Сладкое море (СИ) - "слава 8285" - Страница 17

— Почему?

— Чистые племена всегда был дикий. Всегда жил сам. Свой закон, свой начальник. Они всегда были верные Всевышнему, и Пожиратели их не трогать.

— Как не трогать? Почему?! Шурканы их не едят?

— Нет. Чистый кровь не едят. Всевышний говорит — запрет. Горцев не трогать. Шурканы их не берут… — и, сказав это, замолчал и пошел к машине.

***

Хенрик хотел начать снимать уже в день приезда, но глупых хозяйских забот по лагерю было так много, что к вечеру он выбился из сил. Пока выгрузили все из машины, пока натянули палатку, пока разобрали вещи, пока развернули пластины солнечных батарей…

Вдобавок дорогущий дальномерный фотоаппарат «Купер» он так и не нашел среди вещей. То ли забыл упаковать еще дома, то ли стянули где-то по дороге. А еще оказалось, что взяли маловато газа для бытовых горелок, но это не особо волновало Хенрика при такой-то жаре.

Неожиданно хорошо повел себя Нильс. На удивление он был бодр и весел, много купался и с удовольствием выпил полуторалитровую пластиковую бутылку домашнего розового вина.

А еще тишина тут была потрясающая, внеземная, Довременная тишина. Наверное, точно так же было тихо и при сотворении Озера, подумал Хенрик. И этот умиротворяющий покой успокоил Хенрика, и он в первый раз за долгие месяцы расслабился по-настоящему.

Ближе к вечеру, еще до темноты, он прошелся по округе и расставил фото-и видео-ловушки, а когда вернулся, то Захри уже развел костер, и родственник его готовил шашлычки, а Нильс, с красным от дневной жары лицом, сидел вместе с ними, допивал вино и улыбался.

— Сначала Всевышний быть один. Потом Он делать Тьма. Тьма была великий, как Он, почти как Он, и любить его, а Он любить Тьму. Тьма была великий и мудрый, и Он наслаждался покой в ней, и они беседовать. Но потом Всевышний делать Землю, и делать Море, и на берегу делать первый Люди. И Всевышний ушел от Тьмы к люди и смотрел на них, и очень радовался, очень хорошо они были. И очень они быть красивые… и они плясать перед Всевышним и петь ему, и Всевышний радоваться, а Тьма ревновать! Очень, очень сильно злиться. И Тьма губить людей, чтобы быть только он и Всевышний. И убивать людей, а люди плакать и бояться, и кричать Всевышнему, а он спасать их, и битва с Тьма. И Тьма хотеть сделать своих людей, но нельзя, не мочь, и… Тени… Приведения только делать, а не люди. И тени воевать с люди, и большой горе… Очень большой! Но Всевышний побеждать и прогонять Тьма. И делать Солнце и звезды — светить. И Всевышний спускаться в воду и… э… умываться… и Море теперь Святой из-за него, из-за этого. И тени теперь ненавидеть людей всегда, и это духи… духи! И некоторые ангелы тоже ходить к Тьме и стать Падшие. И тут был Иолай, это место ходить, говорить про Бога, и тут просыпаться первые Пожиратели, и Император тут брать Веру и… все, весь Мир вышел из этот место! Очень, очень великий место! — неспешно рассказывал Захри, посасывая дурманящие леденцы цафака и покачиваясь как в молитве. И отблески костра на его сухом лице придавали ему облик могучего шамана, знающего то, чего обычным людям знать не положено.

И Хенрик смотрел на древние первобытные звезды над серебряной гладью Моря и как никогда верил, что это все правда.

— А расскажите про эти племена горцев! — во хмелю Нильс всегда был разговорчивый.

— Это было давно, — помолчав, начал Захри. — В столице был переворот, и всех, кто люди императора, всех убить. И священников убили, потому что они служить императору, и опять приходить волхвы-язычники. И тогда по всей страна убивать всех, кто за императора. И тогда же ловить племена горцев и заставлять их отречься от Всевышнего, но горцы молчать! Их резать, жечь, сбрасывать со скала, сдирать кожа, но — нет, горцы молчать. Горцы верные Всевышнему. И Всевышний видеть, как их убивать, и очень высоко ценить их, любить их. И ОН завещал им: «Вы любите меня, а Я люблю вас. И шурканы никогда не трогать вас больше. И враги ваши умрут все, а вы будете править на своей земля всегда, вечно!» И так и быть. Враги их уже давно нету, а горцы живут в своих горах.

— И шурканы их не трогают? — спросил Хенрик.

— Нет! Всевышний запрещать!

— Я чё-то не помню про такое восстание, — нахмурился осоловелый Нильс.

— Было-было, — кивнул Хенрик.

— И что стало с восставшими, чем все закончилось?

— Приходить новые солдаты императора и всех убивать, так что больше никогда восстаний не было…

Все замолчали. Костер уже догорал.

— Вот, возьмите. Держите всегда крепко, всегда рядом! — и Захри протянул парням сложноплетеные круглые амулеты из кожи, веточек и перышек.

— Что это? — спросил Хенрик.

— Прикольно! — улыбнулся Нильс. — Колониальное творчество!

— Это обереги от шурканов, — серьезным голосом сказал Захри. — Всегда держите в свой карман, пока тут. Всегда. С этим шуркан не подойдет, а без этого ночь схватит, пока сон, и съедать…

— Н-да… — задумчиво проговорил Хенрик, разглядывая амулеты. — Спасибо. Уже точно пора спать. Завтра хочу начать еще до рассвета. Как думаешь, вот тот угол скалы… если мне встать к нему боком или спиной… и на его фоне… как тебе фактура?

— Угу, — не глядя зевнул Нильс и побрел спать.

***

— Сложно поверить, но именно вот в этих самых местах создавалась наша история. Все важнейшие ключевые события происходили на этих берегах, в окрестностях этой бухты… — Хенрик подошел к обрыву и продолжил: — Это озеро или, как называют его местные, «Святое море» по преданию — это первое, что создал Всевышний на земле. Тут появились первые люди. Тут пророк Иолай был поднят на Небо, чтобы познать истину вселенной, и по этим берегам он ходил и проповедовал Бога. Здесь же наутро после страшной бурной ночи родились упыри, но тогда они назывались… э-э-э-э… Ма-а-а… Блядь! — Хенрик усмехнулся и достал шпаргалку. — Маал-Хаат! Во! Маал-халат… Э-э-э… хаат. Да, хаат! Все! Вырубай! Этот косяк обрежется.

Нильс отлип от камеры.

— Все нормально? Солнце не слепит? Микрофон пишет?

— Да нормально, нормально. Давай быстрей, я есть хочу! — буркнул Нильс, складывая камеру.

Спустившись в лагерь, они объелись только что пойманной поджаренной на костре рыбой. Хенрик хотел продолжить съемки, но закат был так пьяняще красив, да и за день они набегались и утомились, и было решено на сегодня уже ничего больше не делать.

Только перед самыми сумерками Хенрик собрался обойти все контрольные точки вокруг лагеря, где он оставлял фото-видео ловушки.

***

Первая ловушка стояла в стороне от лагеря, на пригорке, под большим камнем, с видом на бухту. И когда он взял ее в руки, то во рту сразу пересохло и лоб покрылся холодной испариной.

Крошечный, беззвучно мигающий зеленый огонек радостно сообщал ему, что ловушка сработала. В программу были внесены параметры упыря, и поэтому компьютер сразу отсекал все ненужные изображения зверей и птиц, оставляя только самое ценное.

С трясущимися руками Хенрик рухнул на колени и раскрыл камеру.

Упырь проходил здесь еще вчера ночью, и камера, это сокровище, пролежала здесь уже целые сутки!

Картинка ночного видения была черно-белая, но очень четкая, и он отчетливо видел, как в паре метров от куста не спешно проходит высокая, метра два, обнаженная, очень худая фигура с бледно-белой кожей и тонкими, длинными до плеч волосами, и страшными, ниже колен, когтистыми лапами.

— Упырь! — выдохнул Хенрик. — Нильс, упырь! — вдруг заорал он. — Нильс! Есть! Есть! Упырь!

Хохоча и пытаясь унять дрожащие руки, Хенрик вынул карту памяти и тут же скопировал несколько секунд бесценного ночного видео на телефон.

— Нильс! — опять крикнул он и вдруг увидел, как к лагерю подъезжает несколько пикапов с вооруженными людьми в кузове, а на крыше первой машины стоял пулемет.

И в первые мгновения Хенрик реально подумал, что это приехали к ним журналисты, чтобы поздравить их и наградить…

Машины встали, и из первого грузовичка вышел высокий смуглый парень, обросший густыми черными волосами. Челка до густых бровей и пышная борода делали его похожим на вымокшего под дождем пса. С автоматом наперевес он зашел в палатку и за шиворот вытащил оттуда Нильса.