воду помпа, а мы с Мэри, пользуясь отсутствием части камней балласта, подгоняли к ней воду швабрами. Уровень её был меньше дюйма и постепенно понижался — течь явно уменьшалась.

Четыре двойных удара в колокол — это восемь склянок. Смена вахты. Девочки уже научились определять время по судовой системе отсчёта. Тем более, что здесь, в большом порту, подобного рода сигналы чётко доносятся со всех сторон. И словно точно по часам раздался стук в дверь — кок принёс завтрак в двух котелках.

— Капитан приказал вам по первой склянке быть на пирсе у трапа готовыми убыть к тётушке. За вещами зайдут матросы.

Первая склянка ровно через полчаса после восьмой — в половине девятого. Времени поесть и переодеться вполне достаточно. Девочки ещё не до конца выспались, поэтому немного вялы, но это только несколько минут, а потом дружно заработали ложками, попутно обсуждая платья, которые им следует надеть. Их удаляют с судна и перевозят к сестре отца, живущей здесь в Лондоне замужем за джентльменом. Их дети старше моей хозяйки, хотя их мать младше своего брата.

Вариант одежды был выбран "госпожа и служанка", то есть максимально правдивый и соответствующий ожиданиям окружающих. Сборы не заняли много времени. Потом пришли три матроса. Один унёс пустую посуду, а двое забрали сундук. Кстати, всю палубную команду Софи уже знает по именам, в отличие от меня, не отличающегося памятью на лица и идентификаторы.

Переход на берег по широкому крепкому трапу к ожидающей карете и отцу. Взгляд назад — экипаж стоит на палубе, поглядывая в нашу сторону. Только платочками не машут. Устали, наверное, в трюме под руководством судового плотника. И ещё их больше, чем я думал. Многие десятки, хотя на глаза мне они попадались группами от двух до пяти человек.

— Просили оставить вас на лето, пока мы каботажим, — с усмешкой пояснил папенька. — Говорят, веселее с вами.

— Пусть кота заведут, — буркнула недовольная Сонечка. — А то я в трюме видела крысу.

— Кот сам придёт, если захочет, — откликнулась Мэри. — Их в порту полным-полно.

— Пап! А почему у тебя гафель прикреплен к мачте ниже марса? — озвучила мой вопрос Софьюшка.

Отец внимательно рассмотрел верхушки мачт, почесал затылок, сбив набекрень шляпу, и ответил:

— Потому что сегарсы через салинг не пройдут, — сразу целая куча незнакомых слов.

Мэри отворила дверцу кареты, дождалась, когда господа усядутся, а потом взгромоздилась на место рядом с кучером — она беззастенчиво пользовалась положением прислуги при каждом удобном случае и теперь обозревала окрестности с самого удобного для этого места. Как же завидовала ей моя хозяюшка! Всё-таки дети — ужасно непосредственные существа — маленькое мутноватое стекло в дверце кареты не так-то много позволяло рассмотреть. Странно. Из исторических фильмов я помню, что это окно обычно завешивают шторкой, которую легко отодвинуть. Или это требовалось сценаристам для всяких там разных диалогов? А реквизиторы подчинились? Вообще-то в Англии не так уж редки дожди, так что занавески тут не к месту.

Вот, стоило вспомнить о дожде, как он и начался. Отец стукнул в переднюю стенку и после того, как возница остановил экипаж, затащил Мэри под крышу. Ему пофиг, что она служанка, потому что ребёнок. А на кучере толстый плащ и шляпа с широкими полями — он к любому ливню готов.

Колёса пошли мягче, шелестя по размокающей грязи. Отец извлёк из толстой кожаной папки лист бумаги и карандаш. Изобразил бизань-мачту в профиль, и показал, что парус прикреплен к дереву как бы охватывающими его кольцами, которые выше площадки, к которой прикреплены ванты, подняться не могут.

— Ванты мешают и гику и гафелю чересчур отклоняться вбок, — следуя моей мысли, прощебетала Софи, попросила карандаш и я дорисовал парус косой линией от верха мачты и до конца гафеля.