Angel Diaries (СИ) - "AnnaSnow" - Страница 11

Более о Рауле мы ничего не слышали в течении четырёх дней, как и о самом графе. Я скучала по уехавшему малышу, понимая, что навряд ли смогу увидеть его снова так быстро. Но впереди был Новый Год, и хлопоты по поводу праздника в доме не утихали. Теперь отсутствие Рауля означало, что я снова возвращалась помогать отцу Ансельму, который так же предложил мне сделать наброски на листах для новых оконных витражей, выбрав темы из жизни Марии Магдалины.

Однажды, вернувшись из церкви, я узнала от Жиля, что мой дядя был приглашён по срочному делу в замок Ла Фер. Что за дело Жиль не знал, а я в течении дня изнывала от любопытства: с чего столь внезапная просьба о визите? Даже эскиз коленопреклонённой святой, которую я пробовала представить для витража, не мог полностью занять моё внимание. Я ходила по гостиной возле камина, и всякий раз кидалась к окну, когда чудился цокот копыт. Хотя здравый рассудок подсказывал, что дела могли быть самые обычные, житейские.

Дядя долго не возвращался. Уже начало темнеть. Месье Терри стал высказывать опасения, что с моим опекуном могло что-либо случиться.

— Возможно, мне стоит взять людей и поехать к замку графа, — неуверенно произнёс он, и тут же за окном послышался лай собак, возвестив о возвращении хозяина.

Граф де Бельфор приехал молчаливый и несколько растерянный. Он совершенно ни на кого не обращал внимания. Когда я подошла к нему, он внезапно порывисто обнял меня, и долго держал так, прижимая к себе. После поцеловал в лоб и тихо произнёс:

— Клянусь честью и светлой памятью моего покойного брата, что я приложу все силы, чтобы тебе не пришлось принимать это мерзкое, непристойное предложение…

Я опешила и непонимающе взглянула него:

— Что же произошло, дядюшка?

— Дорогая, тебе лучше не знать о той гнусности, которую предложил граф. Теперь я точно уверен, что в нём нет ничего от доброго христианина. Только настоящий пройдоха и подлец смог бы пойти на такое, — ничего более не объясняя мне, он заперся в своём кабинете.

Как говорили слуги, он пил всю ночь, как, впрочем, и весь последующий день, в то время как я пребывала в тревоге и неведение. Некоторое время после визита к графу дядя меня избегал. Всякий раз он сказывался больным, когда я приходила к его комнате, чтобы справится о его здоровье и расспросить о причине тревоги.

Шёл уже четвёртый день подобного затворничества, поэтому я была крайне удивлена, когда слуга передал мне просьбу явиться к дяде в кабинет.

Граф де Бельфор стоял возле окна и смотрел вдаль. Он не ответил на моё приветствие. Некоторое время он просто стоял молча. После он повернулся, с грустью посмотрел на меня и произнёс:

— Я погубил нас. Теперь мы разорены…

— Что случилось, дядя? И как это связано с графом де Ла Фер? — воскликнула я, пытаясь, наконец, выведать у него о случившемся.

Дядя указал мне на кресло возле камина. Я села и он продолжил:

— Дорогая племянница, с молодости я обзавёлся одним грехом, который свойственен многим людям моего круга — азартным играм. Эти земли достались мне от отца в хорошем состоянии, но моя тяга к азарту пагубно влияла на них. Мне пришлось временами урезать свои расходы на содержание, как имения, так и земель. В молодости меня спасало то, что я был галантным кавалером и смог удачно жениться. Приданное закрывало брешь от азартного увлечения. Жены и дети меня мотивировали, но после смерти Беатрис я был потерян и горевал, заперевшись в своём особняке. Тогда единственным человеком, с которым я плотно общался был Ангерран де Ла Фер. Он поддерживал меня и часто приглашал к себе в гости. В тот вечер мы изрядно выпили и граф предложил сыграть в карты, но не на десять пистолей, которые мы обычно ставили на кон, а на крупную сумму, чтобы пощекотать себе нервы. Выбрали сумму в миллион пистолей и принялись за игру. Я, наверное, довольно легкомысленно отнёсся к ней, хотя, мы заранее написали расписки друг другу. Я проиграл. Но Ангерран заверил меня, что не будет взыскивать сумму, он понимал, что заплатить я её не смогу. После его смерти я и забыл о долге. Всё это казалось пьяной выходкой. Но этот молокосос, его сын, видимо наводил порядок в документах отца, и наткнулся на эту расписку. Он вызвал меня и заявил, что собирается получить данную сумму. Я был поставлен перед дилеммой — отдать миллион в течении месяца или отдать ему тебя…

— Меня? — уставилась я на дядю.

— Да… К тебе привязался тот мальчик. Граф говорил, что из-за этого теперь проблемы в их общении. Он хочет чтобы тысячу и один день ты приходила в замок и проводила его с ними.

— Но это неприлично! — выпалила я, пылая от возмущения.

— Именно, дорогая моя. Ходить к неженатому мужчине девице, которая стремится выйти замуж — это верх непристойности, поэтому…

— Думать надо было раньше, — холодно произнёс голос от дверей кабинета.

Мы с дядей резко повернулись — граф де Ла Фер стоял на пороге. Видимо, он проигнорировал почитаемую всеми традицию стука.

— Как вы сюда попали? — воскликнул дядя.

— Через коридор, — равнодушно констатировал граф, — Сегодня день вашего ответа и я приехал за ним.

— Помилуйте, месье, вы же знаете, что я не могу согласиться с этими условиями, — возразил дядя.

— Вам более ничего не остаётся. Да и к чему так упрямиться? Я просто предлагаю мадемуазель заниматься с Раулем, и не более.

— Вы предлагаете моей племяннице, дочери виконта, роль гувернантки? — взревел дядя.

— О, уверяю, что это наиболее чем приемлемое для вас предложение, — спокойно ответил граф.

Пока месье де Бельфор возмущался, вспоминая о древности нашего рода и грозил дойти с жалобой до самого короля, я обдумывала это странное требование. Миллион пистолей — сумма неподъёмная не то что бы для нас, но и для очень зажиточных дворян. Даже если продать все мои драгоценности, использовать все наши деньги, включая и моё приданное, то мы не наскребём эту сумму. О продаже земель речь и не шла — отныне, после указа короля, продажа их стала невозможной. Лишение графства означало и лишение титула. Для моих кузенов это так же сулило большие проблемы. Шарль мог потерять довольно хорошую и денежную должность. Подобные неурядицы могли нанести существенный вред и браку кузины Маргариты. Я же полностью оставалась без денег, что сводило мои шансы выйти замуж к нулю. Как и принятие пострига, ибо монастырю я тоже должна была преподнести хоть небольшое, но приданое. Мы попались в ловушку, которую мой дядя сам же себе и расставил.

— Я согласна, — произнесла я тихо и отрешёно.

Дядя умолк, и ошарашено уставился на меня.

— Дорогая, ты не обязана это делать, — попытался возразить он.

Граф же повернулся ко мне:

— Ваши слова сегодня, пожалуй, самые здравые, в этом доме, мадемуазель. Ваше общение со мной и с моим подопечным продлится практически три года.

— Но почему так долго? — спросила я.

— В восемь лет я планирую отдать Рауля учиться в королевский коллеж, а до этого заботиться о нём будете вы. Ночевать вы, конечно, будете в доме дяди. Да, некоторые правила приличия я, конечно же, соблюдаю. Пересуды соседей этой провинции вас не должны заботить. Если кто-то попробует вам особо досаждать — просто скажите мне и я угомоню самых отчаянных. Да, вы пропустите три сезона в Париже, но вы достаточно молоды, поэтому это не такое уж большое упущение для вас. Однако, вы сохраните приданое, а это, разве, не главное для будущего замужества? Плюс то, что случится здесь, в Провансе, здесь же и останется. Если вы не будете всем в Париже рассказывать о том, как провели эти три года, то конфуза не случится.

Граф достал из перчатки сложенный лист бумаги и передал договор.

— Прочтите и подпишите. Согласно этому договору в случае неисполнения вами обязательств, я могу потребовать сумму тотчас же.

Я внимательно прочла. Договор был составлен искусно, ни одной возможности найти логическую лазейку.

— Тут написано, что вы можете менять условие договора по своему желанию, — удручённо прочла я данное место.