Татуировка виверны (СИ) - "LuckyLuke" - Страница 4

Это был негласный закон: за пределами квартиры мы были друзьями, но, переступая порог моего дома, становились любовниками… Сначала было очень неловко. Мы, словно два нашкодивших котёнка, не говорили о том, что делали. Молча, вслепую, практически на ощупь изучали друг друга и новые для обоих стороны такого естественного процесса, пытались разобраться в происходящем самостоятельно, и всё чаще у нас это получалось.

С каждым разом мы всё больше понимали, что делаем, но одно не менялось — строго прописанный сценарий: поцелуи у двери, разбросанная по коридору одежда, смятая постель, скрип кровати в остальном тихой ночи… Мы не говорили, не общались, не обсуждали то, что делаем, не делились впечатлениями или ощущениями. Это был просто секс. Безумный, сносящий крышу секс… Просыпался я всегда один. Пашка, как приличный семьянин, после наших совместных ночей всегда возвращался к жене, рассказывая, что задержался на работе или в баре с коллегами. В какой-то степени это даже было правдой: мы на самом деле были коллегами.

Меня устраивало, как функционировали наши отношения: у меня был друг и был любовник. И, хотя физически это был один человек, я воспринимал эти две личности раздельно.

Пашку же это не устраивало… Не знаю, когда это началось. Возможно, если бы мы говорили друг с другом и в стенах спальни, то я заметил бы эти изменения и смог что-то изменить. Однажды он просто заявил, что нам не мешало бы съездить вместе в отпуск. И сказано это было так, что совершенно не оставляло сомнений, для чего нам туда надо было ехать. Наверное, я никогда не забуду эту ухмылку на Пашкином лице, когда он говорил о надоедливой жене, которая стала всё чаще докучать вопросами о любовнице. Тогда я в полной мере осознал свой статус в наших отношениях…

Ехать в совместный отпуск я отказался. Конечно же, я отдавал себе отчёт, что отношения вроде наших в обществе не приветствуются в целом. Даже если бы мы оба были свободны. Тот факт, что Пашка был женат, только усугублял ситуацию. Я понимал, что третий — лишний. Я не хотел оставаться с Пашкой один на один за пределами спальни. Но… меня не спрашивали. На следующий день на моём рабочем столе лежали билеты на самолёт и ваучер на номер в отеле. Не ехать я не мог: командировочная была подписана Главным, а разборки с Пашкиным тестем мне были нужны как попу гармошка. С Пашкой же я мог договориться. По крайней мере, так я наивно надеялся.

Этот разговор я оставил на последний день. Надеялся, что если останется так мало времени на размышления, то Пашка не откажет мне в небольшой, по сути, просьбе отстранить меня от командировки. На крайний случай я мог притвориться, что плохо себя чувствовал. Но, как назло, Пашкина жена решила устроить в тот день вечеринку по поводу… По какому поводу, я уже не помню. Она всегда находила причину для очередной вечеринки, куда приглашала весь бомонд столицы, непременно выкладывая круглую сумму на бесполезных лебедей изо льда и позолоченное мороженое.

Когда-то раньше, только окунувшись в эту жизнь, я с удовольствием ходил на эти вечеринки: знакомился там с людьми, слушал их истории, с интересом узнавая всё больше о жизни в высших кругах. Я хотел принадлежать к их числу, а потому непременно хотел понять, чем они живут и каким воздухом дышат. Спустя годы я смотрел на всё это с долей отвращения. Мне уже давно было известно, что Ролекс — это часы для неудачников, на Мальдивы ездят отдыхать только нищие, а в отелях Рэдиссон останавливаются только люди без вкуса и претензий. Мне надоело постоянное бахвальство и лицемерие, с которым приходилось сталкиваться если не каждый раз, то точно через раз.

Та вечеринка не была другой. Всё те же лица, всё те же фразы. Конечно же, я мило беседовал с Пашкиными гостями, натянув на физиономию самую милую улыбку и щедро раздаривая комплименты расфуфыренным дамочкам в безвкусных шляпках, неумело подражающих английской аристократии… Правила игры в этом обществе я выучил давно: будь как они, или тебя съедят.

Быть съеденным я не хотел. Меня устраивал мой образ жизни: работа, квартира, периодически меняющиеся машины, возможность ездить в отпуск в любую точку мира. Не могу сказать, что передо мной открывались любые двери, но я знал людей, которые могли их открыть. Я ничего не хотел менять в своей жизни, и такие вечеринки, вынужденное общение с не очень приятными мне людьми были не самой большой платой.

Но чем темнее становился вечер, тем больше я уставал, и в определённый момент просто взял бутылку виски и бокал и отправился на балкон. С него открывался замечательный вид на ночной город с яркими огнями автострады где-то далеко внизу. Так я просидел долго, наблюдая за белыми и красными бликами проезжающих мимо машин. Было уже далеко за полночь, и я совершенно не заметил, как гости стали расходиться. То, что я больше не один, понял тоже не сразу. По всей видимости, выпитый виски сделал своё дело, и я стал невнимательным.

— Тебя не было видно на вечеринке, — констатировала Пашкина жена, усаживаясь в соседнее кресло.

— Неделя выдалась сложной. Устал немного, — без зазрения совести соврал я.

С Ленкой у нас с самого начала отношения были напряжённые. И, хотя тогда в наших отношениях с её мужем не было даже отдалённых намёков на что-то иное, чем дружба, она видела во мне причину Пашкиных гулянок. Это он сам таскал меня повсюду для прикрытия, считая, что Ленка не будет ревновать, если я буду рядом. А она была уверена, что это я пагубно влияю на её Пашу, таскаю женатого мужика по барам и пабам. Ведь из нас двоих неженатым был я, а значит, и все беды были от меня.

— Я знаю, что он мне изменяет, — неожиданно выдала Ленка, словно это было самое нормальное, что мог сказать один человек другому.

— Что? — растерянно переспросил я.

— Пашка. Я знаю, что он мне изменяет, — спокойно повторила Ленка. — Он постоянно куда-то пропадает, отключает телефон, возвращается только под утро и говорит, что был у тебя.

Я едва сдержал нервный смех: а ведь он говорил абсолютную правду. Но и Ленка была права… Ситуация просто светилась и переливалась всеми цветами иронии и сарказма.

— А ты не думала, что он на самом деле может быть у меня? — после короткой паузы я всё же взял себя в руки.

— Думала, конечно. Но ты-то можешь мне не врать. Я знаю, что он изменяет, — Ленка подвинулась ближе вместе с креслом, противно скрипнувшим ножками по паркету. — Чувствую, если хочешь знать. Но мне нужны доказательства. И ты поможешь мне их достать.

Внутри всё похолодело в одно мгновение. Я ещё не знал, что именно, но был уверен, что что-то случится. От этой женщины можно было ожидать чего угодно, и в её жестокости и бессердечности я имел возможность убеждаться не раз.

Не зная, что ответить, я просто промолчал. Что я мог ей сказать? Что её муж изменяет со мной? Даже если бы она восприняла это всерьёз… Это бы означало социальное уничтожение и моё, и Пашкино в придачу. Ленка, а вернее её отец были на это способны.

— Лен, я… — собравшись с мыслями, всё же ответил я, — не могу и не буду вмешиваться в вашу жизнь. Это ваше личное дело. И…

— Теперь это твоё личное дело, — спокойно перебила меня Ленка, наливая виски в мой стакан. — Милый мой Алёшенька, ты знаешь его лучше, чем кто-либо ещё. Тебе он доверяет, а значит…

— Ты хочешь, чтобы я воспользовался его доверием? Это, Леночка, называется предательством.

— Я знаю, — усмехнулась Ленка. — Но тебе ведь нравится твоя жизнь такой, какая она есть?

И этого было достаточно, чтобы понять: это было предложение, от которого нельзя отказаться. Социальное уничтожение было не самым худшим вариантом в свете нарисовавшейся картины. О том, что именно ожидало меня в случае отказа, я старался не думать, но воображение уже нарисовало самые страшные картинки с переездом в другой город, поиском квартиры и работы с мизерной зарплатой, которой едва хватало бы на то, чтобы сводить концы с концами, и — самое страшное — срыв учёбы моей сестрёнки, единственного человека в этом мире, в ком я ещё не успел разочароваться…