Рождественское перемирие (ЛП) - Райз Тиффани - Страница 8

- Чем больше я думаю о Рождественском Перемирии 1914 года, тем больше меня это озадачивает, - продолжил Сорен. - Как это произошло? Давным-давно на ужине в честь Дня благодарения я консультировал людей, которые не видели близких родственников несколько лет из-за ссоры из-за политики или религии, война просто на словах. Но эти мужчины в траншеях убивали друг друга, буквально стреляли друг в друга месяцами до того, как наступило перемирие. Как оно произошло? Почему? У меня есть теория. Зимой холодно, и холоднее, чем зимой в Европе в траншее, быть не может. Солдаты замерзли как никогда в своей жизни. Но Рождество - это тепло. Это горячий сидр и свечи, и рождественское полено, и слишком много людей в церкви.

И еще одна волна мягких усмешек.

- К Рождеству солдаты превратились в глыбы льда. И мы знаем, что происходит, когда бросаете кубик льда в горячий напиток? Лед трескается. Этот феномен известен как «дифференциальное расширение». Ядро кубика льда остается холодным и твердым, но наружная его часть контактирует с теплом и расширяется. И в один миг трескается. Рождество пришло к этим заледеневшим солдатам, выплеснулось на них, и они треснули. Может, поэтому многим из нас Рождество приносит боль. Мы ощущаем эту трещину, эту брешь, которую в нас пробил этот праздник. Думаю, поэтому на Рождество мы ощущаем столько холода, темноты внутри нас, которые выходят - злость, что еще один год уже прошел, столько времени потрачено впустую, одиночество в ожидании провести Рождество с кем-то, кто не хочет его с тобой проводить. Или хуже того, чувство, которое мы просто забыли.

Краем глаза Кингсли заметил, как Нора украдкой вытерла слезу.

- Но... - сказал Сорен, - может быть, есть что-то хорошее, что рождается из этой трещины в наших сердцах. Так создается место для хороших вещей, которые могут проникнуть внутрь, светлые, теплые вещи. Пламя свечи. Музыка. Старые друзья, зашедшие без предупреждения. И еще... любовь? Надежда? Прощение? Кажется разумным, что Рождество заставляет нас хотеть прощать друг друга, хотя бы на день. Понимаете, Рождество, само по себе, акт прощения. Вначале Бог вручил нам всем подарок - мир. И мир был чистым и прекрасным, и невинным, и мы разрушили его через пять минут после вручения. Мы были детьми в посудной лавке и разбили мир, не понимая, что разбили себя вместе с ним. И вместо изгнания нас из Его «списка Рождественских подарков», что я бы на его месте сделал, Бог вручил нам другой подарок. На самом деле, самый для Него ценный во вселенной - Его новорожденного сына. И этот подарок, дар Сына божьего, мы не могли сломать. Хотя и пытались, не так ли? Мы пытались. - Сорен многозначительно посмотрел на большое распятие на стене.

- Тем не менее... – не останавливался Сорен, улыбаясь как благословляющий священник, - есть и хорошие новости. Господь дал нам Своего Сына как акт непомерного прощения. И мы действительно пытались сломить его, и на несколько дней показалось, что нам удалось. Ох, мы не сломили его. Потому что Иисус - это любовь, а любовь, настоящую любовь, можно бросать и пинать, и избивать, пороть и бить, и распять на кресте. Но она будет жить. Истинная любовь живет и будет жить вечно. И я желаю вам счастливого Рождества и еще поздравляю нашего Господа с Днем рождения, ибо он каждый год возрождается в наших сердцах. И в этом и есть значение слов Иммануила - Бог с нами. Рождество с нами как прощение на протянутых ладонях.

Проповедь закончилась, и Нора потянула Кингсли за руку, выводя его из святилища в притвор.

- Ты в порядке? - спросила Нора.

- Я?

- Ты так сильно сжимал мою руку, что я подумала, ты ее сломал.

- Правда? – не поверил Кингсли. - Прости.

- Он добрался до тебя? - поинтересовалась она, сочувственно улыбаясь.

- Немного, - признался Кинг.

- Это происходит с лучшими из нас.

В святилище снова заиграла музыка.

- Хочешь уйти? - спросила она. - Или хочешь пойти к нему и подождать там?

- Только на несколько минут, - ответил Кингсли. - Я смогу вручить ему носки.

- Хорошо. Следуй за мной, - произнесла Нора.

Она вывела его через главные двери церкви и повела за угол. Под светом зимней луны они прошли по дорожке, которая вела от церкви к толстым стволам деревьев, защищающим небольшой дом Сорена от посторонних глаз. Нора поднялась к двери и повернула ручку. Заперто. Она вытащила связку ключей из кармана пальто.

- Такого никогда не было, - пробормотала она и открыла дверь собственным ключом.

Дверь открылась на кухню Сорена. Нора включила свет, и Кингсли увидел на столе старомодную банку для печенья.

- Боже мой, Клэр, - воскликнула Нора, сняв крышку с банки. - Люблю эту девчонку. Каждое Рождество она посылает Сорену две дюжины самых лучших глазированных печений.

- Ты ешь его печенье? - спросил Кингсли. - Он не говорил, что ты можешь угощаться.

- Если ты сосала член мужчины, значит можешь есть его печенье. Пожизненно. Это закон. - Нора расстегнула его пальто и стянула с плеч.

- Правда? – задал вопрос Кингсли, помогая ей со своим пальто.

- Правда.

- В таком случае, - сказал Кинг, - передай мне одно.

Нора усмехнулась и закинула печенье в его рот. Оно таяло на языке словно масло, что неудивительно, ведь почти на 78% печенье из него и состояло.

Нора повесила его пальто и провела в гостиную, где он и Сорен много раз за эти годы напивались. Кингсли дорожил этими ночами, ночами, когда стены Сорена немного опускались. Эти пьяные ночи они говорили до самого рассвета. Иногда Сорен лежал на спине перед камином и позволял Кингсли положить голову ему на живот, как в старые времена. Иногда Сорен даже проводил рукой по волосам Кингсли и тянул, но сегодня этого не произойдет.

Нора включила гирлянду на ели, и Кингсли пришлось зажмуриться от внезапной вспышки огней.

- Похоже, не только у меня была групповуха с Санта Клаусом, - отметила Нора. Она включила электрические свечи на окнах. Даже каминная полка была украшена свечами, настоящими, и она зажгла одну за одной, пока вся комната не засияла. На крышке рояля стоял праздничный венок. Нора зажгла все четыре свечи внутри венка, а Кингсли разжег огонь в камине и нашел прекрасную пуансеттию на полу возле поленницы.

- Бамби, - прочитал он на открытке. - Я украла ее с алтаря в доме Иезуитов. С любовью, Магдалена. - Надпись была на итальянском.

Бамби?

- Эй, - позвала Нора, перебирая толстую пачку открыток, которую достала из корзины. - Я нашла секрет для получения кучи Рождественских открыток. Присоединиться к духовенству. Должно быть, тут две сотни.

- Не стоит того, - заметил Кинг. - Я могу сам купить открытки.

- Посмотри, это мы, - сказала она и протянула открытку с Мелочью пузатой. На переднем плане был светловолосый пианист Шредер, темноволосая сплетница Люси и Снупи.

- Я чертова собака? - спросил Кингсли.

- Ты перетрахал столько ног.

- Говоря о них, откуда ты знала, что он пошутит с Пинатсами? - решил узнать Кинг.

- Давным-давно я осмелилась сказать ему это, когда он шел читать рождественскую проповедь, - ответила она, продолжая перебирать открытки. - Не думала, что он сделает это, но как видишь. Раз в несколько лет он произносит ее, чтобы рассмешить людей.

- Откуда ты знала, что он произнесет ее сегодня? - спросил он.

- Я не была уверена, - ответила она. - Но это пари заставило тебя пойти со мной, верно?

- Если бы ты проспорила, я бы взял тебя вместо тысячи долларов.

- Стоило того, чтобы привести тебя сюда, - парировала она. - Я запихнула твою тысячу в коробку для пожертвований. И разрешу использовать налоговый вычет. - И подмигнула ему.

Нора вернула открытки в корзину и как только повернулась, Кингсли обхватил ее за талию, притянул к себе и страстно поцеловал. Он ощутил сахар на ее губах, теплое масло печенья. Он мог провести всю ночь, целуя и пробуя эту женщину, которая поставила на кон тысячу долларов, только чтобы он пошел с ней в церковь.

- Аминь?