Меж молотом и наковальней (СИ) - Алмазная Анна - Страница 3

Отвернувшись, я подошла к столу и наткнулась ногой на забытое зеркало. Зеркало покачнулось, чудом не упав. Выругавшись, я помянула Пу недобрым словом — нельзя так обходить с наследством прапрабабки Алиции, тем более — перед ее изображением.

На картине Алиция была не уродливой старухой (портрет старухи мы повесили в комнате Призрака, там ему и место), а настоящей и так похожей на меня. Те же черты лица, та же фигура, только вот длинное белое платье с воланчиками, бантиками и кружевками, я надела бы вряд ли.

И такого шикарного, черного зверюгу, что сидел в ногах у прапрабабки мне, увы, нигде не достать. Вроде — пес как пес, хоть и крупный, но взгляд притягивает, не оторваться. Сам пес гибкий, мускулистый, с иссиня-черной, переливающейся в свете свечей шерстью. И глаза его, так тщательно нарисованные художником, кажутся живыми и почти человеческими.

Зимними вечерами я любила сидеть у камина и смотреть в эти глаза, придумывая новое заклинание. Почему-то это помогало сосредоточиться и быстрее войти в астрал, забыв о внешнем мире, почему-то взгляд этот был для меня более привлекательным, чем взгляд любого мужчины. Наверное, я все же ненормальная и с ума сошла от одиночества. Или же просто… кто его там знает?

Со вздохом я отвернулась от портрета, подняла с пола зеркало, протерла его бархатной тряпочкой и повесила на место — над камином.

Пу его там не любила, ворчала, что высоко и фиг дотянешься, но меня последнее и устраивало: Пу дай что в лапы, так сразу разобьет или сломает. А зеркало было той вещью, которую мне не больно хотелось увидеть разбитой. Вон же оно, вернее, его изображение, стоит на столе за спиной Алиции, отражает вазу с огромным букетом белоснежных роз. Я тоже любила белоснежные розы, их дарил мне отец на каждый день рождения. Огромный, сладко пахнущий букет… дарил. Давно уже, казалось, в другой жизни.

Рука с бархатной тряпицей машинально водила по зеркалу, стирая пыль и грязь. Стало вдруг дико интересно: что так усиленно рассматривала в магической вещице Пу в ночь моего прилета? Хитрый Гремлин воображает, что легко отделался — мол, никогда не узнаю я ее маленькой тайны — только и у меня в запасе имеется пара простеньких штучек… секрет коих пушистой лучше не раскрывать, во избежание.

Формула заклинания на миг вспыхнула в полумраке и погасла, яблоко начало двигаться по краю зеркала, сначала медленно, лениво, потом все быстрее, пока движения его не размылись в сплошную красную линию вокруг быстро темнеющей, уже не похожей на зеркальную, поверхности.

Я смотрела и глазам своим не верила. Маленькую комната, скорее всего спальня, освещенная тусклым светом ночника. А на кровати, на смятых простынях…

Не, ну что может быть ночью на простынях?

Она сидела на нем верхом и двигалась мягко, осторожно, будто завороженно. Расплескались волосы огненным потоком по белоснежной спине, пробежала по тонкой шее капля пота, скользнули к осиной талии мужские ладони, помогая, направляя. И внезапно он усмехнулся едва заметно, обнял ее плечи, прижал к себе и стал двигаться сам. Уверенно, сильно. Вплел пальцы в ее волосы, потянул мягко, заставляя выгнуться в своих объятиях, поцеловал страстно, поймал второй ладонью тяжелую, налитую грудь.

Девушка застонала едва слышно, раскрыла губы, отвечая на властный поцелуй, и слегка засмеялась, когда он, не выпуская из своих объятий, перекатил ее на спину, провел ладонью по ее стройному бедру, по тонкой талии, вновь начиная двигаться. Я смотрела как завороженная. На его плавные, уверенные движения, на гибкую спину, на перекат волн мускулов, на матовый перелив света на его коже.

И не верила своим глазам… себе не верила. Боже, как хотелось оказаться под ним на месте той девушки… стонать в такт его толчкам, смешивать свое дыхание с его, разбирать по прядям его потемневшие от влаги, пшеничные волосы, скользить пальцами по его спине, чувствуя выпуклости мускулов. Мне казалось, что я все это знала… и вкус его пота. И властность его губ, и тяжесть его тела, и сладостный омут его взгляда, и ласку уверенных рук… знала. На самом деле знала! И не могла знать…

Я села на стул, не в силах оторваться от зеркала. Двигаясь резко, властно, он сорвал с ее губ протяжный стон, чуть прикусил ее мочку уха, скользнул поцелуями ниже, к тонкой шее…

— Вот только эротики мне и не хватало, — выдавила я, горя желанием придушить Гремлина. А Пу казалась такой невинной…

Зеркало, будто издеваясь, показало лицо горе-любовника крупным планом. Я опешила…

Как же я сразу не догадалась? То, что он роковой блондин а-ля Лестат из “Интервью с вампиром”, еще ничего, бывает. Только вот беда, с Лестатом связывает его больше, чем внешность.

— Бог мой…

"Лестат" облизнул тонкие губы, соблазнительно улыбнувшись. Темные, кажется, синие, глаза его чуть засветились ровным красноватым сиянием.

— Это же…

И как та, на кровати не видит… ну да, понятно, почему не видит. Странное притяжение, огонь по жилам и томительная слабость. Если я это чувствовала, то та девушка…

— … вампир.

Да… такому очарованию трудно не поддаться. И жажду, что заставила пересохнуть в горле, ничем не утолишь…

Моргнув, я попыталась прийти в себя. Тщетно. Я дико завидовала той рыжей дамочке на кровати. Я будто чувствовала, как его клыки касаются моей кожи, сначала примеряясь, потом… подонок, он же ее убьет!

Зеркало пошло волнами, изображение исчезло. Я выдохнула, чувствуя, как медленно отпускает напряжение и ужас.

— Интересные у тебя картинки, — отрезвил меня холодный, насмешливый голос. — Забавные.

— Призрак… ты можешь стучаться?

— Не могу, — сыронизировал бестелесный. — Нечем, знаешь ли. Да и если не стучаться, то можно застать тебя за всяческими глупостями…

— Лучше бы за Пу посмотрел — это ее.

— Не сваливай на бедного ребенка.

Я резко обернулась, чтобы высказать Призраку все, что думаю о “бедном ребенке”, который тащит по ночам мое зеркало неведомо куда, рискуя разбить, и заставляет его показывать подобные пошлости, как, посмотрев в чуть поблескивающие синим глаза друга, поняла…

— Опять насмехаешься?

— Нет, просто не нравится твое настроение.

Меня пробила дрожь. Не нравится ему… там убили человека, а ему не нравится? Интересно, а жертве нравится?

— В замке так скучно, — протянул Призрак.

— А в деревне? — ухватилась я за возможность сменить тему. О том, что я видела в зеркале, разговаривать не хотелось.

— А в деревне меня даже дети не боятся, — пожаловался Призрак. — Привыкли, страх потеряли. Может, дашь мне зелье какое, ну, чтоб я погрознее выглядел?

— Ну и куда ж ты денешь-то зелье, — вздохнула я, машинально огрызаясь, — на воздух намажешь? Ты же бестелесный, сколько раз говорила.

— Ну ты же умная, — протянул Призрак. — Чего-нибудь придумаешь…

Ага, обычно дура дурой, а коль чего надо, так сразу умной становлюсь? Но Призрак, что был вполне симпатичным, хоть и прозрачным мужчиной лет так сорока в старинном сюртучке, выглядел таким несчастным, что я не выдержала:

— Слушай, тебе шуточки, а людей инфаркт может схватить. Ты вообще о чем думаешь?

— Ну… — вовсе не смутился Призрак. — Что я зверь? Я знаю, кого пугаю…

Я понятия не имела, каким образом делит Призрак людей на тех, кого можно пугать и тех, кого нельзя. В другое время я бы обязательно поинтересовалась, но сейчас мне надо было прийти себя. Бога ради! На моих глазах только что убили человека. Убил вампир. Вампиры существуют? Нет, мне ли удивляться, если есть призраки, есть оборотни-драконы, то почему бы не быть вампирам?

И откуда Пу его выдрала? И не спросишь же, Гремлина хоть пытай, хоть режь, хоть на куски руби, а все равно ничего не скажет. Просто из вредности…

И почему, к чертям собачьим, сжигало меня жгучее желание увидеть того вампира? Я совсем страх потеряла? Увидеть убийцу… но желание было гораздо сильнее ужаса, и это убивало меня больше всего. Будто впервые в жизни я увидела в себе низость, за которую было мучительно стыдно… а все равно ведь так просто не переборешь. И стоит перед глазами его чуть насмешливый взгляд, будто нарочно пойманный зеркалом, и его тонкие пальцы, ласково проводящие по шее жертвы. Страшное зрелище. И, увы, завораживающее до жути.