Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович - Страница 22

Но правила приличия обязывают быть сдержанной, поэтому Софи плавно переводит разговор на вопрос о том, как располагать паруса при ходе в бейдевинд.

Странное дело — мальчишка не "поплыл", потому что ходил на парусной лодке по Гиппингу — здешней речке. Беседа мигом оживилась настолько, что увлекла даже Консуэллку, которая к изучению латыни отнеслась с очень большим неудовольствием — ей куда сильнее нравится играть с мальчиками в кузнице. Так и докатили до самого дома. И хозяйка моя перестала гневаться на глупого мальчишку.

А тут уроки в классе, считай, до конца дня. Потом музыка с матерью, а там и спать пора.

Снова меня постигло привычное уже бедствие — разочарование от достигнутого и постановка неожиданной задачи. Разочарование принесли шестерни. Их сделали две — бронзовую и чугунную. Насадили на оси, свели в зацепление и давай крутить. Без нагрузки просто замечательно всё шло. Можно сказать, мягко — трущиеся поверхности соприкасались в предписанных теорией шести точках. Сначала поскрипывали, но быстро притёрлись. А тут я еще нефтью смазал, той, из которой выгнаны бензин с керосином — совсем хорошо стало. И было так, пока не подали нагрузку — стали, наматывая на ось верёвку, поднимать и опускать мешок с песком. Оно поначалу-то вроде легко получалось, но вскоре принялись крошиться зубья. Чего-то подобного и следовало ожидать от чугуна, однако разрушался не столько он, сколько бронза.

Для чистоты эксперимента изготовили две новеньких бронзовых шестерни — та же история. И что с этим делать? Я просто растерялся — мотор без шестерёнок у меня не выйдет. Да тут ещё Сонька со своей мачтой зудит и зудит. А где мне здесь с этой махиной упражняться? Я на работы с длинномером ничего не готовил, как и вообще на кораблестроение. У меня в планах только лодки. Лет через несколько, когда ребятишки подрастут да подучатся математике и физике. Пока у нас всё-таки немного чересчур детский сад.

Софочке мои переживания по барабану. Ей мачту подавай. И, поскольку постоянно находится в курсе моих терзаний, действует решительно и напористо:

— Мам! А где тут поблизости можно построить мачту для папиного флейта?

Маменька в курсе и укрепления трюма, после которого перестала открываться течь, и истории создания якоря и цепи к нему, а уж тушёнку она и сама готовила, и пробовала, так что к неожиданным вопросам дочери относится просто чудо, как внимательно.

— Бетти! Вели седлать по-мужски. И Мэри возьмём с собой на прогулку до Ипсвича, — как раз завершается господский завтрак, так что все задействованные лица в сборе. И мы этим утром опять не попадаем в кузницу. А потом будут уроки, которые мне вести.

— Да, Бетти! Если мы не успеем вернуться к началу занятий в школе, передай Чарли, чтобы занял мальчиков изготовлением якорной цепи, — вот так! Хозяйка — дама предусмотрительная. Хотя, какая дама? Ей ещё несколько лет до тридцатника — совсем соплячка.

"Вот только так про маму не думай", — буквально топает мне прямо по мозгам Сонька.

"Ладно-ладно, молчу-молчу".

Мигом домчались до городка, пролетели вдоль берега, миновали место, где русло расширяется в эстуарий, и перед нами раскинулся залив, на берегах которого строили несколько разнокалиберных судёнышек. Вроде как верфь, но мелкотравчатая. Тут и пара домишек, и сараи, и навесы. Кузница позвякивает неподалеку — типа промзоны.

Лошадок привязали к заборчику. Мы с Мэри сначала спешились, а маменька прямо из седла перекинула поводья через голову кобылы, перегнулась немного, да и оформила узел вокруг перекладины.

Я скорее под навес. Думал, тут доски сложены. Ан нет — брёвна. А распускают их на доски продольной пилой, которую дёргают с одной стороны вверх, а с другой вниз, как в каком-то старинном фильме про Петра Первого. Пила эта длинная, толстая, зубастая, пропил ведёт такой ширины, что, наверное, сонькин мизинец войдёт.

А тут и корабельный мастер подкатил, представился, поинтересовался, чем может быть полезен. Маменька тоже отрекомендовалась и нас с Мэри назвала. Попросила показать всё тут и на вопросы ответить.

Оказалось это место доком, где корабли строят с незапамятных времён. При отливе тут уровень воды снижается футов на двадцать, отчего обнажается дно по краям залива. Проход сюда из Оруэлла узкий. К тому же давным давно его снабдили воротами, которые перекрывают, чтобы обнажившееся дно не затопило. Тут и строят суда, которые потом, уже готовые, сами всплывают, когда воду в док снова запустят. А вот осушить весь залив немыслимо — он для этого чересчур велик. Отсюда и ограничение по глубине. Для старинных то кораблей и этого было достаточно, зато нынче, когда строят громадины футов по двести в длину, природные достоинства этого сооружения значения не имеют. Даже наоборот — большое судно, бывает, по году строят — если всё это время держать воду на низком уровне, не открывая ворот, то больше ничего на воду не спустишь… Мастер с обидой в голосе объяснял нам, как всё когда-то было прекрасно, и насколько хуже обстоят дела нынче потому, что Гарвич расположен ближе к выходу в море, отчего крупные корабли строят сейчас там и спускают в воду на катках. Софи и Мэри это было ужасно интересно, да и маменька выглядела одухотворённой, а вот мне нужно было увидеть мачту настоящего крупного судна, чтобы обмерить и прикинуть, видя натуру, а не вспоминая то, на что раньше особого внимания не обращал.

— А далеко отсюда до этого Гарвича? — Сонька наконец-то удосужилась спросить о деле, а то всё щебетала о пустяках.

— Рукой подать, — вздохнул мастер, — если лодкой идти. А верхом в объезд два дня скакать.

Лодку мы нашли без труда. С парусом, разумеется. Но путь на ней до вожделенного Гарвича оказался не таким уж близким — с полдня где-то плыли мы вниз по всё тому же Оруэллу мимо берегов, на которых деревья теряли жёлтую листву. Иногда видели стада овец, или любовались каменистыми выходами. Вообще-то путь наш пролегал через эстуарий, достаточно широкий, так что двигались мимо не берегов, а берега, потому что второй был далековато. Я уже ждал появления впереди открытого моря, когда лодочник взял вправо. А едва мы обогнули мыс, увидели несколько крупных кораблей, лежащих на берегу в разной степени достроенности. Да и на воде покоились корпуса, на которых продолжались работы. Вот тут совсем другое дело. Не берусь уверенно классифицировать увиденное, но размерами кое-что было подходящего размера и даже имело мачты.[11]

— Давно из Парижа, мадам? — обратился к маме благородно одетый джентльмен, едва мы сошли на берег прямо посреди верфи. Обратился он по-английски.

— Полагаете, что только француженки могут позволить себе носить мужское платье? — вопросом на вопрос ответила леди Корн.

— Мы живём в свободной стране и можем носить всё, что нам удобно, — застав свою хозяйку врасплох, успел ввинтиться я.

— Что угодно высокородному господину? — почуяв начинающийся скандал, Мэри немедленно перевоплотилась в служанку, что колоссально противоречило её одежде — дорогой и со вкусом отделанной.

— Баронет! — воскликнул ещё один роскошно одетый мужчина, подошедший справа. — Представьте меня вашим прелестным гостьям, — тут вот какая закавыка. Попа у нашей мамы на фоне высокого роста, не выдаёт в ней рожавшую женщину. То есть, наверно, она шире, чем была в девичестве, но сейчас выглядит далеко не выдающейся, а пропорциональной и аккуратной. И брюки этого не скрывают. Даже подчёркивают.

— Эм! — замялся баронет.

— Миссис Корн, — прямо по-мужски представилась мама, нарушая все принятые в обществе правила. — Это моя дочь, — кивок на Софочку, — и крестница, — кивок в сторону Мэри. — Извольте препроводить нас, — новый взгляд на Софи, из которой я указал в сторону заинтересовавшего меня корабля, — вот к тому галеону и дать разъяснения.