Пленник королевы фей (СИ) - Романова Галина Владимировна - Страница 39

Пришла очередь Мэбилон отступать. Но она еще не сдалась. Наоборот, ей стало интересно. Он сопротивляется. Он не пал легкой добычей. Это было так… волнующе. Это зажигало в ней азарт. Он причинил ей боль, и это неожиданно понравилось.

— Но чем тебя так привлекает твой мир? Скажи? Быть может, тебе недостает привычных мест? Что ты желаешь видеть? Свой дом? Те вещи, что тебя когда-то окружали? Скажи — и это вмиг сюда перенесется!

Она взмахнула рукой — и часть комнаты изменила вид. Одна стена вдруг стала стеной в его собственной комнате Бартон-холла. Он увидел стеллаж с книгами, кресло, пюпитр для письма и чтения, портьеру, занавешивающую дверь в соседнюю комнату. Все было реально. Роланд знал, что может подойти и взять с полки любую книгу и прочесть. Знал, что сядет в кресло. Знал, что может поправить или перевесить на другое место небольшую акварель, написанную сестрой…

Вот только дверь, наполовину скрытая портьерой, так никогда и не откроется. И старый слуга не переступит порога со словами: «Мастер Роланд, кушать подано! Вас ожидают в малой столовой!» А как много бы он дал за то, чтобы услышать хотя бы эти простые слова!

— Ваше величество, я не сомневаюсь в вашем могуществе, но это все не то.

— Тебе не нравится эта комната? Тогда, быть может, это?

Новый взмах руки. «Это» оказалось каютой капитана на корабле «Король Эдуард», где Роланд служил старшим помощником. Но вещи почему-то были другие. Присмотревшись, он понял, что это его каюта, что это он капитан «Короля Георга». А ведь, если бы не это похищение, так действительно могло бы быть. Роланд услышал крики чаек, голоса матросов, скрип дерева, шум моря, его неповторимый запах…

— Нет.

— Я опять не угадала? — в голосе Мэбилон слышалось искреннее огорчение. — Тогда скажи — я все исполню. Все для тебя! Я так тебя люблю…Готова я на все…

— В таком случае, ваше величество, я еще раз прошу отпустить меня. Любовь не покупается ни золотом, ни развлечениями, ни, — он невольно отвел взгляд от ее груди, — самым прекрасным женским телом. Вы говорите, что любите меня, но я вас не люблю и полюбить не смогу никогда.

— Но почему? Что тебе мешает? Я красива, молода, могущественна. И могу тебя могуществом и властью наделить. И это недостаточно?

— Как вы не понимаете? Мы — разные. Вы из другого мира. Вы для меня чужая. Я не стану вашим мужем. Целуя вас, я буду вечно вспоминать тех людей, которые остались там, дома. Я не сумею их забыть. Я беспокоюсь о них…

— И только-то? — Мэбилон ощутила одновременно облегчение и разочарование. А она-то уж себе навоображала… — Ты думаешь о тех, кого оставил с прошлой жизни? Ты помнишь и страдаешь в одиночестве? Томишься и не знаешь, как они живут? Но если ты увидишь хоть одним глазком тех, кто по-прежнему мечтает о тебе, если ты сможешь убедиться сам, что все они здоровы, живы, счастливы — тогда твое исчезнет беспокойство?

Из ее монолога Роланд уловил лишь несколько слов. Он сможет увидеть родных \и друзей?

— Да, да, — закивала Мэбилон. — Увидеть! Сей же час! Что скажешь?

— Я скажу, — он осекся, пытаясь облечь в слова чувство тоски и облегчения. — Я скажу, что нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность, ваше величество. Вы сами не представляете, какой это для меня бесценный дар — увидеть своих любимых.

Королева одарила его улыбкой и протянула руку. Их пальцы соприкоснулись, и они рука об руку направились — но не к выходу, а в другую сторону.

Окон в замке не было. Роланд так привык к этому, что уже не удивлялся, и лишь иногда по привычке, попадая вместе со своей провожатой в новую комнату или галерею, искал глазами подоконники. Мэбилон подвела его к стене, прикоснулась ладонью к покрывавшему ее рисунку, кончиками пальцев повторяя контуры — и лозы поползли в разные стороны, а открывшаяся ровная поверхность потемнела, превращаясь в стекло. Затаив дыхание, Роланд всмотрелся в темноту. Мрак постепенно рассеялся. Проступили очертания комнаты, фигуры людей…

Эдмунд Грей скакал по раскисшей осенней дороге. Пять месяцев не был он в этих краях, пять долгих месяцев. Было Средиземное море, плавание вдоль берегов Африки с заходом в колонии, несколько коротких писем, отправленных во время стоянок в портах — наспех нацарапанные записки о том, что жив-здоров. Лишь с осенними холодными ветрами и штормами повернули к берегам Англии. Еле удалось выпросить короткий отпуск. В родную Шотландию он отправил длинное письмо, клятвенно обещая приехать на следующий год, а сам поскакал в Йоркшир. Маленький городок Фейритон. Поместье Хемптон-холл. Интересно, дошло ли его последнее письмо, отправленное в день прибытия? Она ему не писала. Вернее, несколько ее длинных писем, оставшихся без ответа, лежали нераспечатанными у квартирной хозяйки — он снимал в Портсмуте комнату у одной почтенной вдовы. Примчавшись, наскоро пробежал глазами строчки, написанные быстрым мелким, как песчинки, почерком и тут же решил, что в Шотландию не поедет. Вместо него на север полетело длинное немного путаное письмо, из которого любой поймет, что встрече с матерью Эдмунд Грей предпочел короткое свидание с девушкой. Отправив ей письмо, в котором даже не просил встречи, а просто сообщал, что спешит приехать ненадолго, он сорвался в дорогу, едва закончив свои дела. Не прихватив с собой много вещей, не тратя времени на почтовый дилижанс, верхом, меняя лошадей.

И вот он, Хемптон-холл. Он прибыл после обеда и, спешиваясь у крыльца, Эдмунд заранее приготовился к отказу. Да, сейчас поздняя осень, но что мешает леди Сьюзен покинуть старый замок и отправиться куда-нибудь на поиски развлечений? Скоро начнется Сезон в Лондоне, она может быть там. Ведь Эдмунд только написал о приезде и не стал ждать ответа. Он слишком торопился, чтобы быть осмотрительным. И теперь с опозданием приготовился к вежливому отказу.

Но случилось чудо — Сьюзен Хемптон оказалась дома.

Она сидела у камина и что-то вышивала. Ее тетушка подремывала в креслах, а молоденькая компаньонка, девушка лет шестнадцати, вслух читала какую-то книгу. Когда Эдмунд вошел в сопровождении лакея, чтица так разволновалась, что, вскочив, уронила книгу и тут же отпрыгнула в сторону, словно дикая козочка.

Но Эдмунд не обратил на испуганную пигалицу никакого внимания. Сьюзен Хемптон поднялась тоже и стояла у рамы, с улыбкой глядя на него.

— Вы… леди Хемптон, вы, — он настолько не ожидал, что все будет так легко и быстро, что немного растерялся. — Вы получили мое письмо?

— Вчера, — кивнула девушка. — И не думали, что вы явитесь сразу вслед за ним. Вы свалились, как снег на голову.

— Если вы считаете меня легкомысленным, я тотчас же уеду, — насупился Эдмунд. Вот уж чего он не понимал, так это насмешек.

— Нет-нет! Не надо! — Сьюзен быстро шагнула к нему. — Не уезжайте. Я… так рада вас видеть.

— Правда?

— Да. И если вы никуда не торопитесь, мы будем рады принять вас у себя дома на несколько дней.

— Я выпросил отпуск только на две недели. Десятого ноября мне надо быть на месте…

— Уже десятого? — Сьюзен переменилась в лице. — Но ведь это значит, что… что у вас всего неделя! Так мало!

Ее огорчение и потухший взгляд сказали Эдмунду больше, чем любые слова. Не обращая внимания на постепенно краснеющую от смущения компаньонку, на старую мисс Хемптон, которая очнулась от дремоты и села прямее, готовая приветствовать гостя, он подошел к Сьюзен и поклонился девушке:

— Но все эти дни, сколько их не отмерила судьба, я готов провести у ваших ног.

Девушка только тихо ахнула.

И он действительно был подле весь вечер. За обедом они сидели друг напротив друга, и Эдмунду приходилось поддерживать беседу с ее отцом и тетушкой, по мере сил развлекая обоих. Но взгляды, которыми обменивались он и Сьюзен, сполна компенсировали его вынужденное невнимание. Он рассказывал о море, о городах Греции и Италии, где довелось побывать, о Марселе, куда они чуть было не зашли, о Египте, о Ливии, мимо чьих берегов они плыли, опасаясь нападения французов, о Канарских островах, о шторме, который им пришлось пережидать близ берегов Испании. Рассказывал все, что некогда было описывать в коротких письмах — ведь, кроме Хемптон-холла, он отправлял корреспонденцию и своим домашним, матери и отцу и времени на длинные обстоятельные письма просто порой не бывало. Слушая его, Сьюзен только ахала и вздыхала, мечтая о том, чтобы увидеть хоть что-то из описываемых им чудес собственными глазами. Как она завидовала путешественникам! Париж, Неаполь, Рим, Афины, Каир… Какой волшебной музыкой звучали для нее эти слова. А загадочная Вест-Индия! К сожалению, отец не выказывал желания путешествовать и с явной неохотой отпускал единственную дочь куда-то дальше Лондона и Бата.