Ботаники не сдаются (СИ) - Логвин Янина - Страница 27

Уже укладываясь спать и подбивая под головой подушку, внезапно услышала, как в телефоне сработала оповещалка. Гаджет лежал рядышком, и я протянула руку и включила экран. Прочитала… и ошарашено заморгала от удивления.

«Иван Воробышек хочет добавиться к вам в друзья на Фейсбук».

Что? Что-о?! Усталые глаза распахнулись. Сам пан Воробышек? Да неужели!

Хотела было проигнорировать, но передумала. Интуиция подсказала не торопиться и посмотреть наперед — а вдруг пригодится контакт? Пока не отменила решения, осторожно нажала на панельку «Добавить».

Фиг с тобой, Птиц! Но даже не надейся, что я тут лопну от гордости! Чихать я хотела на всяких пернатых!

Мессенджер тут же отозвался сообщением.

«Уфимцева, ты дома?»

Хм-м. А?! Чего это с ним?

«Не молчи, Зубрилка (сердитый смайлик), я, кажется, спросил: где ты?»

Ого! Вообще-то сплю, а что? Тебе же это не мешает мне писать! Вот, даже по телефону грубиянит! Да чего я вообще перед ним отчитываться должна? Ой! А вдруг он за шоколадки решил предъявить счет?

«Уфимцева, я не слепой и вижу, что ты в онлайн. Скажи уже что-нибудь!»

Ты смотри, уже требует — вот наглость! Да пусть своей рыжей командует!

Ладно, скажу. Я тебе сейчас та-ак скажу! Э-э… И чего б ему такое умное написать… Но ничего умного не придумывалось.

«Я все еще жду!»

«А я с Клювами НЕ РАЗГОВАРИВАЮ!!»

Написала и отключилась! Так ему и надо.

Ночью снился Воробышек. Как будто бы он меня целует (совсем как Рыжую), а я ничего не чувствую. Совсем ничего. Тьфу! Ну и приснится же! От разочарования даже проснулась и подумала: а может он просто целоваться не умеет? Или смотрит на кого-то позади меня, вот как вчера?

Утром ноги с постели еле стянула, за окном по-прежнему дождило, но бег по расписанию никто не отменял, цель маячила впереди, и я отправилась на пробежку.

POV Андрей Шибуев

Дым в узкую створку окна уходит медленно, клубится у капроновой сетки, не спеша просачивается сквозь поры, не желая уползать из тепла в сырые сумерки утра. Такой же тяжелый и плотный, как утренний туман. Я расстегиваю халат, затягиваюсь сигаретой, и прогоняю дым из комнаты тяжелым дыханием. Освобождаю легкие, чтобы взамен глотнуть хоть немного прохладной свежести, пропитанной тишиной весеннего утра и ароматом цветущих яблонь, проникающим в душную ординаторскую.

Без четверти шесть. Утро. Позади еще одни сутки дежурства в хирургическом отделении скорой помощи и три операции, продлившиеся в общей сложности одиннадцать часов. Рутинная работа, вымотавшая меня к черту, забравшая силы и сон, но парнишка будет жить, а это главное. И мать его будет жить, чьи слезы заставили совершить невозможное и примерить на себя роль Бога. Хладнокровного существа кромсающего плоть, сшивающего мышцы и соединяющего сосуды ради одной цели — во что бы то ни стало удержать в сломанном теле душу. Невидимую материю, для которой природа создала совершенный и вместе с тем такой хрупкий футляр.

Как жаль, что в пятнадцать лет этим футляром почти не дорожишь, считая себя неприкасаемым и бессмертным. Как жаль, что в двадцать семь не остается места мечтам и иллюзиям.

Я поднимаю бутылку и делаю длинный глоток, впитывая сухим горлом янтарную жидкость. Почти сразу ощущая, как она, обжигая грудь, растекается внутри приятным теплом, — мой личный порог свободы, за который я позволяю себе уйти. День едва начался, а я уже пью пятизвездочный коньяк. Паскудно.

Сзади раздаются шаги и на талию ложатся руки — такие же уставшие, как мои. Жаждущие своего порога свободы. Они уверенно скользят под расстегнутый белый халат, забираются под рубашку и жадно гладят пояс брюк, точно зная, что мне нужно. Шеи касаются теплые губы.

— Андрей Павлович, у нас есть пятнадцать минут, чтобы забыть еще один день. Так что если ты хочешь повторить прошлое утро, нам следует поторопиться. Я закрыла дверь, но ты же помнишь, в каком месте мы работаем — тишина не продлится вечно. Скоро заявится Павлюкин и все испортит своей унылой физиономией.

Рита — моя операционная сестра. Чудо, а не девушка.

— Андрюш, ну правда, операционная убрана, шовно-перевязочный материал на месте, аппаратура исправна и готова к новому дню. Да пусть Павлюкин только вякнет! Он тебе завидует, если хочешь знать.

— Чему? Тому, что у меня есть ты?

— И этому тоже, — я чувствую как на плечо ложится подбородок и слышу смешок. — Но больше твоему вопиющему везению и волшебным рукам. Тому, что он такой как все, а ты — нет. У вас Шибуевых какой-то особый ген в крови, который делает вас уникальными. Вот есть музыканты с уникальным слухом, а есть врачи. Ты Моцарт врачебного дела и мне нравится с тобой работать. Павлюкин старше, но опытнее только по части интриг, не слушай его.

— Рита, тебе точно пора домой.

— Может быть.

— Лучше скажи: ты подготовила для шефа истории болезней, как я просил? На моем столе результат томографии Суконкина — больного из четвертой палаты, сегодня к вечеру мне нужны новые результаты анализов — биохимия и печеночный комплекс. Передай сестричкам пусть все сделают и скинут распечатку мне на почту. Хочу знать, к чему готовиться.

— На первый вопрос ответ «Да», на второй «Слушаюсь, Андрей Павлович!».

Я усмехаюсь — хорошо, когда тебя понимают. А когда понимают с полуслова — почти счастье.

— Ты настоящая находка, Ритуля.

Я вливаю в себя еще один глоток коньяка, делаю глубокую затяжку, но не спешу тушить сигарету о пепельницу. Какое-то время задумчиво разминаю ее в руках, думая о парнишке… Прыжок с поезда на спор. Как результат — разрыв селезенки, повреждение внутренних органов, внутреннее кровотечение и многочисленнее переломы. Первые шесть часов прошли в стабильном состоянии и это обнадеживает. Я сделал все, что мог и даже больше. Мы не Боги, мы люди, но как же дорого обходится нам вмешательство в дела Всевышнего. Сил почти нет. Словно выгорел изнутри или отдал часть собственной жизни. Я поворачиваюсь, и Рита тут же подхватывает фильтр губами. Жадно затягивается, размыкает рот, позволяя дыму клубиться у лица. Черт, как же я люблю умных женщин! Она понимает, она все понимает…

— Ради тебя, Андрей, я готова встать даже на колени, — улыбается, снимая с себя медицинскую шапочку, сползает вниз и позволяет моим пальцам войти в ее волосы.

— Ох, давай без патетики, Заяц. Просто сделаем это. Мы оба устали, была чертовски сложная ночь.

— Смотри, останешься моим должником…

— Договорились, — обещаю своей помощнице, а сам думаю о том, чтобы не упустить ничего важного на планерке и предупредить Павлюкина о парнишке. Первые сутки — самые сложные… А еще на горизонте возникла Уфимцева. Три года не виделись, но голос узнал сразу, как только позвонила и попросила о встрече. Странная просьба, совсем на нее не похоже.