Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 48

— Никто не выдерживает на этих таблетках и недели, — шепчет Чонгук, сминая ткань пижамы на его спине.

— Ты выдержал.

— Я слишком сильно тебя люблю.

Юнги плотно зажмуривает глаза, вдыхает глубоко, настраивая себя на то, что больше лить слёзы не будет, и, привстав на носочки, обвивает Чонгука руками за шею, прислоняясь своим виском к его.

— У твоей семьи ведь не было никаких финансовых проблем, верно? — говорит он, стараясь не дышать и не двигаться.

— Не было, — честно признаётся тот.

Чёрт. Чонгук продал квартиру, согласился жить в одном доме с Намджуном, которого ненавидит, и спать в одной кровати с Сокджином, которого не любит, лишь бы только быть рядом с Юнги, лишь бы только присматривать за ним, оберегать. Он оставил всё, что у него было, ради того, чтобы выкупить нужное количество препарата, которое будет скрывать его влюблённость в соулмейта, принадлежащего другому человеку, и чтобы не потерять возможность видеть Юнги каждый день.

— Насколько они дорогие?

— Тебе не нужно это знать, — чуть громче озвучивает Чонгук, отстраняясь от него и заглядывая в глаза. — Ты не будешь их принимать.

— Почему? — Юнги хлопает слипшимися от слёз ресницами. — В чём проблема?

— В побочке, — ёмко изрекает тот.

Юнги на время замолкает.

— Это… — а потом поджимает опухшие губы. — Больно?

— Очень, — чуть слышно отвечает Чонгук.

— Но не больнее, чем глотать спицы и плеваться кровью, — выходит чересчур уверенно.

— Гораздо больнее.

Сколько всего удалось Чонгуку вынести? Как он дожил до сегодняшнего дня и не сошёл с ума? Как он выдержал столько дней, страдая физически и морально, как убивался по Юнги, которого трахал Намджун, как терпел все до последнего выкидоны, обиды, признания? Юнги боится спрашивать, какие побочные эффекты у этих таблеток, потому что не видит для себя другого выхода, кроме как начать принимать их, чтобы остаться с Чонгуком. Потому что без таблеток он не сможет справиться. Нет ничего хуже тех ощущений, о которых Юнги узнал сегодня. Проще умереть, чем это вытерпеть. Он чуть не умер, когда это случилось с ним, он будто выкашлял свои лёгкие. И даже слушая всё, что Чонгук сейчас говорит, Юнги уверяет себя в том, что тот его обманывает. Больнее того ужаса, что он уже вынес, ничего быть не может.

— Я хочу попробовать.

— Ты не знаешь, о чём говоришь. Горло будет раздирать так, что… — Чонгук сглатывает, сморщившись, и ненадолго прикрывает глаза. — Ты не сможешь пить, есть. Говорить. Дышать, — Юнги смотрит на него неверяще и не может подобрать слов. — Каждая секунда твоей жизни превратится в ад, от которого невозможно будет сбежать.

— Тэхён сказал… — Юнги запинается, еле держа себя в руках, чтобы снова не разреветься. — Он сказал, что они обезболивающие…

— Нет, — мотает головой Чонгук, возвращая свой взгляд к его глазам. — В нём минимальная доза наркотика, — он целомудренно целует его в лоб, освобождая из объятий, и подталкивает в сторону кровати, продолжая держать руку на его пояснице. — Мне разрешили побыть с тобой всего пять минут.

— Мне всё равно, Чонгук. Дай мне таблетку, — настаивает Юнги, присаживаясь на кровать. Он ощущает себя полностью опустошённым, и ему уже не страшно пойти даже на такие меры. — Не надо отговаривать. Просто дай и всё.

— У меня нет с собой, — Чонгук давит ему ладонями на плечи, укладывая головой на подушку, расправляет сложенный вчетверо плед, лежащий у него в ногах, и накрывает его, нагнувшись к лицу и ещё раз поцеловав, но уже в щёку. — Тебя выпустят отсюда завтра. Я знаю, я уже лежал здесь, — он убирает чёлку с его лба и выдавливает из себя улыбку. — Мы что-нибудь придумаем, обещаю. А пока поспи.

— Чонгук, я должен понять. Может быть, я смогу выносить это.

— Я оставлю блистер в твоей куртке, которая висит на вешалке в прихожей. И буду надеяться, что ты передумаешь.

— Спасибо, — губами произносит Юнги, и Чонгук видит, как его глаза вновь становятся мокрыми.

— Мне пора, — он разгибается в спине, посмотрев на него напоследок, и медленно начинает шагать назад, не имея никакого желания бросать Юнги здесь одного. — Пока.

— Пока, — отвечает тот, зарываясь лицом в подушку сразу, как только за Чонгуком захлопывается дверь.

Юнги искренне жаль и себя, и всех остальных, кого постигла участь влюбиться в чужого соулмейта. Никто не способен закопать в себе любовь: это чувство, как и все остальные, нас, людей, контролирует. И никто не заслуживает такой зверской боли и отсутствия возможности погибнуть от своей чёртовой влюблённости.

Юнги очень хочет погибнуть.

Таблетки не выход. Да и всё остальное – тоже.

Выхода просто нет.

*

Накачанный транквилизаторами, Юнги спит и вечер, и ночь, и всё утро. Реальность встречает его яркими лучами солнца, отсутствием сил на то, чтобы подняться с кровати, и бесконечными мыслями о том, что, возможно, было бы лучше совсем не встречать Чонгука. Тогда были бы счастливы все. Чонгук не подсел бы на таблетки, из-за которых ему больно даже говорить, Юнги не был бы вынужден снова и снова переживать расщепление, а Намджун не стал бы таким неуравновешенным. Всё было бы хорошо, продолжает убеждать себя Юнги, сжимая пальцами шею и стараясь не обращать внимание на болящее горло. И понимает, что то, о чём он думает, – сказки, которым в жизни нет места. Юнги не был обречён на счастье с самого начала.

Дверь отворяется после робкого предупредительного стука: в палату заглядывает Сокджин. На нём совсем нет лица, он одет во вчерашнюю одежду, и Юнги не хочет думать о том, что тот просидел на диване в коридоре всю ночь, но то, как тот выглядит, именно на это и указывает. Остаётся надеяться лишь на то, что Чонгука вместе с ним не было.

— Хэй, ты как? — заботливо произносит Сокджин, подходя к нему. — Хорошо поспал?

— Да, — спросонья хрипит Юнги, растирая кулаками глаза. — Ты один?

— Если ты про Намджуна, то… — Сокджин выдыхает, присаживаясь на край кровати, и чешет затылок. — Его вызвал отец. А наш отец, он… довольно строгий человек. Ему чревато отказывать.

— Нет, — перебивает его Юнги. — Я не про Намджуна.

Во взгляде Сокджина раскаяние и извинение. Он не смог уехать, оставив Юнги без поддержки, и договорился с главным врачом, что тихонько посидит в коридоре, дожидаясь утра, а днём заберёт Юнги домой. У Чонгука не вышло высидеть и часа. Он вообще выглядел так, будто вот-вот совершит самоубийство, поэтому Сокджин, пообещав, что присмотрит за Юнги, велел ему ехать отсыпаться.

— Юнги…

— Вы с Чонгуком соулмейты? — беззлобно спрашивает тот. Сокджин, отвернувшись от него и уставившись в пол, уверенно кивает. — Я потерял голову и не заметил очевидного. Намджун ведь любит меня, — продолжает Юнги, поникая головой. — Если бы я не был его предназначенным, он давно бы уже начал пачкать кровью свои дорогие рубашки и костюмы.

— Мне очень жаль, — искренне говорит тот, поворачиваясь обратно и смотря ему в глаза. — Я даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти.

— И слава богу, Сокджин, — еле слышно подытоживает Юнги, вытаскивая из-под одеяла ноги и свешивая их вниз. — Давай свалим отсюда.

— Конечно, — Сокджин хочет этого не меньше Юнги.

Он помогает ему встать, подаёт джинсы с футболкой, висящие на спинке белого деревянного стула, и, дождавшись, пока Юнги полностью переоденется, ведёт его на выход, отдавая ключи от машины, которую подогнал Намджун, а сам идёт оповестить врача о том, что они покидают больницу.

Дома Юнги должно стать немного полегче.

Сокджин, по крайней мере, собирается максимально этому посодействовать.

*

До дома они добираются молча. Юнги просто смотрит в окно всю дорогу и держит около рта плотную марлевую салфетку, боясь замарать Сокджину машину, вспомнив что-то о Чонгуке. То, что произошло с ними той ночью, слишком ярким пятном отпечаталось в памяти, и не думать об этом чересчур сложно, но Юнги кое-как справляется, терзая душу моментами ссор с Намджуном, их руганью. Вчера тот заявил, что они улетают в Америку. Что там уже есть дом, там хорошие условия для жизни. Там работа. Юнги ответил, что не собирается никуда лететь. У него здесь всё – семья, друзья. Чонгук. И ему даром не нужны ни деньги, ни перспективы. Юнги лишь нужен свой угол, который с ним согласится разделить Чонгук. И здоровье, в идеале, но это уже другой разговор.