Иван родил девчонку - Чуманов Александр - Страница 8

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая

И Степан Степанович все рассказал сам:

— Представляете, Капитолина Викторовна, хотел на досуге проверить кой-какие изобретения, которые в свое время отверг не глядя. И вот смастерил. Сам. Полюбуйтесь!

Он снял газетную оболочку, и перед Капитолиной Викторовной оказалась самая обычная дверь, наполовину из досок, наполовину из древесностружечной плиты.

— Называется «Дверь в двухмерное пространство»! — торжественно провозгласил Степан, Степанович и указал широким жестом на свое детище, словно приглашая войти.

Капитолина Викторовна слабо представляла себе двухмерное пространство, она с вежливым любопытством глядела на дверь и продолжала молчать, ожидая дальнейших разъяснений.

— Там весьма любопытно, я уже заглядывал в замочную скважину. Может, зайдем на минутку, Капитолина Викторовна?

— Зайдем, — с готовностью встала она, разглаживая складки на своей черной юбке.

Они взялись за руки и вошли в удивительный мир, который сперва показался Капитолине Викторовне продолжением обычного мира. Но только сперва.

Все вокруг — здания, люди, ландшафт, — казалось, принадлежало многим эпохам одновременно и никакой в отдельности. Стоило обойти предмет сбоку, и он бесследно исчезал, так как имел нулевую ширину. То же самое происходило и со Степаном Степановичем, да и с ней самой. Но это не внушало никакого страха. Наоборот, непривычное веселье охватило душу.

Так же крепко держась за руки, они сделали несколько шагов. Удивительная дверь исчезла за углом. Но и это не встревожило.

— Посторони-ись! — гаркнул некто в железных доспехах над самым ухом.

Старики прижались к стене. Послышался звон кандалов, и на дороге показалась серая толпа.

— Кто это? — поинтересовалась Капитолина Викторовна у прохожего.

— Злодеев на эшафот повели! — радостно ответил прохожий.

Капитолина Викторовна пригляделась к толпе и начала различать отдельные лица. Впереди всех шел изможденный Пушкин, он поддерживал плечом своего друга Евгения, которому железы разбили лодыжки. Дальше следовали типичные представители, лишние люди — Чацкий, Печорин, Базаров… Множество знакомых лиц.

Кандальники были трехмерными, они не помещались в чуждом пространстве. Они шли, и двухмерный мир трещал, вспучивался, местами лопался даже. И все же был очень прочным.

— Смотрите, смотрите, Капитолина Викторовна! — свистящим шепотом напомнил о себе Степан Степанович. — Ползунов, Менделеев, Попов… Допрыгались, голубчики!

Старики глянули друг на друга счастливыми глазами и увидели, что никакие они не старики, а средних лет люди, которым жить и жить вечно, пока существует этот двухмерный мир. Мир, в котором отсутствует не только объем, но и время. Время и подавно!

И они пошли рука об руку, рука об руку, и не больше, счастливые и радостные, как никогда раньше. Пошли, все дальше и дальше удаляясь от волшебной двери.

— У стойки номер один начинается регистрация билетов и багажа на рейс номер восемь, — оглушительно продекламировал голос за спиной.

Сыробякин вздрогнул и оглянулся. Двое одинаковых людей, командированных по всем приметам, послушно отделились от единственного в здании аэропорта деревянного дивана и, волоча свои видавшие виды портфели предельной вместимости, двинулись регистрироваться.

…Пятнадцать лет часть зарплаты Сыробякин отправлял в этот самый Сиротск. Только поэтому он и знал о существовании на планете этого городка. Ну, конечно, отправлял не сам, деньги высчитывала бухгалтерия, согласно исполнительному листу, однако за все годы никаких недоразумений с алиментами у Сыробякина не было, хотя объездить ему довелось полстраны.

Устраиваясь на новую работу, Сыробякин сразу ставил в известность кого нужно, чтобы потом не маяться с быстро растущей задолженностью. Он был человеком неприхотливым и умеренным, и, хотя никогда не гонялся за большими заработками, остававшихся денег ему вполне хватало. Имелись даже кой-какие сбережения на черный день.

Сыробякин женился на двадцать первом году, потому что ничего другого, как казалось тогда, не оставалось. С одноклассницей Аллой они дружили с седьмого класса, их привыкли постоянно видеть вместе. И однажды Сыробякину показалось, что эта дружба до неприличия затянулась. В армии он из-за какой-то скрытой болезни не был, а значит, к тому времени уже имел приличную зарплату и считал, что вполне может стать главой семьи. Алла с радостью согласилась выйти замуж за Сыробякина.

Сперва им дали комнату в семейном общежитии, а потом выделили однокомнатную квартиру в новом доме.

Сыробякин быстро отвык от родителей, живущих на другом конце города, он не мог и не хотел скрывать раздражение от частых визитов родственников Аллы, и те постепенно перестали навещать молодоженов. Время от времени почтальонка по праздникам еще приносила Сыробякиным поздравительные открытки, но постепенно и этот слабенький ручеек иссяк.

Дольше всех сопротивлялась теща. Она приходила, когда Сыробякина не было дома, и они с дочерью разговаривали о том о сем, стараясь распрощаться до прихода главы семьи. Но однажды, увлекшись беседой, они потеряли бдительность и Сыробякин застал женщин врасплох. Он пошутил:

— Я наконец понял, что такое бесконечность.

Это когда встречаются моя жена и теща и затевают разговор.

С подругами Аллы Сыробякин поступал еще проще. После нескольких настырных звонков он открывал дверь и, хмуро объявив, что жены нет дома, снова, теперь уже навсегда, захлопывал ее перед носом посетительницы. Алла ему старалась ни в чем не прекословить. Она кормила и обстирывала мужа, содержала в порядке дом и изо всех сил старалась убедить себя, что нынешнее состояние ее жизни и есть счастье.

Сыробякин приходил с работы, ел, читал, смотрел телевизор и ложился спать. Он молча и деловито исполнял свой супружеский долг и отворачивался к стене. Алла тихо плакала по ночам. Она где-то когда-то читала о плачущей по ночам женщине, горячие слезы которой почувствовал на своем плече ее невнимательный муж. И будто бы сразу в душе у мужа все перевернулось, он устыдился и стал другим. Что делать, литература часто дезориентирует нас в обыденной жизни.

— Если тебе охота реветь, иди в кухню и фонтанируй хоть до утра. А то спать мешаешь, — сказал однажды Сыробякин жене.

Через определенное время Алле пришла пора рожать. Она ловила на себе недовольные взгляды мужа, стеснялась своего большого живота и боялась говорить о будущем ребенке. Сыробякин заговорил сам.

— Ты стала похожа на старую утку, — молвил он как можно ласковей. — Если ребенок родится беспокойным, тебе придется пожить у матери, пока он не подрастет. Ты же понимаешь, я не могу при ходить на работу невыспавшимся.

Алла родила мальчика. Мальчик получился беспокойным. Из больницы Сыробякин увез жену и сына сразу к теще. Он стал навещать их раз в месяц, принося гостинцы. Он печально смотрел на жену, непричесанную, с заспанными глазами, в старом халате с большим жирным пятном на подоле, и старался побыстрее уехать. Мальчик подрастал, учился ходить, проситься на горшок, но было ясно, что хлопот с ним меньше не становится. И Сыробякин не торопил жену возвращаться. А потом его отправили в командировку, а потом еще в одну, и однажды, вернувшись домой, Сыробякин узнал, что на его имя пришел исполнительный лист из какого-то неведомого Сиротска. Узнал, подумал и облегченно вздохнул. Ему надоело каждый месяц мотаться через весь город, и отъезд жены с сыном наилучшим образом решал проблему.

Уплатив первый взнос в дело воспитания сына, Сыробякин привел в дом Раю. Она вышла из его дома, как не оправдавшая доверия, через полтора года. У Раи оказался один существенный недостаток, который Сыробякин честно пытался побороть и не смог, — она храпела во сне.

Потом были другие. Кто-то из них недостаточно хорошо готовил, кто-то имел дурные привычки, ну, например, неумеренно увлекался шоколадными конфетами. И почти всем рано или поздно приходила в голову идея женить на себе Сыробякина и даже родить от него ребенка. Эта перспектива была для Сыробякина совершенно неприемлемой.

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая