Терра инкогнита - Величко Андрей Феликсович - Страница 11

Предположим, в Антарктиде водится много самых страшных хищников, но наистрашнейший из них — ледяная птица. Нечто вроде страуса, только совсем без крыльев и гораздо крупнее. Мамонта, зараза, убивает одним ударом бронированного клюва, а у нас в Антарктиде их и так почти не осталось! Что она еще делает, я придумаю потом, в плавании — там будет достаточно свободного времени. А ЯСС, получается, будет ее яйцом. Которое вот таким образом светится, пока оно еще живое. А у живого яйца есть одно интересное свойство, заявлю я. Его скорлупа необычайно прочна, но если яйцо все-таки разбить, то взорвется оно посильнее бочки с порохом.

И значит, нужно еще быстренько соорудить ружье, якобы стреляющее такими яйцами. На самом деле оно должно всего лишь оглушительно грохать и давать ярчайшую вспышку, так что особых трудностей тут вроде не предвиделось.

Виктор к этому времени закончил писать «Историю народа мориори», которая вскоре станет одной из глав «Новейшей истории Австралийской империи». Кроме нее, в принципе должна быть еще и древнейшая, но ее мы напишем потом, потому что пока совершенно неясно, какой она будет.

Поначалу Маслов был не совсем согласен с моей исторической концепцией, но приводил какие-то странные аргументы. Мол, писать надо правду.

— Да кто же спорит! — подтвердил я. — Именно ее, родимую. Но это ведь можно сделать по-разному. Вот и надо сразу писать ее так, чтобы потом не пришлось каждый эпизод по десять раз переписывать. Ты-то про это только читал, а я своими глазами видел, как в течение жизни одного только моего поколения история радикально переписывалась четыре раза! А по мелочи — это уже и не припомнишь. И у меня нет никаких оснований думать, что раньше дело обстояло как-то иначе. А это говорит об отсутствии системного подхода. Писали, исходя из сиюминутных интересов, причем не советуясь с коллегами, вот и получалось черт знает что. А у нас появился уникальный шанс сразу создать такое историческое полотно, которое потом если и придется корректировать, то самую малость и по возможности незаметно. Кстати, есть ведь в нашей писаной истории пример именно такого подхода — я имею в виду летописи о приглашении Рюрика на царствование. Наверняка ведь там чистая правда написана — действительно пригласили! И в общем-то не так уж трудно представить, как это выглядело в деталях. Выбрали варяги пару сотен воинов поздоровее и с такими зверскими рожами, рядом с которыми наш будущий император показался бы кем-то вроде ангела небесного, и построили их в круг. Вот, значит, стоит этот круг, а внутри его плахи. Топоры сверкают, воины скалятся. Короче, лепота. И в эту лепоту заталкивают славянских вождей и вежливо так им говорят — вы бы, уважаемые, пригласили Рюрика на царство, что ли. Во избежание. А то мало ли…

В общем, теперь Виктор приступил к главе «Колонизация», пока не уточняя, чего именно и с какими целями.

Провожало нас довольно много народу, и Илья в том числе. Он, кстати, начал проводы с того, что всучил мне наволочку с какими-то тряпками внутри.

— Это флаги, — пояснил Баринов, — а то ты про них, кажется, забыл. На всякий случай сразу три штуки.

— Да, действительно, это я как-то упустил. И на что они похожи?

— Желтое полотнище с горизонтальной черной линией в одну десятую ширины флага на одной трети от его верхнего края.

— Мм… ладно, сойдет. И что эго символизирует?

— А я откуда знаю? Мое дело придумать, а уж объяснять смысл — твое, ты же у нас главный идеолог. Просто я не мог найти достойного применения твоей светоотражающей ткани. Говоришь, из нее теперь полоски на робы дорожных рабочих шьют? Так это нам еще лет двести не понадобится. А флаги получились красивые, сам потом посмотришь. Да, и вот еще, держи.

С этими словами он вручил мне небольшую бумажку.

— Секретные инструкции? — поинтересовался я.

— Адмиральский патент. Вдруг тебя на Филиппинах спросят, кто ты такой, — вот и покажешь.

Я развернул документ. И по форме, и по содержанию творение Ильи больше всего напоминало справку с места работы советских времен, только с золотым заголовком и серебряными завитушками по периметру.

— У себя в каюте в застекленной рамке повешу, — пообещал я. — И счастливо оставаться, нам уже пора. До встречи в Ильинске! Как раз после нашего возвращения с Филиппин и будет самое время переносить императорскую резиденцию на материк.

И, потихоньку напевая: «На материк, на материк ушел последний ка-а-араван!» — я поднялся на борт и обратился к старпому:

— Ну что, поехали? Командуй, Миша, а я посижу в тенечке и посмотрю, как это у тебя получается.

Сейчас «Победа» впервые выходила в море не только с экипажем, но и с пассажирами. Точнее, с одним пассажиром, то есть Виктором, и пассажирками, коих имелось девять штук. Все беременные женщины из текущей партии переселенцев, в том числе и Витина жена, плыли не на катамаране, а на моем корабле, где им была отдана кают-компания и два прилегающих к ней закутка. И сейчас Михаил начал свое командование с громового «А ну брысь!», по которому пассажирки мгновенно очистили палубу. Ньютон же этот приказ проигнорировал. Он не без основания считал, что лично ему «брысь» имею право говорить только я.

На третьи сутки мы подошли к будущему проливу Кука, то есть пятидесятикилометровому промежутку между Северным и Южным островами Новой Зеландии. «Москвич» показал очень неплохой ход — порядка пятнадцати километров в час, и «Победе» иногда приходилось идти под всеми парусами, чтобы выдержать заданную скорость. Правда, тут сыграла свою роль и орава переселенцев, которым все равно нечем было заняться, вот они и гребли попеременно, помогая двум похожим на перевернутые кульки парусам «Москвича».

— Корабль на горизонте! — заорал наш впередсмотрящий Толя.

Я взял бинокль и направил его на еле заметную черточку впереди. Так, что мы видим? Каноэ, где-то по десятку гребцов с каждой стороны, то есть сравнительно небольшое. Мачты нет, парусов, естественно, тоже. В принципе для нас опасности не представляет, но идет оно курсом, пересекающимся с нашим. Зачем давать маори возможность рассмотреть наши корабли с близкого расстояния?

Спустившись в грузовой отсек, я достал с полки фюзеляж летающей модели «Орел». Вторым заходом вытащил два крыла, за пять минут присоединил их и, заведя движок, поставил модель на катапульту, которая, по сути, являлась просто большой рогаткой с центральной направляющей. Сам же «Орел» был моделью, замаскированной под огромную птицу, только с мотором вместо клюва. Но зато с размахом крыльев почти четыре метра!

Проверив, как работает радиоуправление и нормально ли передается изображение с телекамеры «Орла» на монитор, я запустил гордого птица в воздух.

Вот уж не знаю, видели ли здешние аборигены настоящих орлов, но мой произвел на них неизгладимое впечатление. Когда он в первый раз с воем пронесся над каноэ, маори попадали на дно и даже пытались закрывать головы руками. И потом так припустили к берегу, что весла в руках гребцов натурально гнулись. А я еще боялся, что по моему самолету начнут стрелять из луков!

С «Москвича» послышалось радостное улюлюканье — мориори очень не любили своих бывших новозеландских соседей. Через десять минут вернувшийся и севший на воду около «Победы» самолет был выловлен специальным сачком, и мы продолжили путь.

На четвертый день пути ветер начал усиливаться и вскоре достиг примерно десяти метров в секунду, а волнение я на глаз оценил баллов в пять. «Победе», разумеется, оно не причиняло никаких неудобств, ведь это были океанские волны, широкие и пологие, но низкую палубу катамарана то и дело окатывало водой. Впрочем, с него радировали, что у них все в порядке. Более того, имевшийся среди переселенцев ученик шамана заявил, что ветер, как ему кажется, усиливаться больше не будет. Вообще-то он и раньше неплохо предсказывал погоду, поэтому пришлось ему поверить. Тем более что альтернативы продолжению похода все равно не было.