Офицер. Слово чести (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 55

Я закашлялся, дышать действительно было тяжело, тугая повязка на груди, или кажется даже гипс, видимо ранение в грудь, и вскоре около меня появился пожилой санитар, что дал напиться из чайника.

— Где я? — прохрипел я.

— Санитарный поезд, ваше благородие, как раз Варшаву проезжаем. Мы на Москву идём.

— Серьёзно меня?

— Грудь помяло, а серьёзно ль аль нет, то дохтур ведает.

— Казаки мои?

— Эти бандиты? Тут, в поезде, в последнем вагоне едут. А тот что хромый, он тут, помогает мне и о вас заботится. Спит он сейчас, умаилси.

— Позови.

Бурча на больных что не дают людям отдыхать, тот ушёл, а через несколько секунд в купе забежал полуодетый Егор. Увидев, что смотрю на него, счастливо выдохнул:

— Слава те господи, очнулся.

— Что со мной? — стараясь говорить по тише, даже разговор отдаёт в грудь, спросил я. — Тяжёлое ранение?

— Травма, нет ранения. Германцы фугасами начали кидаться, вот неподалёку от вас и рвануло, телефонисту ничего, а тебе командир крупный осколок прямо грудь прилетел. Если бы не бинокль твой любимый, морской, убило бы, а так грудь поломана. Шесть рёбер сломан, врач их соединял, и три трещины.

— Долго лечится буду, — выдохнул я. — Где остальные?

— Дядька в последнем вагоне с нашими вещами, а остальные на следующем поезде с лошадьми и пролёткой будут. Сюда не пустили.

— Хорошо, — проваливаясь в сон, а это уже сон был, я всё же услышал, что Егор сообщил о том, что телеграмму в Москву они моим родителям отправили, если получили, должны ждать. Когда эшелон придёт они тоже сообщили.

До Москвы мы шли четыре дня, и это ещё быстро вышло, часто пропускали встречные составы с боеприпасами или войсками. Хотя для санитарных эшелонов, как я понял, везде был дан зелёный свет. С каждыми днём я чувствовал себя всё лучше, конечно пошевелится не мог, но в принципе норма. С доктором пообщался, и пусть это не он оперировал, а в госпитале, где сразу после операции меня отправили в тыл, но всё равно всё что нужно тот знал, при мне были сопроводительные бумаги и там описана проведённая операция, и в каком я был состоянии. Егор немного был не прав, не думаю, что он ошибся, скорее всего его неправильно проинформировали. Осколок попал в бинокль разбил его и часть корпуса попалив тело. Хирург почистил от них раны, собрал три сломаны ребра, а не шесть, и два имели трещины, наложил гипс, чтобы удерживать рёбра, и всё. Лёгкое отбито было, но не порвано. Даже швы не накладывал в том месте, где осколки стекла и корпуса извлекал, смазал, наложил повязку и больше ничего. Причина почему я был так долго без сознания, так это травма головы. При опадании осколка меня швырнуло на дерево, вот головой и приложился. И удар вроде не сильный, небольшое рассечение на затылке и шишка, а всё равно два дня в беспамятстве был, изредка открывая глаза и снова уходя в себя.

Однако сейчас, со слов доктора, я уже через два месяца смогу пройти врачебную медицинскую комиссию и вернусь на фронт. Это хорошо, батарею я свою вряд ли получу, значит будет новое назначение. Горелов на своём месте, он этой должности давно ждал, за ту учёбу что он мне давал и дотягивал до уровня командира батареи, ему в ноги нужно поклонится, но я считал, что расплатился, он на эти отчисления на квартиру накопил. Это ладно, четыре дня в пути, Егор под рукой, если что нужно, покормит, утку подсунет или ещё что, сам я пока опасаюсь шевелится, отдаёт. Да и гипс что как панцирь торс закрывает, тоже изрядно мешает. Да ещё чешется всё. Пока катили я или размышлял, или общался соседом, у нас двухместное купе было, кроме меня ещё один штаб-офицер в звании подполковника. Ему не повезло, двигаясь по дороге на автомобиле, тот под налёт авиации попал. Там с аэропланов стрелки-дротики такие железные скидывают, называются они «флешетты». Тут дротик пропал сверху в плечо и вошёл глубоко. Операция тяжёлая была, лёгкое задето, но извлекли и вот отправили в тыл.

Время было подумать, скоро впервые увижу своих родителей. Казаки конечно с телеграммой дали маху, мы об этом не договаривались, их инициатива, но я не ругал, что сделано то сделано. Мои вещи при мне, тут же в поезде, а коней доставят чуть позже. Трофеи, которые я тщательно собирал, тоже в багаже, ничего не потеряно, дядька что приходил меня навестить, в этом божился, и я ему верил. Казаки мне были обязаны службой, дело в том, что за то время что они со мной наставничают, благосостояние их, и их семей, резко подскочило. Да так, что оба даже открыли счета в банках, и держат там свои накопления, так как не знают куда их тратить. Да и времени нет. А трофеев сколько с оказией в родные станицы отправили, где почтой, а где знакомыми. Но это ладно, дела наши, которые не перекликались со службой. То есть, службу я ставил на первое место, но если удавалось заработать, то пользовался этим. Старых казаков, тех двух что нанял последними, курьерами я стал использовать куда как редко. Да офицеры наконец узнали кто даёт эти едкие статьи, ну и был собран суд чести, где мне постановили прекратить выдавать эти цидульки. Пусть там написана правда, но ведь об офицерах, выставляя их в не лучшем свете? Постановить-то постановили, но как-то меня не спросили. Я на это внимания не обратил. Пришлось тем подключить тяжёлую артиллерию в виде командира нашего Пятнадцатого корпуса. Тот вежливо попросил, и я пообещал, так как уважал того за профессионализм. Кстати больше не пишу, но фотоаппарат при мне, и плёнка ещё есть, так что отправлять стал в редакцию только фотографии, на это уже ничего не сказали. Вот их изредка, раз в два месяца кто-то из старых казаков и возил. Они кстати тоже неплохо заработали, даже предложили мне ещё несколько казаков вызвать. Пока думаю, вообще работать с ними интересно, а один из старичков в прошлом пластуном был, разведчика так ранее называли, интересно работал, хотя и я его смог удивить.

Вот так и шла служба, да боевые действия. Сотни раз по краю ходил, а попал под осколок вообще случайно, да ещё в лесу. Та незнакомка не давала о себе знать, да и контактов у нас не было, только встречались во дворце да на моей квартире. Хм, я до сих пор не знаю как её зовут, пусть она навсегда останется для меня прекрасной незнакомкой, приятым воспоминанием. Сам я монахом не жил, с польскими и прусскими девушками и женщинами проживал. Мы же на постой вставали, в одном месте так три месяца стояли, это под Шеттеном, так всегда удавалось уговаривать хозяек, тем более мужей нет, в армии. А там где есть, я не селился, не интересно. Вроде и прошло больше полугода, а вспомнить по факту и нечего, основным ярким пятном, которые не стёрлись из памяти как не нужная информация — это рейды с казаками в тылы германцев. Я однажды майора-связиста притащил, кстати это его машину потом командиру корпуса подарил, и вот за этого майора, да за портфель у него в машине, меня к чину майора и представали, только это звание дошло до меня через два месяца. Если не поторопишь, военная бюрократия, она такая… военная. С тех пор и ношу погоны с двумя просветами и двумя звёздами. Не путаете, тут знаки различия имеют некоторые различия с будущим, две маленькие звёздочки на погоне крепятся на лейтенантский манер, это и есть майор. Три звезды как старлей, подполковник, а чистый погон с двумя просветами, полковник. У капитана, когда я им был, тоже чистый погон с одним просветом, а у штабс-капитана обычные четыре звёздочки.

Эх, что-то задумался я. Честно признаться немного волнуюсь. Встреча с родителями действительно первая, а ведь ещё есть младшие сестрички и брат. С ними я тоже переписываюсь, они такие милые письма пишут, а братец старается казаться взрослым, когда пишет мне письма. То, что госпиталь идёт в Москву, тут просто повезло, я уточнял у доктора, до этого ушли два. Один на Минск, другой на Смоленск, там свои госпитали. В один город смысла всех везти нет, вот потихоньку и размазывают поток раненых по разным городам, ну и нас направили на Москву. Это уже потом дядька признался, на смоленский эшелон они специально опоздали, и дождавшись московского, который подали к перрону, погрузили меня в него, передали доктору сопровождающие бумаги и договорились устроится в вагоне с санитарами и разными медикаментами, но спали в тамбуре, он пустой, в него никто не заходит, расстелили палатку, и вот так спали по очереди, пока другой караулил у моей койки.