Пленник королевы фей (СИ) - Романова Галина Владимировна - Страница 22

— Я вас понимаю, — кивнул сэр Чарльз. — Мы в Фейритоне как-то привычнее относимся к подобным вещам. Тем более, что предыдущим избранником был Джошуа Хемптон, мой дальний родственник. Мы справимся. Что же до писем, то, думаю, преподобный отец Томас справится. И я тоже помогу всем, что в моих силах.

— Благодарю вас, сэр. Я же со своей стороны заявляю, что постараюсь недолго обременять вас своим присутствием…

— О, нет, только не это! — Сьюзен крепко вцепилась ему в руку. — Прошу вас, не торопитесь уехать! Задержитесь! Я только что почти потеряла кузена, мне не хотелось бы потерять еще и…

Прежде, чем последнее слово сорвалось с ее губ, Сьюзен опомнилась и прикусила язык. Но выражение лица Эдмунда ясно сказало девушке, что слово было услышано и угадано.

— Вы бесконечно добры, миледи, — ответил он. — Но я только в отпуске… Осталось всего три недели…

— Осталось целых три недели, — быстро поправила Сьюзен, — и я прошу от имени своего отца быть нашим гостем это время… и от своего имени лично, — добавила она тише.

— Да-да, — несколько раз кивнул сэр Чарльз, — оставайтесь, сколько хотите.

Роланду снился сон, что он пережил кораблекрушение. Буря настигла их недалеко от берега. Фрегат погиб, налетев на скалу. Ужасающий треск и грохот раздался снизу, судно содрогнулось до основания и медленно, неотвратимо стало погружаться в пучину, заваливаясь набок. Сильный ветер, швырнувший фрегат на скалы, поднимал волны и мешал людям спастись. Многие сразу попадали за борт. Сам Роланд держался на палубе, пока еще было можно, но потом новый толчок выбил почву из-под ног, и он полетел в воду. Ветер усиливался, волны поднимались все выше. Он хорошо плавал и попытался добраться до обломков, которых тут было великое множество, но уже в тот миг, когда рука его ухватилась за обломок доски, что-то тяжелое опустилось на затылок, и наступила тьма…

Но он был жив. Жив, хотя тело казалось налитым свинцом, а голова болела.

«Меня спасли, — была первая мысль. — Кто-то из команды остался в живых, и мне не дали утонуть… Но кто и…»

До него внезапно дошло, что он лежит отнюдь не на мокрых досках спасательной шлюпки, что его тело ощущает мягкие простыни, а воздух напоен запахами цветов и трав, а не сырого дерева, человеческих испарений и морского ветра. И вместо плеска волн и негромких голосов слышна далекая незатейливая мелодия — словно какой-то мальчик тихо себе под нос играет на свирели, выпевая один и тот же мотив.

«Где я?»

Рядом послышался щебет. Высокие нежные, как птичьи, голоса. Язык был незнаком, но интонации угадывались безошибочно — радость и нетерпение. И еще — он почему-то был уверен, что это дети, девушки-подростки не старше тринадцати-четырнадцати лет. Его спасли рыбаки, отнесли в свою хижину и попросили дочерей присмотреть за моряком? Похоже на то, но все-таки…

Шорох. Легкий дробный стук каблучков. Щебет прервался. Зато послышался легкий шорох платья. И запах. Волна свежести, просыпающейся земли, молодой травы и первых цветов окутала его. Роланд ощутил, как кто-то склоняется над ним. Что-то мягко коснулось его волос:

— Просыпайся.

Голос был смутно знаком. Кажется, он уже слышал его когда-то. Роланд открыл глаза.

В облаке света над ним склонялась молодая женщина. Ее силуэт, освещенный со спины, казался чем-то неземным, воздушным, нереальным. Но мягкая рука с тонкими пальцами, касавшаяся его волос, была самой настоящей. Как и тихий голос, с легким акцентом произнесший:

— С добрым утром, мой повелитель.

Роланд приподнялся на локте, с удивлением озираясь по сторонам. Просторная светлая комната без углов и потолка — стены сходились вверху, как шатер — была залита ярким светом. Ни окон, ни дверей видно не было. Стены покрывала затейливая роспись — причудливое переплетение цветов и листьев, среди которых порой угадывались звери.

Он лежал на просторной круглой постели, на шелковых простынях, обложенный пуховыми подушками. Серебряные витые цепи удерживали ложе на весу, наподобие колыбели младенца, как раз в центре комнаты. Узорный полог был откинут наполовину, позволив рассмотреть нехитрое убранство — кроме самой постели, тут было несколько высоких, в рост человека, подсвечников в виде небольших деревьев, где на каждой веточке имелось по свече, две лавочки и два небольших низких сундука, окованных серебром. Пол был выложен мозаичным узором из слюды.

Но все это Роланд заметил краем глаза, ибо вокруг его постели стояли незнакомые девушки, в облике которых было что-то странное.

Все они на вид были не старше двадцати лет, а большинству наверняка не было и шестнадцати — столь нежными были их лица и хрупкими — фигурки. Большие глаза, тонкие чуть вздернутые носики, маленькие розовые губки делали их похожими друг на друга, как родных сестер, хотя цветов волос, глаз и чертами лица они сильно отличались друг от друга. Волосы их, уложенные в причудливы прически, были всех оттенков, какие не встречаются у людей — пепельно-розового, серовато-голубого, золотисто-зеленого, серо-зеленого, бело-голубого… У двоих девушек в нежно-розовых кудрях виднелись пряди другого цвета — у одной небесно-синего, а у другой изумрудно-зеленого. Волосы еще одной юной красавицы цветом походили на расплавленное золото с одной-единственной ярко-красной прядью, небрежно свешивающейся на плечо.

Цвет их кожи тоже поражал — пепельный, коричневатый, бледно-зеленый, нежно-золотистый, снежно-белый… Роланд обнаружил, что с трудом подбирает названия — спасибо сестре Кэтрин, которая с детских лет любила рисовать и часто в разговоре с братьями упоминала многочисленные цвета и оттенки. Что до глаз, то у девушек они были двух цветов — золотистые и зеленые со множеством переходных оттенков между ними.

А их платья… Полупрозрачные, струящиеся до пола, оставлявшие открытыми тонкие унизанные браслетами руки и покатые плечи, на которых тяжелым грузом лежали ожерелья. Не было слов, чтобы их описать. У Роланда только мелькнула мысль о том, что любая знакомая ему женщина или девушка полжизни готова будет отдать ради того, чтобы приобрести ткани такой расцветки — и в то же время ни одна не наденет такого платья, которое слишком много выставляет напоказ. Кроме плеч и рук, у кого-то из девушек была наполовину обнажена грудь, у кого-то платье было разделено на юбку и верхнюю половину, оставив на талии полоску голого тела, у кого-то длинный разрез открывал стройные ножки.

Но на все это великолепие Роланд смотрел нарочно, отводя глаза от еще одной девушки, чье лицо он увидел первым, стоило ему открыть глаза. Она присела на край его постели. У нее были чисто-белые волосы, свободно спадающие на спину мягкими волнами. На лбу их удерживал в порядке тонкий серебряный обруч с аметистом. Такого же цвета были раскосые глаза на тонком лице. Ее кожа имела такой нежный розовый оттенок, что Роланд опять подумал о своей сестре — Кэтрин непременно захотела бы написать портрет прекрасной незнакомки. Ее платье ничем не отличалось от нарядов остальных девушек, разве что ни на тонких руках, ни на шее не было ни одного украшения. Когда глаза их встретились, незнакомка улыбнулась.

— Где я? — поинтересовался Роланд. — Я, наверное, умер и попал в Рай?

— Можешь считать это Раем, мой повелитель, — прожурчал нежный голос с заметным акцентом, — но, хвала Великой Матери Дану, ты не умер…

— И все равно, я… — Роланд попытался сесть на постели, но вовремя обнаружил, что совершенно голый и отбросил мысль выбираться из груды подушек и простыней, — я не понимаю, где нахожусь. И где моя одежда?

Мелькнула спасительная мысль, что его флотский мундир пришел в негодность от морской воды, и его отнесли в чистку. Если его вернут, значит, кораблекрушение не было сном.

Звонкий смех был ему ответом.

— Ты — дома, в своих покоях, — произнесла незнакомка. — А твоя одежда… — она звонко хлопнула в ладоши и прощебетала что-то на незнакомом языке. Тотчас две девушки направились прочь. Когда они подошли к стене, линии узора ожили, задвигались, переползая с места на место, как змеи. Два застывших среди веток диких кота встали на задние лапы и превратились в две створки дверей. Те распахнулись с мелодичным звоном, выпуская девушек, и сами закрылись за ними, а стена приняла прежний вид.