Дивные времена
(Сказки) - Янков Николай - Страница 11

Послушался Заяц барсучьего совета. Взялся за работу. Вырыл нору. Проделал в стене окошко. Печку сложил. Потолок досками обшил. Посередине поставил старый гриб вместо стола. Стулья сколотил и дом обжил. Паук сплёл ему занавеску. Лесная мышка-подкоренница ковёр соткала. Дятел сделал вешалку, продолбил замочную скважину.

Зажил Заяц счастливо. Живёт неделю, другую и третью. А на четвёртую случилась беда. Забрался к нему Хорь, старый разбойник. Поднял Зайца с постели. Сон ему прервал, пол-уха оторвал.

Шкуру Заяц уберёг, дом не устерёг. Опять побежал в лес. Бежит, сам с собой рассуждает: «Хорошо ещё, что Хорь явился, а не Лиса… Надо мне для жилья укромное место искать, подальше от зверей, подальше от врагов». Прибежал Заяц на окраину села.

Забрался Заяц под плетень, в сухое место. Смотрит — за плетнём домик стоит, из досок сшит. И красивый, и прочный. Постучал он в дверь раз, постучал другой и спрашивает: — Есть здесь кто-нибудь?

Хозяин как зарычит, как залает! Да как кинется на Зайца! Гонит его по горам, гонит его по долам. Наконец, надоело ему за Зайцем гоняться, и вернулся он в село.

Пришла зима, выпал снег. Всё кругом побелело. Остался Заяц без крова над головой. Под колючим кустом в чистом поле лежит, от холода дрожит и думает:

«А теперь куда деваться? Всюду звери, всюду враги!.. Видно, умирать придётся!»

Поплакал Заяц, поплакал, да и заснул с горя.

Всю ночь шёл снег. Засыпал леса, засыпал поля. Всё кругом устлал и куст замёл. Проснулся Заяц, видит — лежит он в белом домике. Стены белые, потолок белый, никто его не обшивал, не делал. Ни стола, ни печки, дверцы — и той нет. Но зато внутри тепло, светло. Ветер не дует, сквозняком не тянет.

Обрадовался Заяц. Принялся хлопотать.

Сделал под снегом ход. В крыше выдолбил отдушину. Стёкла изо льда смастерил, ничего не забыл. И устроился в новом жилье.

По ночам рыщет, еду ищет, а к утру домой возвращается. Следы свои заметает, чтоб никто домик не открыл. Так и дожил Заяц до весны в укромном месте, далеко от зверей, далеко от врагов…

Чёрная птичка с жёлтым клювом и жёлтыми лапками, не очень большая и не очень маленькая, подлетела к старому грушёвому дереву.

Дереву было ровно сто лет и один год. Плоды с него собрали ещё летом. Осталась только одна груша, жёлтая, как цветок ноготка, — она спряталась в листве.

Чёрная птичка запрыгала с ветки на ветку, повернулась в одну сторону, в другую, растопырила хвостик-метёлку. В глаза ей брызнуло жёлтыми огоньками осеннее солнышко.

Птичка весело запела:

— Фью-фью, чик-чирик, трю-люлю, чи-чи-чи!

Она заметила в ветках старого дерева жёлтую грушу и обрадовалась ещё больше. Птичка стала клевать сладкий плод. Светлые капли сока потекли по перьям. Птичка отряхнулась, взяла в клюв кусочек груши и полетела к грабовой роще. На её опушке в траве лежал поросший мхом камень. Чёрная птичка села на камень и положила перед собой кусочек груши.

— Фью-фью-фью, чик-чирик, чи-чи, — ещё веселее пропела она. Повернулась в одну сторону, в другую, повертела хвостиком-метёлкой и принялась быстро и ловко клевать вкусную мякоть.

Верно, она боялась, что кто-нибудь отнимет у неё лакомство.

Блестящее коричневое семечко выпало на камень и скользнуло в ямку, — след, который оставило в мягкой земле копыто какого-то лесного жителя. След был глубокий, после дождей в нём застаивалась вода.

Птичка то ли не заметила семечко, то ли не обратила на него внимания. Она наелась, вытерла клюв о крыло, ещё раз отряхнулась и пропела:

— Фью-фью, чик-чирик…

Потом стремительно, будто камень из пращи, взвилась высоко в небо и пропала из виду.

А блестящее коричневое семечко так и осталось лежать в ямке. К вечеру на рощу пролился тихий дождик. Вдоль опушки потёк мутный ручеек, потащил за собой комки земли, палую листву.

Ямка наполнилась водой, листвой, землёй, маленькое семечко под толстым покровом притихло и затаилось.

Пришла долгая, долгая зима, укрыла рощу снежным покрывалом.

Исхудавшая белка спустилась по стволу на землю к тому месту, где осенью упало в ямку коричневое семечко.

Белка продрогла и проголодалась. Она не любила зимы. Орехи и жёлуди, которые она натаскала осенью в своё дупло, кончились.

Белка опустилась вниз, обнюхала землю и стала разрывать снег, поднимая фонтанчики снежной пыли. Снег слепил ей глаза. Ледяные иголочки кололи шею, снежная пыль облепила мордочку. Белка вздрогнула, поджала верхнюю губку, обнажив передние зубы, блестящие и острые, как тёсла. Семечка она так и не нашла. Оно осталось в ямке под толстым снежным одеялом, в тепле, в мягкой постельке.

Голодная белка живо вскарабкалась по стволу, со ствола на ветку и запрыгала с дерева на дерево, длинным пушистым хвостом сбивая снег с веток. Ледяная сосулька величиной с хороший сучок сорвалась с ветки и ухнула вниз. Она угодила прямо в двух зайцев, которые лежали под кустом, прижавшись друг к другу. Зайцы грелись и рассказывали друг другу разные небылицы, стараясь переврать друг друга. Испугавшись сосульки, они вскочили как ошпаренные и бросились в разные стороны: один на восток, другой — на запад. Сорока-белобока, насмешница, завертела хвостом и закричала им вслед.

— Бегите, бегите! Белые великаны лес валят! Триста волков мраморный камень грызут, зубы точат, вас съесть хотят!

С юга из-за гор прилетел добрый старый ветер. Небо прояснилось, ветки засветились, на рощу глянуло весеннее солнышко. Снег начал таять, во все стороны потекли мутные ручьи. Роща зашумела, сто молодых добрых ветров зашептались в ней.

День за днём роща выгоняла почки, раскрывала листья. Орешник развесил серёжки, мягкие, как кошачьи лапки. Расцвели цветы, выросла молодая трава. Певчие птицы заполнили рощу. Загудели мохноногие, мохнобрюхие шмели. Выползли жуки, запорхали бабочки, зажужжала мошкара. У подножья холма, над рекой, сновали стрекозы на крылышках из тонкого шёлка…

В роще куковала кукушка.

Три старушки шли в рощу за молодой крапивой и, остановившись на припёке у опушки, принялись слушать да считать на пальцах, сколько им жить осталось. Считали, считали и сбились. Заслушались кукушку!

Пришёл апрель и в Зелёные горы, и в Синие.

В роще ворковали горлицы.

Тёплым днём на том месте, где осенью блестящее коричневое семечко упало в ямку от большого копыта, из-под мягкой земли, из-под прелой листвы пробился к свету молодой побег. Он вырос из коричневого блестящего семечка, вдалеке от матери — раскидистой, крепкой, стройной старой груши.

Это чёрная птичка с жёлтым клювом и жёлтыми лапками, сама того не зная, посадила на опушке рощи молодую грушу. Не успели окрестные деревья опомниться, как она вытянулась в стройное, будто девушка, деревце с зелёным гладким стволом, с кудрявыми ветками, убранными круглыми листочками.

Ах, как хорошо началась жизнь молодой грушки на опушке грабовой рощи ранней весной! Добрый старый ветер стал прилетать и шелестеть в её свежей кроне с утра до вечера, и сто молодых ветров играли в её ветвях на ста серебряных дудках…

Что же было дальше с молодой грушкой?

Об этом вы узнаете из следующей сказки.

Снова пришёл апрель на опушку рощи, где когда-то чёрная птичка с жёлтым клювом и жёлтыми лапками съела кусочек сладкой груши. Вы, конечно, помните, что случилось с коричневым блестящим семечком, которое упало в ямку от большого копыта лесного жителя? Из него выросло молодое деревце. Сколько вёсен, лет, зим прошло с тех пор? Много: одна, две… больше!