Дружба, скрепленная кровью
(Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октяб - Юн-нянь Лю "Редактор" - Страница 11

— Ах ты, обезьяна[3], только попал в горы — сразу преобразился!

Я поддержал его:

— Обезьяна завоевывает горы и становится царем, развертывает знамена и добивается побед[4]. Наш партизанский отряд будет иметь успех! — Шутка внесла оживление в нашу компанию.

На другой день мы продолжали наш путь к сопкам. В лесу лежал глубокий снег. Ориентироваться в горах было трудно. Длинный Лян и Хоу Чжань-шань прежде часто бывали в этих местах, и они шли впереди, указывая нам дорогу. В полдень мы набрели на омшаник, в котором была печка и простенькая посуда для приготовления пищи. Здесь и остановились.

Поднялась метель, стало холодно. Мы целыми днями сидели в омшанике, почти не выходя из него. Так прошло несколько дней. Однажды вечером длинный Лян, насупившись, сказал:

— И чего мы отсиживаемся, разве для этого собрались вместе? А что сейчас делается в городе? Ведь там восстание, а мы сидим здесь. Разве это участие в революции?

Щербатый Ван поддержал его:

— Я тоже так думаю! Но ведь мы здесь временно. Как только восстание в городе начнется, спустимся с гор и примемся за дело.

Я видел, что Ляну не сидится на месте, и сказал ему:

— Потерпи немного. Утихнет метель, кто-нибудь сходит в деревню, узнает новости, закупит продукты. В омшанике места мало, скучно. Можно выйти поохотиться, потренироваться в стрельбе, чтобы потом лучше бить врагов. А если убьешь зверя, товарищей накормишь.

Наконец метель немного утихла. Я, Ван и Лян спустились с сопки и направились в ближайшую деревню. Там мы узнали, что в городе произошло восстание. Белогвардейцы всюду хватают и убивают большевиков, уже сожгли несколько деревень. В этой деревне создается партизанский отряд. Некоторые китайские рабочие, знакомые Вана и Ляна, узнав, что мы уже создали партизанский отряд, попросили принять их. Мы пообещали зайти дня через два и наказали им запастись оружием. Вернувшись в омшаник, мы рассказали обо всем Хоу Чжань-щаню и Чжану; те очень обрадовались.

На другой день мы покинули омшаник и побывали в двух деревнях, призывая желающих вступать в наш отряд. К нам присоединилось одиннадцать человек. Все были китайцы, они горели желанием бороться с врагом. Так мы расширяли наши ряды, собирали силы для сражений.

После восстания в Хабаровске наш отряд действовал в деревнях, расположенных в районе горы Лысой. Мы тревожили белогвардейцев, засевших в населенных пунктах, и устраивали засады на дорогах. Укрывшись по два — три человека за деревьями или в складках гор, выжидали появления небольших групп противника, подпускали на выстрел берданки и открывали огонь. Уничтожали одного-двух, остальные в панике разбегались. Таким путем добывали себе винтовки. Оружие у нас стало лучше, люди — храбрее.

Однажды мы узнали, что в одном населенном пункте разместились колчаковцы. В холодную ветреную ночь мы с Ваном повели отряд на эту деревню. Несколькими выстрелами сняли дозор противника на сопке, рассредоточились по гребню, укрылись и стали ждать подхода белогвардейцев, чтобы нанести внезапный удар. Но колчаковцы струсили и не пошли в сопки, а спрятались в укреплениях около деревни, откуда повели по горам беспорядочный огонь. Мы поняли, что противника не удастся заманить в ловушку, и отошли.

В нашем отряде все дела мы решали сообща. Все партизаны были китайцами, поэтому, когда мы заходили в деревню и встречали китайцев, они просили нас принять их в отряд. Скоро он вырос до 36 человек.

В апреле 1918 года во Владивостоке, по сговору с белогвардейцами, высадились японские войска. Они захватили транссибирскую магистраль и некоторые города, расположенные на ней. Японцы всюду сеяли огонь и смерть, нападали на красные партизанские отряды. Скоро и до нас дошли слухи о японцах. Наши партизаны были возмущены наглым вмешательством японских империалистов в дела русской революции. Китайцы на Северо-Востоке уже испытали на себе японский гнет[5]. А теперь они пришли сюда снова угнетать и обманывать нас. Мы должны дать им отпор.

Долго не было подходящего случая сразиться с японскими захватчиками. Наконец в сентябре нам стало известно, что японцы в одну из деревень намерены выслать карательную экспедицию. Мы немедленно посовещались и решили выбрать место, вырыть там рвы и похоронить в них карателей.

Я, Ван, Лян и Хоу осмотрели теснину около большой дороги и нашли подходящее место. Недалеко от дороги возвышались две сопки, поросшие лесом. Между ними была ровная площадка, которая заканчивалась холмом; за холмом протекала неширокая речка, уже покрывшаяся тонким льдом. Партизаны рассредоточились на лесных опушках этих сопок. Ждать пришлось несколько дней. И вот, наконец, после полудня показался отряд японской кавалерии численностью до пятидесяти человек. Мы выслали вперед двух партизан, которые, дав по два выстрела за холмом, побежали в сопки. Японцы бросились за партизанами. Когда вражеские солдаты стали взбираться на холм, мы с флангов открыли по ним ураганный огонь, затем бросились в атаку. Много карателей было убито и ранено, остальные попрыгали в реку. Японский отряд был полностью уничтожен, мы захватили более со. рока винтовок.

Вскоре мы узнали, что через деревню, расположенную перед нами, должны проходить подразделения белого атамана Калмыкова. Нельзя было упускать такой «лакомый кусок». Мы разбились на две группы и засели на сопках по обеим сторонам дороги. Одной группой командовал я, другой — Ван. Едва мы расположились на сопках и еще не замаскировались, как показались конники противника. Их было человек шестьдесят. Мы дали залп и убили больше десятка белобандитов, остальные, спасая свои шкуры, бросились бежать.

После этого боя мы по-прежнему находились в районе горы Лысой, но в течение нескольких месяцев не сталкивались ни с белогвардейцами, ни с японцами. Боевой дух партизан упал. Некоторые, переправившись через реку, ушли в Китай. Видя такое положение, мы с Ваном решили увести отряд в деревню Нелугово Амурской области. Это решение основывалось на нашем хорошем знакомстве с теми местами и многими людьми. Когда мы высказали свои соображения партизанам, они предложили мне и Вану отправиться туда и установить связь с местными жителями. Тогда мы не знали, что навсегда расстаемся со своим партизанским отрядом.

Темной ночью на маленькой лодке переправились мы через Амур, северо-восточнее Хабаровска, и на одной из станций пристроились на товарный поезд, так как у нас не было денег на билет. Кочегар, которому мы рассказали о своих делах, посадил нас вместе с грузчиками. При подходе к небольшой станции машинист замедлил ход, мы спрыгнули с поезда и направились в деревню Нелугово.

В Нелугово мы прожили несколько дней и за это время узнали, что в соседней деревне Ивановке находится партизанский отряд численностью более ста человек, возглавляемый бывшим командиром роты в первую мировую войну Василием.

Василий имел богатый военный опыт. Мы взяли у знакомых охотничьи ружья и пошли к нему. На третий день вечером, после того как мы присоединились к отряду, он двинулся в северо-западном направлении бить японских захватчиков. Идти было трудно, дорогу занесло снегом.

Когда отряд отошел от Ивановки километров на пятнадцать, с правого фланга из-за холма внезапно появилась большая группа противника. Партизаны не успели развернуться и попали под ожесточенный огонь. Мы с Ваном находились в это время позади отряда. Услышав стрельбу, мы сразу же укрылись в придорожной канаве. Я видел, как падали товарищи, скошенные пулями. Некоторые укрылись в копнах сена. Когда противник перешел в атаку, я пополз по канаве на юго-восток. Прополз, наверное, более километра, совсем выбился из сил, остановился и вытер рукавом пот. Обернувшись назад, я увидел, что там, озаряя небо, полыхает огонь. Он окружал копны, где укрылись товарищи. От такого зрелища стало невыносимо тяжело на душе. Продвинувшись еще немного вперед, я оказался в низине. В это время меня догнал Ван, он шепнул: