Лунная афера - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 5

— И я, естественно, кандидат номер один?

Товарищ вздохнул.

— Олег, я боролся как мог и до последнего отстаивал необходимость сохранения всех летчиков-инспекторов, но… — Черняев показал взглядом наверх, — все решения принимаются там. Ты сам все прекрасно знаешь.

Басаргин знал. А потому не спорил и не возмущался. Конечно, душу переполняла обида: до предельного возраста, соответствующего званию «полковник», — еще служить и служить, а должность сокращают. Ему всего сорок с небольшим, двадцать три из которых провел на летной работе; освоил более двадцати типов, среди которых и самолеты, и вертолеты. Даже успел захватить корабельные штурмовики Як-38, умевшие взлетать и садиться вертикально. Здоровье имелось — на зависть многим молодым; опыта для работы летчиком-инспектором — более чем достаточно. А вот поди ж ты… посчитали лишним.

— На третьем, товарищ полковник. Разрешите запрашивать выход? — вывел из раздумий голос старлея.

— Перепелкин, я же тебе сказал: работай сам, как будто меня в кабине нет, — отозвался инспектор. — Один. Ты в самолете один. Понял?

— Так точно. «Навага», «Двести четырнадцатый» на третьем тысяча двести, выход в зону с набором две четыреста, — полетел по радио запрос.

— «Двести четырнадцатый», разрешаю выход в зону с набором две четыреста.

— Разрешили…

Самолет развернулся на курс и продолжил набор высоты.

Несмотря на молодость, контролируемый летчик пилотировал довольно уверенно. В пилотажной зоне ему предстояло отработать пятнадцать минут, а вернувшись на аэродром, пересесть на боевую одноместную машину и осуществить самостоятельный вылет.

* * *

Олег Басаргин родился и вырос в спокойное и относительно справедливое время, когда не взрывались жилые дома, а билет на поезд можно было купить без предъявления документов. Когда между пенсией и нищетой не стоял знак равенства, а большинство нынешних директоров государственных корпораций еще занимали скромные должности в КГБ.

Родители Олега были образованными, интеллигентными и занятыми людьми. Папа в последние годы службы в авиации командовал полком, мама работала врачом. Оба с утра до вечера занимались делами, тем не менее сына воспитывали правильно: поблажек не давали, за плохие оценки или уличные выходки спрашивали по всей строгости. Потому и вырос правильным мужиком, с твердым стержнем в характере.

Ныне Басаргину шел сорок первый год. В Отделе боевой подготовки Главного штаба ВКС он являлся самым опытным и возрастным инспектором. Жизненный и боевой путь он прошел немалый, повоевал в различных точках, насмотрелся всякого и даже имел ранение. Олег был чуть выше среднего роста, подтянут, ни грамма лишнего веса. Вокруг серых глаз уже завязались морщинки, а на висках появились первые седые волосы.

«Если предложат другую должность, оставив на летной работе, — полбеды. Пусть с понижением, пусть у черта на рогах… Лишь бы продолжать летать, — рассуждал Басаргин, контролируя положение машины в пространстве по приборам. — Но ведь возможны и другие варианты. Могут, к примеру, сослать на штабную работу или вообще уволить».

Он вздохнул, на миг представив себя за письменным столом, до верху заваленным бумагами: приказами, инструкциями, циркулярами…

— Не дай бог, — пробормотал полковник. — Уж лучше на гражданку. Там еще успею устроиться в какую-нибудь авиакомпанию, переучиться и полетать линейным пилотом. А штабиста из меня не получится. Всегда презирал и ненавидел эту работу!

Перепелкин накручивал виражи с различными углами крена, «бочки», «горки», «боевые развороты»… Делал он это неплохо, но парочка замечаний у проверяющего созрела. Поговорить о них со старлеем лучше с глазу на глаз — по дороге с аэродрома. Замечания были мелкими и не из тех, что обсуждаются с летным составом на общем разборе. Зачем лишний раз смущать молодого летчика?..

До окончания работы в зоне оставалось около пяти минут, когда Басаргин обратил внимание на странное подергивание стрелки указателя давления масла в левом двигателе.

Он прислушался…

Двигатели работали ровно. Показания других приборов были в норме.

«Показалось, — подумал Басаргин. — И впрямь старею…»

Однако через несколько секунд в наушниках гарнитуры раздался ровный женский голос речевого информатора:

— Давление масла в левом двигателе ниже нормы.

— Нет, рановато нам еще стареть, — прошептал полковник, положив левую ладонь на РУДы. По переговорному устройству приказал: — Перепелкин, действуй.

Старлей прекратил выполнение очередной фигуры, выровнял самолет и перевел левый движок на малый газ.

«Молодец, пока все правильно», — отметил про себя инструктор.

Далее в эфир полетел доклад Перепелкина:

— «Навага», «Двести четырнадцатый» — падение давления масла в левом двигателе. Задание прекратил, левый на малом.

— «Двести четырнадцатый», я — «Навага». Вас понял, — ответил руководитель. — Ваше место?

— Во второй зоне на две четыреста.

— Возвращайтесь на точку. Снижайтесь и входите к третьему на девятьсот.

— Понял к третьему на девятьсот…

Контролируя по приборам поведение неисправного двигателя, Басаргин успевал посматривать и по сторонам. Машина подвернула в сторону береговой черты, вдоль которой тянулась бетонная ВПП аэродрома, и, плавно опустив нос, начала снижение.

Заняв девятьсот, выполнили подготовку к посадке и доложили третий разворот. В этот момент давление в маслосистеме левого двигателя упало ниже критической нормы.

— Выключаю, — нажал кнопку переговорного устройства Басаргин. — Доложи о выключении руководителю и заодно запроси посадку с ходу на одном.

Перепелкин в точности исполнил указание. Руководитель дал добро на посадку, сообщив о готовности всех наземных служб к приему аварийного самолета.

— Сажаешь самостоятельно — я в управление не вмешиваюсь, — предупредил инструктор.

— Понял, товарищ полковник, — в голосе старлея послышались напряженные нотки.

— Не дрейфь. Делай все спокойно, будто садишься на двух. Только ручкой работай плавнее.

— Понял…

Техника пилотирования при посадке на одном практически не отличалась от штатной посадки. Летные характеристики самолета были великолепными, а запаса мощности одного движка хватало с лихвой.

Выполнив четвертый разворот, молодой летчик довольно уверенно держал машину на глиссаде снижения. Лишь однажды — в районе дальнего привода — Басаргин подсказал:

— Низковато идешь. Поддержи…

Посадку произвели отлично. Прокатившись мимо ряда пожарных, «Скорых» и других специальных автомобилей, свернули на рулежную полосу. По указанию встречавшего техника остановились на отшибе большого перрона.

— Гаси, — приказал полковник, расстегивая привязные ремни.

* * *

— Ну, что тебе сказать?.. Пилотировал нормально, уверенно. Сажал тоже хорошо, без паники. Два замечания. Некритичных, но в дальнейшей подготовке их следует учесть. Первое: резковато работаешь педалями, из-за чего гуляет курс. И второе: заход на одном после дальнего привода был ниже глиссады метров на десять; в простых метеоусловиях это простительно, в сложных может закончиться плохо — с полным ртом родной земли. Уяснил?

— Так точно. Спасибо вам, товарищ полковник! — восторженно благодарил Перепелкин.

— За что? — подпалил тот сигарету.

— Я впервые сажал на одном самостоятельно!

— Как — впервые? Каждые полгода по три полета на одном.

— Так в контрольных полетах второй движок фактически не выключается, а переводится на малый газ. И потом, инструкторы имеют нехорошую привычку хвататься за управление!

— Да, ты прав. Есть у некоторых инструкторов такая нехорошая привычка…

Басаргин с Перепелкиным стояли на краю бетонной стоянки и негромко обсуждали прошедший полет.

Сосредоточенный подполковник — заместитель командира местного полка по безопасности — нарезал круги у истребителя; небольшая цифровая фотокамера в его руках беспрестанно сверкала вспышкой. Инженеры и авиатехники производили наружный осмотр, опасливо поглядывали в сторону приезжего инспектора и на всякий случай были радушны и приветливы, поскольку тот называл командира полка на «ты» и вообще являлся высоким начальством, прибывшим аж из самой Москвы. Старший инженер полка под присмотром начальника штаба опечатывал капоты левого двигателя…