Товарищ Сухов или хроники бесполезного попаданца (СИ) - Найтов Комбат - Страница 11

Однако, прокололся я! Вспомнив, что Р-51 залетал, когда ему, вместо 'Алиссона', воткнули 'Роллс Ройс Мерлин 60', я поставил на уши Олега Ивановича, мы просмотрели все чертежи Р-39 и 'Спита', и заменили V-1710-63 на Мерлин 70 HL, и поставили туда 'Ротол'! Вся проблема упиралась в то, что 'Алиссон' — безредукторный, а у 'Мерлина' — редуктор. Я такой восстанавливал в начале 90-х, на продажу в музей авиации во Франкфурте, в Германии. На 'Мерлине', на коленвал навешены регулятор оборотов и маслонасос высокого давления ВРШ. Сняли малую шестерню редуктора и нарезали внутри зубья для переходника на промежуточный вал 'Кобры'. Приводы навесного оборудования разместили на промежуточном валу. Основную шестерню и вал выбросили, отверстие заглушили. Герметизировали кабину 'Кобрёнка', подключив её к штатному нагнетателю гермокабины 'Мерлина'. Единственное, что не сделали: не сменили вал. Во время третьего испытательного полёта вал лопнул, хотя никаких дополнительных вибраций я не зафиксировал. Я выполнял обычный перевод винта с малого шага на большой, в этот момент раздался громкий щелчок и взвыл двигатель. Я убрал обороты, но понял, передачи оборотов на винт нет. Зафлюгировал ВРШ, доложился и пошёл на посадку. Сел без проблем, немного недотянув до аэродрома, на дорогу. Весна, поля мокрые, садиться на неподготовленную площадку опасно. Там моего любимого 'Кобрёнка' чуть не раздавили танками, но потом помогли дотолкать его до отворота и поставили в стороне от шоссе. Через полчаса пришла машина, прицепили 'кобрика' и довезли его до мастерской. Мы начали менять промежуточный вал, это — обычная работа, ничего особо сложного, только качественная центровка. Через день, проверив вал на лёгкость вращения и биение, я ушёл на очередные испытания. Де-факто, таким образом, появился двухместный Ил-2, первые серии были переделкой из одноместных, в полевых условиях, и, только в 42-м году заводы начали выпускать серийные двухместные Ил-2. Ничего сверхъестественного мы не сделали: воткнули более мощный двигатель в 'Кобру', правда, мощнее на 700 сил. Нас бы похвалить, но, приехали энкавэдэшники и инженеры из Москвы, из НИИ ВВС. И началась целая эпопея. Мы, оказывается, нарушили условия Ленд-лиза, мы не известили начальство, мы подвергли опасности личный состав, то есть меня, кто это всё придумал, мы израсходовали неприкосновенный ЗиП редкого разведчика. В общем, расстрел для нас — слишком лёгкий выход из положения. В общем, арестовали и меня, и Олега Силантьева. Я-то ладно, а вот Олежку за что? Он механик от бога! И главное! Ведь ничего не произошло! Ну, лопнул вал. Усталостные напряжения. И что? Сколько этих валов уже заменили на 'кобрёнке'? Два! Старый он! С сорок второго года в строю! Почему переделывали? От нас требуют данные, а летать в тыл немцев на 'Спите' — опасно! Мне, ночью, в морду сунули какой-то приказ и арестовали. Аж на два часа! Через два часа в землянку ввалился генерал-полковник Вершинин:

— Давай, капитан! Нужны сведения о противнике западнее Умани. Там нас атакует танковая дивизия СС.

— Я ж под арестом, товарищ генерал!

— Не выёживайся, капитан!

— Гвардии капитан!

— Давай, гвардеец.

— Я на 'кобрике' пойду.

— Какая разница! Сведения нужны.

'Кобрик' рванулся в небо, а я засвистел:

Далека родимая сторонка,

Вечер вставил в окна синеву.

Затеряйся, где-то, похоронка,

Если... если до рассвета доживу.

Возвращусь, жену свою привечу,

Всех друзей на чарку позову.

Где я был, и что видал, отвечу,

Если... если до рассвета доживу.

А потом, сниму свои медали,

И пойду тогда косить траву,

В тишину, которую мы ждали,

Если... если до рассвета доживу.

Отойди ты, смерть моя, в сторонку.

Мне вернуться надо наяву!

Затеряйся, где-то, похоронка,

Если... если до рассвета доживу.'

— О чём свистишь, капитан? — послышался голос Константина Андреевича.

— Так песенка: 'Затеряйся где-то похоронка, если... если до рассвета доживу...

— Что мысли такие мрачные?

— А Вы не помните, откуда меня доставали на вылет? Подхожу к Умани! Наблюдаю артиллерийский бой на западной окраине. На станции Синица идёт выгрузка бронетанковой техники. Меня атакуют. До связи!

Шесть 'фоккеров' атаковали меня у Синицы: они были выше меня, где-то на 12-ти тысячах. Надо было идти выше, но не было времени перефокусировать 'Кодак'. Это делается на земле. У каждого из них две пушки МК-108, 30 мм, они их обозначают как 3,0 см, и по 60 снарядов к каждой. Опытные! Одна пара атаковала, а две другие ждали моих ошибок. Хрен вам! Ошибок не будет. Я сделал змейку, и атаковал ведомого первой пары. Горит! 'Отойди ты, смерть моя, в сторонку..' Крутой вираж, без потери высоты, и атакую вторую пару. У меня всего 250 патронов на каждый ствол 'браунингов'. Ведущий получил пробоины и посыпался вниз. Немцы перестроились. Они поняли, что впереди только смерть. Или победа. Ведомые поджимаются к ведущим. В этом наборе им не светит! Уже минус два! Ещё раверсман, моё преимущество по высоте я разыграл на скорость разворота. Короткая, ещё, ещё, дымит, зараза! Облегчаю винт и набор скорости. Теперь вверх и затяжеляю винт. Надо действовать плавно, иначе опять сломаю 'промежуток'. Переворот и атака первой пары. Интересно, кого из нас больше? Я, вообще-то, один! Но у меня больше скорость.

— Сокол, я — гора! Уходи! Сведения важнее!

— Гора, я — сокол! Не могу! На пикировании достанут, работаю, прошу поддержки, вижу ещё противника снизу!

— Сокол! Приказываю отходить!

— Сейчас!

Атакую ведущего первой пары, и ухожу в сторону Днепропетровска. С таким мощным двигателем, имеющийся запас топлива, на полном ходу, израсходуется полностью через час двадцать. Но, через двадцать минут — линия фронта. Если не собьют, то успею. Оторвался я от них сразу, новый двигатель дал мне совершенно другую машину. Но, надо поправлять центровку. Ушла назад, как на серии 'Q'. Придётся пушку на место возвращать. Начал спускаться, на малых оборотах приходится чуть выпускать подкрылки, и постоянно следить за температурой. Неудобно, отвлекаешься от наблюдения за воздухом. Включил на полную обогрев кабины и открыл форточки, температуру удалось сбить. С этим ещё придётся повозиться. Вот и аэродром, отпускаю охранение, притираю машину. На старте полно начальства и энкавэдэшников. 'Арестант' прилетел!

— Что, хотели уничтожить вещественное доказательство? Почему взяли эту машину?

— Слушай, пошёл ты, капитан... Сам знаешь куда! Её для этого делали! Специально для разведки!

— Кто Вам разрешил?

— А, кто мне может запретить обеспечивать безопасность проведения полётов. Умирать мне совершенно не хочется. Что произошло? Машина не может выполнять задания? Может! Сегодня провел бой с шестёркой 'фоккеров' у станции Синица, сбил или повредил четыре из шести, и свободно ушёл от них! А 'Фоккер' на этой высоте имеет скорость выше, чем у стандартной 'Кобры'! А 'кобрёнок' от них оторвался! Понял?

В этот момент подъехал Вершинин. Я знал, что никакой срочной необходимости в этом вылете не было, это он придумал, чтобы вытащить меня из-под ареста. Такую 'разведку' могли выполнить и строевые лётчики, ещё и сразу проштурмовать Синицу. Но, Константин Андреевич тонко чувствовал ситуацию, поэтому разыграл всё, как по нотам. Ну и я, своим боем, ему подыграл. В обычных условиях, я бы просто ушёл, не позволил бы себе атаковать противника. Но, назвался груздем, полезай в кузов! Командующий приехал не один, а с Федором Федоровичем Веровым, замполитом армии. Тут же вручили мне Красное Знамя, расцеловали, заставили открыть капоты 'Кобрёнка', показать им переделки. На все лады хвалили меня и Олежку.

— А, где Силантьев? Ему же тоже мы орден привезли!

— На губе, отдыхает после работы.