Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович - Страница 16

Вообще-то мы с Софочкой не первый раз вот так раздваиваем действия. Разум у каждого работает независимо. Бывало даже — писали двумя руками каждый своё. Ещё бы научиться глаза на разные объекты направлять — получилось бы настоящее "два в одном" или косплей хамелеона. Зато обычные дела делаем, будто обе руки правые. Вот сейчас орудуем вилкой и ножиком так, что любо-дорого. Ловкость, для семилетнего ребёнка просто-таки невероятная.

— Папа! А вот этот ром, который ты привёз, он чей? — интересуется моя маленькая хозяйка. Конечно, подслушала мысли и скорее ринулась за разъяснениями.

— Мой. С Рио-Кобре. Это на Ямайке, чуть выше Спаниш-Тауна.

Просто чувствую, как распахиваются наши с Софочкой глаза:

— В самом рассаднике пиратства? У них же там сейчас… Гнездо, — подсказываю я. И продолжаю: — Благородным джентльменам удачи очень нравится ром. А ещё им нужны порох и ядра.

— Ты очень понятливая, — кивает папа. — Спрашивай. Видно ведь, что тебе невтерпёж.

— Ром ваш. Но не у пиратов же вы его покупаете?!

— Совсем наоборот. Это они покупают его у меня. Вернее, содержатели кабаков Порт-Рояла. Делают же его милях в двадцати вверх по реке в поместье, которое раньше принадлежало родителям твоей мамы, а после Мадридского договора стало моим.

— И что случилось с моими бабушкой и дедушкой? — не отвязывалась дочурка.

— Они благословили наш с твоей мамой союз и остались жить, где жили, управляя всеми делами и контролируя расходы. Тот факт, что владею землёй и всем, что по ней бегает, я — их нисколько не заботит.

— А почему вы с мамой безбожники?

— Как-то раз она шепнула мне, что все люди рождаются, не веруя в Создателя. И попросила самому подумать, что из этого следует.

— То есть я тоже родилась неверующей? — на этот раз глаза распахнула Мэри. — А потом меня убедили…

— Не огорчайся, — положил я софочкину руку на плечо подружки. — Ты не хочешь огорчать папу с мамой и ведёшь себя, как верующая. Я тоже не хочу огорчать папу с мамой и веду себя, как неверующая. А что там мы сами про себя об этом думаем — об этом никто не узнает. Главное — не попадаться.

Как-то душевно нам сиделось в кабаке, куда привела нас Мэри. Папа рассказывал обо всяких морских происшествиях, причем все они проводили к нехорошему финалу. Кажется, он просёк стремление подружек к мореплаванию и предпринимал серьёзные усилия, чтобы убедить их не лезть в мужское дело. И через раз в его повествованиях причиной катастрофы становился или обломавшийся у якоря рог, или оборвавшийся якорный канат. Как-то обычно эти с виду мощные веревочные тросы перетирались обо что-нибудь. Клюз, например. То есть, ту прорезь, через которую выставляются из борта. Но и об дно они тоже перетирались, что особенно неприятно, потому что обнаружению этот процесс не поддаётся, и своевременно принять меры не получается.

А еще в не слишком глубоководных гаванях свободные рога якорей, торчащие из грунта, неплохо играли роль рифов, проламывая днища кораблей. Размах-то у них ого-го!

Софочка вместе с Мэри охали и даже вскрикивали в самых впечатляющих местах, а я "срисовывал" фактическую компоненту из этих красочных повествований и напряжённо размышлял — вякать мне было некогда. Правильный якорь вспомнился мгновенно. Не знаю, как этот конструктив правильно называется, но на моторке, которую я использовал для выездов на рыбалку, такой имелся. Две лапы двузубой вилки без рукоятки качались вверх или вниз, потому что являлись единым целым. Между ними проходил тот самый шток, к концу которого крепится канат. Относительно него, если расположить его горизонтально, эти лапы поворачивались градусов на тридцать-сорок вверх или вниз. Если тянуть это по грунту, то вниз, потому что там ещё рёбра были на обойме в районе шарнира, которые, цепляясь за этот самый грунт, направляли рога вниз, где те работали на манер плуга. Но развернуться назад более чем на заданный угол рогам якоря не позволяла конструкция самой обоймы — её края утыкались в шток как раз на этих предельных углах.

Однако, нагрузка на металл выходит неслабая! Софочка, слушая отца, жестом потребовала у Мэри из сумочки бумагу и карандаш, которые положила у нас перед правой рукой, где я и принялся набрасывать эскиз — старые навыки никуда не девались, отчего зародыш чертежа получился внятным.

— Сломается, — буркнул отец, скосив взгляд на художество дочки.

— Из орудийной бронзы? — ехидно покосилась на него малышка.

— Отлить? — уточнил шкипер.

— А потом собрать.

— Покупайте всё, что нужно, забирайте нефть, сколько продадут, заказывайте три сотни стеклянных банок и возвращайтесь домой. Мне это ещё вчера было нужно.

— Пап! Тут отливки с трёхфунтовку весом, — жалобно протянула Софочка. Она из моих соображений уловила, что на этот раз речь идёт о вещах монументальных, по сравнению с которыми наши чугунные валки совершенно не смотрятся.

— То есть, отливать нужно там, где делают пушки, — кивнул своим мыслям отец. — Ладно. Дело к вечеру, а утро вечера мудреней. Марш на корабль! Джон! — повернулся он к нашему пестуну. — Леди должны приступить к отдыху как можно скорее, чтобы утром были свежи и полны сил. Хокинсу передай, что может осматривать трюм, как только судно перейдёт на рейд. С фрахтом нынче как-то неважно — цены смешные, а предложения категорически неудобные. Так что половину команды можно отпустить на берег на два дня.

— Мисс Коллинз! — повернулся он к Мэри. — Надеюсь, вы похлопочете об удобном номере для моряка с дочерью и служанки.

— Эм, сэр! А разве мы с Софи будем ночевать не на корабле? Вы ведь это приказали Джону! — удивилась наша подружка.

— Действительно, — нахмурился папенька. Его взгляд так и остался прикован к эскизу. — Мэри! Возьми, наконец себя в руки и реши этот вопрос, не озадачивая хозяев!

— Да, сэр, — покладисто согласилась служанка и сделала Джону сигнал следовать на выход, вслед за чем испарилась с ним на пару.

Как только мы остались вдвоём, отец слегка расслабился лицом и сказал:

— Вот не знаю, радоваться или пугаться. Если бы верил в божественное, сказал бы, что тебя поцеловал ангел.

Сонька, конечно, расчувствовалась, а меня занимали более существенные вопросы — цепь. Я их перевидал много самых разных, отчего прекрасно знаю — рвутся они всегда по месту сварки. Если сварка качественная, то не рвутся, кроме случаев когда нагрузка запредельная. Но тогда уже и не разберёшь, где что лопнуло, потому что всё разлетается в хлам. Ещё бывают клёпаные цепи. У них те же недостатки, что и у сварных. Просто работать с такими проще. В смысле расцепить или сцепить.

Так вот — нынешняя сварка называется кузнечной — то есть разогретые части сковывают между собой ударами. Как-то не вызывает этот приём доверия, тем более — ума не приложу как проверить прочность соединения. Зато отлично помню цепочки от унитаза — вот уж что никогда не рвалось! Могло отлететь от рычага или от рукоятки, если сборка была проведена без мозгов, но обрыва на самой длине этой цепи я не припоминаю. Потому что металл в ней был сплошной. Пластина с двумя проушинами на окончаниях проходила сквозь две сложенные вместе проушины до середины, сгибалась так чтобы её проушины сложились — и то же самое повторялось со следующим звеном. Чтобы такое разорвать необходимо усилие, разрывающее сплошной металл.

В случае с удержанием на якоре корабля требовалось просто выбрать достаточно толстый лист, из которого и наштамповать звеньев. Хотя речь пойдет о не самой тонкой полосе. И я не готов к тому, чтобы использовать для прорубания ушей холодную штамповку. Однако, в кузнице мистера Смита всё возможно с небольшими поправками молотком после достаточного разогрева заготовки.

Вот такого задумавшегося меня и перенесла Софи в своей черепушке прямиком на папенькин кораблик — Мэри с Джоном решили, что там нам будет удобней.