Между клизмой и харизмой - Аветисян Самвел - Страница 35
- Предыдущая
- 35/53
- Следующая
— И губернатор Твери здесь? А Прохоров?
— Прохоров больше по расписным девкам.
— Каким?
— По юным моделям, которых ему расписывает на каждый день Листерман.
— Листерман?
— Вы не знаете Листермана? Если называть вещи своими именами — сутенер. Сам он себя называет продавцом «мохнатого золота». Вчера ему пожаловалась одна модель, дескать, Прохоров заставляет их читать «Мертвые души» у изголовья.
— Странный.
— А не странен кто ж?
За час до концерта все было готово. Из конгресс-холла убраны стулья, сцена оформлена нашим логотипом, пиво в упаковке по шесть бутылок расставлено по всему периметру зала, турникет в коридоре для прохода зрителей оборудован. На всякий безопасный случай были даже наняты два жандарма.
— Ты думаешь, придет кто-то с такими ценами на билет? — спросил меня Паша Фейсконтроль, в обязанности которого входило отказывать гостям в особо изощренной форме.
— Мы за вчера и за сегодня продали уже больше ста билетов.
Народ потихоньку стал подходить. Чуть ли не первыми пришли арт-директор клуба Zeppelin Дмитрий Ашман, владелец ресторана «Шоколад» Александр Майонезов, промоутер клубных вечеринок Андрей Фомин с Натальей Синдеевой, хозяйкой «Серебряного дождя».
— Их надо пропустить, — строго произнес Паша.
— Без билета не могу. Мне перед Ярдовым отчитываться потом.
После недолгих препирательств гости все же приобрели билеты. Потом появился совладелец сети «Перекресток» Хасис с супругой и адвокатом Натальей Барщевской. Билеты у них были. И были они в шубах. Несмотря на правило «с соболями не пускать», мы их пожалели — пустили. За ними вереницей последовали светские львицы с форбсами: Ульяна Цейтлина с Гарбером, Шахри Амирханова с Соркиным, Анастасия Волочкова с Полонским, Тинатин Канделаки с Керимовым, Ксения Собчак с Джабраиловым. Про многих я слышал впервые, и это меня спасало — никто не ускользнул без билета.
После них пошла «тяжелая артиллерия» московского бомонда: Абрамович, Давидович, Шусторович, Куснирович, а за ними «мелкая пехота»: Ваге Енгибарян, Константин Андрикопулос, два Верника, две Эвелины (Хромченко с Бледанс), Надя Сказка с нарядной Елкой и Никас с Витасом. К началу концерта в карманах моих брюк и пиджака скопились четыре кучи мятых евро. Я посчитал их в антракте — что-то около ста тысяч. Грянул концерт. Шнуров встретил толпу возгласом:
— Привет участникам Олигархических Игр! — и добавил: — Наше шоу — говношоу, но оно одно такое!
После песни «Когда нет денег — нет любви» Ярдов нашел меня у турникета и отвел в сторону.
— Народ хмурый, драйва нет. Пиво не заводит. Нужна водка. Срочно бутылок сто! Найди где хочешь.
— Хорошо. — когда Ярдов ставит невозможные задачи, у меня срабатывает защитная реакция: на словах согласиться, но не дергаться. Где я сейчас возьму столько водки? Но на всякий случай спросил жандармов, реально ли достать. Жандармы — ни фига себе! — откуда-то притащили десять ящиков Grey Goose, заработав на мне по бумажке в пятьсот евро. После водки народ, конечно, повеселел. Группа оголтелых банкиров у сцены потребовала со Шнура песню для именинника. И зал в едином порыве завыл:
Концерт продлился до двух ночи. По окончании гости направились на afterparty в клуб La Grange. Мне надо было туда доставить Шнура, но он перехотел идти. Отлично! Неужели это конец и я могу расслабиться? Адский был день. Только направился к выходу, как кто-то меня окликнул:
— Привет! Не узнаёшь?
— Ольга? Надо же. Ты откуда?
— Я здесь работаю. Инструктором. Обучаю чад Искандера Махмудова кататься на лыжах. Знаешь такого?
— Слышал. А как же наука? Ты защитилась?
— Да. И успела поработать на кафедре искусств семь лет. Вышла второй раз замуж. За олигарха. Оставила науку. Но счастье длилось недолго. Муж завел себе юную модель, живет с ней в Лондоне. А я вот работаю тут.
— Слушай, а пойдем куда-нибудь. Я тут рядом бар знаю, поговорим. А твой первый, как он, где он?
— Жора еще при Горбачеве эмигрировал в Израиль, а оттуда в Америку. Надо было за тебя выходить замуж. Дурой была.
— Сколько ж мы не виделись? Лет десять?
— Девять с половиной.
Кособокий бар Piggy’s в самом центре Куршевеля сочетал в себе уютный бар и стильное джаз-кафе в одном флаконе, как гласила реклама.
— Do you speak english? — обратился я к девушке с плоской грудью и короткими ногами.
— No[67].
— Why?[68]
— Parce que je suis française[69].
— Ясно. И все ж налейте нам виски. Jameson, please. Two shots[70].
Девушка с плоской грудью и короткими ногами ответила отказом, потому как бар закрывался через пять минут. Тогда я спросил, а можно ли купить целую бутылку.
— C’est très cher[71], - отрезала девушка с плоской грудью и короткими ногами.
— Combien?[72] — одно французское слово я все же знал.
— 1350 euros, — заглянула мне в глаза девушка с плоской грудью и короткими ногами.
Я вынул из кармана брюк горстку мятых евро и высыпал на стол. Выпрямив три бумажки по пятьсот евро, протянул девушке с плоской грудью и короткими ногами. От сдачи я победно отказался.
— Нас здесь не любят, пойдем отсюда, — грустно молвила Ольга.
— Зато любят наши деньги, — добавил я.
— Знаешь, как мы их здесь кличем?
— Как?
— Э, Кузьма.
— Почему?
— Искаженное от excusez-moi[73].
Мы быстро добрались до отеля. Лобби-бар был, естественно, закрыт.
— Поднимемся ко мне? — Я попытался обнять Ольгу, но она отпрянула.
— Давай выпьем на улице. Как студенты, с горла. Смотри, какой снег повалил. Давно здесь такого не было.
Мы вышли на улицу. И вправду, валил добрый, мирный снег. Ночное небо было по-зимнему звездным и ясным. И было тихо. Настолько, что морозный скрип наших ботинок отдавался хрустальным эхом. В этом мягком ночном свете чувствовалась потребность в каком-нибудь знамении. И оно случилось. Откуда-то из темной сказки возникли, шатаясь, Ярдов со Шнуром. За ними, словно вурдалаки, выползли из мрака члены группировки «Ленинград».
— Опа-на, а вот и, сука, марсиане! — Шнур, икая и сморкаясь, тут же потянулся к бутылке.
— Извини, можно даму сначала угощу? — Я убрал бутылку за спину.
— Офф корс, ледиз фёрст. — Шнур изобразил нечто похожее на реверанс, еле удержавшись на ногах. Затем получив бутылку, жадно отхлебнул из нее и передал тромбонисту Валдику. Валдик отхлебнул и передал Севычу (маракасы), тот — Микшеру (ударные), далее бутылка пошла по рукам саксофонистов и завершила круг на Пузе (большой барабан). Пузо вернул бутылку мне. Я уступил ее Ярдову. Ярдов пить не стал и пустил бутылку по второму кругу. И подошел к моей спутнице.
— Позвольте представиться. Царевич русского пива, — отчеканил Ярдов и упал на колено. — Вы позволите поцеловать вам руку, мадам?
— А кто же царь? — заметно смутилась Ольга. А у меня к горлу подступил комок гордости за босса. Через минуту галантный Ярдов, облобызав Ольгину руку, поднялся, стряхнул снег с колена и важно произнес:
— Боллоев из «Балтики», Таймураз Казбекович. Но я его скину скоро.
Постояв немного в раздумье, Ярдов отвел меня в сторону и тихо шепнул на ухо:
— Что за телка? Уступи!
— Извини, не расслышал.
— Уступи, будь другом! Премию выпишу.
Пьет — значит, любит
Однажды Ярдову захотелось водки. Не в смысле выпить, а в смысле создать свой бренд премиальной водки.
- Предыдущая
- 35/53
- Следующая