Выбери любимый жанр

Товарищ Сухов или хроники бесполезного попаданца (СИ) - Найтов Комбат - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Я удерживал юнцов на максимальной дистанции и ловил их на выравнивании и зависании. Ещё двое четко зафиксированы в ФКП. И пошли на посадку. Остался герой-любовник. Он полез на вертикаль, идиот. У меня 'кобра' легче, и двигатель мощнее. Он полз наверх, а я сдерживал 'Кобрёнка'. Наконец, он совсем потерял скорость и свалился в штопор, а 'кобра' из него очень плохо выходит. А у меня было почти треть оборотов в запасе. Я прибавил и ушёл на разворот. Вдруг слышу:

— 26-й, прыгай! — 'Ох, блин, в плоский штопор свалился!' Я был уже и не рад, что затеял посмеяться над дураком. Смотрю — выпрыгнул, раскрылся, снижается. Зато повод познакомиться с Дарьей у него появился!

Жердев устроил скандал Покрышкину, что я не мог сбить его с такой дистанции. Саша, по моему приземлению, у меня спросил:

— Костик, ты сможешь рассчитать поправку, чтобы целиться по Жердяю, а попадать по конусу, который он будет тащить.

— Если известна длина троса и половина длины конуса, то нет проблем.

— 30 метров — трос, 5 метров — конус, общая длина: 32 и 5. Я прошёл к 'Кобрику' и внес поправки при Покрышкине.

— Атакуешь его на максимальной дистанции, как только заморгает. Все слышали? Жердяй, на взлёт.

Я зашел и отстрелялся по конусу. 29 пробоин.

После приземления все собрались в классе. Говорил Покрышкин.

— Значиться так, дорогие мои Герои и не очень. Если бы вы, по-настоящему, попались бы Костику, от вас рожки да ножки бы остались. У него незасчитанных за последние четыре месяца 28 штук. А засчитать не могу: он один летает. И меня, и любого из вас, немцы сожрут, если мы у них окажемся в одиночку. Он — единственный в полку, кто дрался один против четырёх 'мессеров', и сбил их всех, не получив ни одной пробоины. У него в лётной книжке всего два боя и семь сбитых. Есть желающие ещё с ним потягаться? Молчите? Мне пофиг, что вы там про себя про него подумали. Ещё кто-нибудь рыпнется — вылетит из полка на хрен. Всем понятно? За сегодняшние учения лейтенант Сухов представляется к очередному воинскому званию — старший лейтенант. Извини, Костик, всё, что могу лично.

Нас перевели в Асканию-Нова. Полк прикрывал переправу, Покрышкин много летал на 'свободную охоту' с Георгием, а я работал по побережью, аж до Румынии. В конце ноября Саша женился. Довольно шумно отметили его свадьбу. Перед самым Новым Годом его вызвали в Москву, и он улетел. И.О. стал Речкалов. К нам прилетели наши 'шефы' из Мариуполя. Новый год отмечали в условиях нелётной погоды и при большом стечении народа. На организованных танцах я стоял в сторонке, там, где меньше дыма, и смотрел на танцующих. Очень понравилось, как танцует одна девушка. Потом отвлёкся, разговаривая с Жердевым. Он, после того случая, на земле от меня просто не отходит. Перенимает опыт. Взрослеет! Вдруг высокий женский голос приглашает меня на танец. Поворачиваю голову: та самая хорошо танцующая девушка. 'Белый' танец, отказываться неудобно. Повёл её в круг. Хорошо, что танго. Хотя бы чуть-чуть умею его танцевать. Не так стыдно будет. После нескольких па, девушка неожиданно спросила: 'А почему так робко? Вы же прекрасно танцуете танго! Я же у Вас училась танцевать этот танец. Вы меня не помните? Я — Света Истомина. Дочь Александра Ивановича. Вы же в Киеве служили? Перед войной.' 'Да, служил. Но Вас не помню.' Она уверенно повела меня, я выполнял роль статиста, но все, почему-то расступились, и мы танцевали одни в кругу. Когда закончилась пластинка, раздались аплодисменты. Конечно не мне, Светлане. Она не отпустила меня после танца, уцепившись мне за руку.

— Я Вас нашла. Совершенно не ожидала Вас увидеть. Вы — моя первая и единственная любовь. Как только Вы у нас полку появились, в сороковом году, так я в Вас и влюбилась. Но я маленькая была, и Вы на меня никогда внимания не обращали. И даже сейчас не узнали. Ой, пойдёмте! Я Вам письма свои передам. Я не знала: где Вы, пока был жив отец, просила его разыскать Вас. Потом оккупация. Два года прятались от немцев. Когда нас освободили, я увидела в газете фотографию, где среди летчиков были Вы.

Она провела меня к гардеробу, достала кучу сложенных треугольников, на которых было написано моё имя. Я совершенно был не готов к такому повороту событий. Подошёл к полке, на которой висел мой планшет и положил письма туда. Светлана продолжала рассказывать о себе, о жизни при немцах, о своей работе: они восстанавливали сталелитейный завод в Мариуполе. Она — сирота, отец погиб ещё в 41-м, инженер 12 полка. Мать нарвалась на осколок, не дожив до освобождения нескольких дней. У неё красивые, но коротковатые, волосы, очень привлекательная девочка, большая грудь, красивые ровные ноги. Приятный голос, красивая правильная речь, слегка слышится южнорусское 'гэ'. Загляденье, а не девочка. После танцев все пошли в столовую на встречу Нового Года. Она села рядом и продолжала что-то рассказывать, а я пытался разобраться в тех чувствах, которые она во мне вызвала. Потом мы гуляли по свежему снегу, она попросила показать ей мой самолёт. Довольно большой 'Кобрёнок' немного смутил её.

— Когда последний раз была на аэродроме, у Вас был самолёт меньше. С такой открытой кабиной. А вот тут под правой рукой была аптечка. Там лежала моя фотография, но Вы об этом не знали.

— Здесь тоже есть аптечка. — я вскочил на крыло и подал ей руку. Отстегнул чехол и откинул его на противоположную сторону. Открыл дверь 'кобрёнка и включил свет. Света заглянула в кабину.

— Как пахнет!

— Вот только не посидеть, парашюта нет.

Подошёл солдат-караульный и попросил уйти с охраняемого объекта. Светлана быстро откинула крышку сумочки, достала карточку и хотела сунуть её за аптечку.

— Не туда! — и я показал на целлулоид, под которым красовался 'кобрёнок'.

— Можно? Правда? — она подсунула фотографию под пластмассу и неумело чмокнула меня в щёку. Я погасил свет, закрыл машину и поправил чехол. Солдат топтался возле нас.

— Всё, всё, уходим!

— Ну, товарищ Сухов, сами понимаете, придёт разводящий и будет мне наряд вне очереди.

— Ладно, с Новым Годом тебя!

Светлана взяла меня под левую руку, и мы пошли в сторону посёлка.

— Завтра утром мы уезжаем. Но нам обещали, что часть лётчиков поедет с нами в Мариуполь. Вы не могли бы поехать с нами? Очень не хочется вот так разъехаться. Я так долго ждала этого момента. И давно уже про себя решила, что как только Вас увижу, так всё Вам и скажу. Как Татьяна Ларина. Вот только я не сразу Вас увидела. А когда увидела, то мне чуть плохо не стало. Пришлось выйти на улицу, а после этого ждать белый танец.

Она ещё совсем молоденькая, интересно, сколько ей лет? Глаза красивые и умные. Несмотря на весь романтический вздор, который она несёт. Навстречу нам шли Речкалов, Бабак, Глинка и Клубов, окружённые просто толпой женщин. Бедному солдатику точно достанется наряд вне очереди. Они шли показывать свои звёздочки на 'кобрах'. Позвали нас с собой, но я отказался. В их кобрах можно сидеть, у них парашют на месте. А в моей присесть негде. Зато решил вопрос о поездке в Мариуполь. Светлана рассказала ещё, что вообще-то она из Киева, там у них была квартира, но ей не удалось, пока, получить разрешения на реэвакуацию.

— Это сложно. Надо вначале собрать много справок и получить разрешение в НКВД, а для тех, кто был в оккупации, этот вопрос рассматривается в последнюю очередь.

Ну, да, 8 пункт анкеты у неё всегда будет грузом на ногах.

— Наш поезд разбомбили, когда мы с мамой выехали из Киева. Нас подобрала Мария Андреевна, и мы всё время жили у неё. Она говорила всем, что мама — её дочь, а я — внук.

— Ты же девушка!

— Я стриглась под мальчишку и туго перебинтовывала грудь, чтобы её спрятать. Иначе... Очень многих девчонок забирали во фронтовые публичные дома для немцев. Вы не подумайте! У меня никого никогда не было! — сказала она и покраснела. И точно! Она даже целоваться не умеет. И глаза закрывает, когда её целуешь.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы