Допустимая погрешность некромантии (СИ) - Орлова Тальяна - Страница 16

Дуреха внутри уже задыхалась от непонятного ей желания, хотя она толком и не понимала, что за этим последует. И тоже торопила: «Развяжи, Оль, развяжи!». Конечно, она чувствовала, что это начало какого-то интима… а ей хотелось уже любого интима. Будет даже интересно посмотреть, когда до нее дойдет, как именно будет проистекать этот самый интим… Хотя нет, не интересно. «Танюх, — я старалась убедить каждым словом. — Тебе придется дальше самой. Я попытаюсь отстраниться… Но сама я не смогу с ним». В ответ только истеричное: «Оль, Оля!».

Кажется, она старалась хотя бы руку протянуть, но у нее не получалось. Еще через несколько секунд мое замешательство станет слишком подозрительным. Она не может даже собственным телом управлять! Некроманты-недоучки не просто ошиблись — они облажались по всем фронтам! Я сцепила зубы и направила пальцы к концу шнурка. Потянула. Рука непроизвольно затряслась. Господин Шакка не торопил, но я знала, что он внимательно наблюдает. Я должна сгорать от страсти! Должна!

Под штанами белья не было. Тайишка, увидев невозбужденный член, застонала. Я заставила себя немного приспустить штаны и коснуться пальцем головки. От омерзения поморщилась, а потом зажмурилась. Кошмар… я еще никогда не была в ситуации, хотя бы отчасти близкой к подобной! Чуть наклонила голову, но не выдержала — распахнула глаза. Член в руке едва заметно напрягся, а сверху нависал волосатый старческий живот… Я подняла глаза, столкнулась с сочащимся ядом взглядом, и у меня сдали нервы. Неконтролируемо отшатнувшись назад, зажала рот ладонью. Не могу. Хоть пытайте, хоть убивайте — просто не могу! Тайишка внутри буквально закричала от разочарования, но мне было плевать.

Меня рвануло вверх с неожиданной силой. Господин Шакка держал за плечи и всматривался в глаза.

— Не нравлюсь? Некрасив? Не вызываю в тебе желания, Ольга?

Я только головой трясти могла, а на глаза наворачивались слезы. Он с невероятной легкостью отшвырнул меня на другой конец комнаты, и уже через секунду прижимал к стене.

— Я… Я просто… невинна… — пыталась говорить хоть что-то, хотя захлебывалась отчаянием. — Господин…

Он вдруг сказал совсем тихо:

— Закрой глаза.

— Но… господин…

— Просто закрой глаза, — еще тише.

Я подчинилась. И сразу почувствовала его губы на своих. Он целовал без напора, скорее нежно. Это позволило хотя бы привыкнуть к ощущению. Непроизвольно начала отвечать, а потом приоткрыла рот. Когда глаза закрыты, быстро забывается образ — остаются только ощущения. И они неожиданно стали тревожными, теми самыми, которые зреют во всем теле, а потом собираются в одной точке, теми, которые требуют продолжения. Но поцелуй был ласковым, без малейшего нажима или принуждения. Возможно, это метания внутри Тайишки на мне отражались — она растекалась кипящим медом оттого, что хоть что-то получила. Я же… я ни о чем не думала и ничего не анализировала, только отвечала легким стоном, когда чувствовала прикосновения его языка к своему.

Он оторвался от моих губ, но продолжал держать меня крепко прижатой к стене. Прошептал в ухо:

— Не открывай глаза, — пауза. — Не смотри пока. И ответь — ты сейчас Ольга или Тайишка?

Я молчала.

— Кажется, с тобой будет сложно и интересно. Можно ли приручить демона? Дам тебе еще немного времени, чтобы определиться: ты — Тайишка, которая выложит мне всю правду, или ты демон, который завтра отправится на дыбу. В твоем мире есть дыбы, Ольга?

И вдруг отпустил меня, я едва не упала от неожиданности. Открыла глаза — господин Шакка стоял впереди, наклонив голову набок и без особого любопытства меня разглядывая. Я чуть не вскрикнула от осознания, что только что целовала его. Я целовала! И только потому, что напрочь забыла все важное. Ему стало интересно? А разве мне — хоть на мгновение — не стало? И так уж ли сложно будет притвориться Тайишкой, если закрывая глаза, я забываю все важное? Или в самом деле, как говорил Дмитрий Александрович, иногда правильнее не думать, если мысли мешают действиям.

Я остановила себя от порыва лечь и попытаться уснуть. В реанимации я в полной безопасности, что нельзя сказать об этом мире. И дабы укрепить свои позиции, надо разобраться в деталях. Просидев у окна примерно полчаса и заметив во дворе светлую макушку Эльрика, я уверенно направилась к двери. Мне до сих пор никто не запрещал покидать комнату, так надо успевать, пока не запретили.

— Вам что-то нужно?

Я глянула на застывшую в коридоре Марушку. Не удивлюсь, если она тут часами торчит — распоряжений моих ждет. И только ночью исчезает, как и прочие зомби. Я уверенно подхватила ее за локоть:

— Нужно, дорогуша, нужно! Есть тут путь на улицу покороче?

— Это самый короткий путь…

— Ясно. Ты тогда, Марусь, живее ногами шевели. С приятелем хочу поболтать, пока не слинял.

— Магом Эльриком? А почему вы меня так странно называли — «Марусь»?

— Ты ж сама говорила, что могу звать, как хочу. А что, не нравится?

— Мне все равно. Непривычно просто.

— Лучше бы тебе не нравилось. Вот меня бы кто Оксанкой или еще как назвал — непременно бы поправила!

— Кем назвал?

— Забудь. И в другой раз, если тебе что-то непривычно, то не стесняйся — возмущайся в полную силу. Мне будет приятно.

— Я попытаюсь, конечно, но ума не приложу, зачем вам мои возмущения.

Я вздохнула, но локоть ее не выпустила:

— Есть у меня подружка одна, на тебя сильно похожая. Тоже не возмущается, если ей что-то не по душе и даже когда я ее имя коверкаю. Ее обижают — она не возмущается. На ее интересы плюют — не возмущается. Ей дыба светит — не возмущается! И я считаю это тяжелой болезнью, от которой принудительно лечить надо.

Тайишка внутри поспешила вскрикнуть:

— Я совсем не такая, как это вот!

— Такая, такая, Танюх, — подумала я ей в ответ. — Когда же до тебя наконец дойдет, что по сути вы одинаковые? Эту куклу воскресили с неполным сознанием, а у тебя какие отговорки?

Та обиделась:

— Есть разница, и преогромная! Она ничего не чувствует, а я чувствую… просто вслух не говорю.

— Ага. Да только миру на это плевать. Предо мной и миром вы на одно лицо. И пока не научишься вслух кричать о том, что внутри, для меня останешься такой же пустышкой.

— Как же ты несправедлива, Ольга! У всех разный характер!

— Хватит уже… — и, поскольку мы вышли во двор, крикнула вслух. — Эльрик, стой!

Тот недоуменно уставился на меня, но соизволил сделать пару шагов навстречу — наверное, по инерции. Я изобразила виноватое лицо и еще более виноватый книксен, затем подмигнула, чтобы закрепить результат.

— Привет еще раз! Сильно на тебя господин Шакка разозлился?

Он бровь изогнул и заметно покраснел от злости:

— У тебя хватает наглости спрашивать?!

Я подумала немного и выбрала правильный ответ:

— У меня — хватает. Ладно, можешь не посвящать в подробности, как тебя хозяин за провинности шпиндолит.

— Да я с ним еще не встречался! — возмутился Эльрик. — Занят он, мне приказал подождать.

— Ох, как хорошо! Вот как раз и успеем переговорить о том, как проблему мою уладить!

Светлая бровь поползла еще выше. Пройдоха явно не привык быть не самым наглым в округе. Пока он не начал возражать, заговорила быстрее:

— Я серьезно, Эльрик. Мне помощь нужна. Вдруг и тебе когда помощь от меня понадобится? Давай уже забудем старые распри и объявим перемирие. Между прочим, мне тут пытками грозят! Или у тебя совсем нет сострадания?

Он согласился неожиданно быстро. Даже шагнул ко мне, чтобы говорить тише:

— И чего ты от меня хочешь? Знаешь, что со мной господин сделает, если снова на лжи поймает?

Я растерялась. Просить, конечно, завсегда можно, но требовать рисковать собой… Потому добавила в голос мольбы:

— Пытками, Эльрик! Представь только себе, потому что я себе пока не готова представлять! И все потому, что господин подозревает во мне демона! А во мне нет никакого демона, Эльрик, первым надгробием клянусь!