Копья народа
(Рассказы и повести) - Иванов-Леонов Валентин Георгиевич - Страница 4

Пришла повестка из суда. За убийство троих рабочих Фан Снимена приговорили к штрафу в пятьдесят рандов. Плантатор ходил сердитый, и Кумало старался не попадаться ему на глаза.

Каждое утро Фан Снимен собирал слуг и надсмотрщиков-африканцев, тех, что не были в поле, и читал им проповеди. Кумало тоже был обязан присутствовать. Пересказывая житие какого-нибудь святого, Фан Снимен старался привить слушателям мысль о справедливости деления людей на высшие и низшие расы, на господ и слуг. «Противящийся господину своему — противится воле божьей, ибо бог сделал одного белым, а другого черным, одного господином, а другого слугою его. Ничто не делается без ноли всевышнего».

Надсмотрщики с благоговейным видом смотрели в рот хозяину. Кумало всегда молчал. По лицу его нельзя было понять, о чем он думает. Он быстро научился в этом доме скрывать свои мысли.

Фан Снимен вникал во все дела, знал, что происходит на плантациях.

— Очень у нас много муки едят рабочие, — говорил он, просматривая бухгалтерские книги. — Уменьши выдачу повару. Сколько ни дай, все съедят.

— Почему, Кумало, батраки так мало покупают в моей лавке?

— Цены почти вдвое выше, чем везде, баас. Рабочие не хотят переплачивать. Шьют одежду из мешков, делают себе деревянные ложки, обувь изготовляют из шин.

Хозяин сокрушенно качал головой:

— Сговорились разорить меня, ироды. Товары-то лежат, а за них заплачено.

Кумало приходилось бывать на соседних фермах, и хозяин давал ему верховую лошадь.

В этот день Кумало поехал к Эбензеру — давнишнему должнику Фан Снимена.

Дом Эбензера был невелик. Все здесь приходило в запустение. Ветряной насос, поднимавший воду из глубины земли, не работал. На всем лежала печать бедности.

— Доброе утро, Эбензер, — сказал Кумало, подъезжая к окну на белом, перебирающем ногами коне. — Вас хочет видеть баас.

— Это для тебя он «баас», а для меня — тьфу!

Кумало засмеялся. Он сказал фермеру, что Фан Снимен собирается взыскать с него долги.

— У меня нет денег.

— Тогда он отберет у вас землю.

— Я не уступлю ему ее.

— Судья заодно с ним.

— Ну это у него не пройдет, у проклятого фашиста! — вспыхнул Эбенэер. — Моя семья кровью заплатила за участок. И теперь отдать землю этому куклуксклановцу? Твои хозяин думает, что, если он из этого дьявольского Союза братьев, так ему все можно?!

Кумало открыл рот от удивления. Вот оно что! Фан Снимен — член вездесущего Союза братьев — Брудербонда, тайного общества буров-расистов. Они убили отца, гиены! Вильям Кумало представил себе отца, всегда уравновешенного, справедливого. Однажды, когда у них дома собрались руководители Африканского общества свободы, один из них сказал отцу: «Ты, Элиас, слишком смело выступаешь против „братьев“. Ведь на митингах бывают не только друзья. Осторожность, знаешь, не мешает. „Братья“ не любят, когда о них говорят вслух». — «Мы все рискуем, — ответил отец, — кто-то должен указывать людям дорогу. Союз братьев направляет политику расистов. Они засели в правительстве. Они враги нашего народа. Конечно, риск есть. Но я ведь не одни».

Отец был простым ткачом. Но он много знал. Он знал историю и в особенности историю зулусов, он читал книги великих революционеров. И если разгорался спор, отец почти всегда выходил победителем. Он говорил сыну: «Приходится воевать, Вильям. Ничего не поделаешь. Я хочу, чтобы ты жил не так, как жил я, хочу, чтобы не было резерваций и пропусков, чтобы вы, молодые, могли поступить в университеты и работать там, где вам нравится. Мы должны быть свободными и равными с белыми. Разве это не справедливо?» И вот «братья» убили его.

Кумало ехал обратно, обдумывая слова Эбензера. Знойное марево дрожало над раскаленной землей. Задыхалась под солнцем саванна, пахла разогретыми травами, увядающими цветами.

Значит, Фан Снимен — один из «братьев»! Теперь понятно, почему соседи боятся его. Может быть, он даже какой-нибудь руководитель у них? Очень уж заискивают перед мим. И вдруг Кумало вспомнил, где он видел раньше рыжебородого Фан Снимена: это он, плантатор. был одним из двух буров, которых Кумало встретил тогда вечером в Иоганнесбурге, когда ходил посмотреть на особняк, принадлежащий «братьям», хотел увидеть врагов отца.

Вечером в дом приехало около десяти гостей. Первым явился начальник полиции дю Плесси — человек лет пятидесяти. Он приблизился к двери Фан Снимена на цыпочках. На лице его заранее появилось заискивающее, угодливое выражение. Потом пришли двое: толстый плантатор Лашингер с желтым от лихорадки лицом и геолог Криел — маленький брюнет с рассеченной, как у кролика, верхней губой. Кумало не раз встречал его в вельде у буровых установок. Говорили, что геологи искали подземную воду для овцеводческих ферм. Судьи Радеман — крепкий человек с рачьими глазами и жесткой седой щеткой полос на голове — прошел в кабинет хозяина, даже не посмотрев на клерка. Гости ничего не спрашивали, видимо, бывали здесь раньше.

Из двери высунулась рыжая борода Фан Снимена.

— Ты больше не нужен, Кумало, иди в компаунд.

«Собрались, — подумал Кумало. — Неужели и эти тоже „братья“?»

Чадили огненные косички свечей. Тени колыхались на потолке. На белой стене — скрещенные топор и кинжал. За столом на председательском месте мрачная фигура и черном балахоне. В узких прорезях капюшонов голубые холодные, как льдинки, глаза. На груди старшего «брата» массивный золотой крест. Десять человек фаланги, зловещие в своих черных одеяниях, сидели несколько поодаль от него, явно соблюдая дистанцию.

— Проверяли этого Криела, дю Плесси? — спросил Фан Снимен, глава сборища.

— Мы не выпускаем геолога из виду уже год, святой отец, — ответил начальник полиции. Голос его звучал глухо из-под капюшона.

— Он чистый африканер?

— Да, святой отец. Мы проверили его предков. Он принадлежит к расе африканеров.

— Верующий?

— Каждое воскресенье посещает церковь.

— Как относится к красным кафрам[10]?

— Криел — наш человек. Ненавидит черных.

— А ты, брат Лашингер, узнал о том, что я поручал тебе?

Толстый Лашингер поколебался немного, прежде чем ответить.

— Да, апостол. Они нашли.

— Кто сказал тебе?

— Сам Криел. Он остановился в моем доме. Вчера он проговорился.

— Где нашли золото?

— Он не сказал. Это секрет его фирмы.

— Какой фирмы?

— Он работает в Трансваало-Американской корпорации, апостол.

Воцарилось молчание. Трансваало-Американская корпорация — могущественный золотопромышленный концерн, и вступать с ним в конфликт мог лишь тот, кто чувствовал за собой силу.

— Эта жила будет принадлежать нам, — сказал наконец «апостол». — Бог не допустит, чтобы она попала в руки британцев. Они и так завладели у нас всем. Но время их кончилось. Мы правим страной, а не они.

Однако слова его не вызвали особого воодушевления, За трансваало-американским концерном стоят англичане и американцы. Ссориться с могущественной корпорацией нельзя. Нужно действовать осторожно.

— Позовите Криела.

Когда Криел вошел в полутемную комнату, он увидел людей в черных капюшонах, с зажженными факелами в руках. На столе — гроб со снятой крышкой. В нем, прикрытое черной марлей, лежало нечто, имеющее очертания человеческого тела. Из груди торчала рукоять ножа. «Брат» с тяжелым золотым крестом стоял за гробом. Брудербоид, принимая в организацию новых людей, твердо придерживался средневекового ритуала.

Криел остановился. Рассеченная верхняя губа его дрогнула. Для чего гроб, для чего маски?

— Подойди ближе, будущий брат во Христе.

Криел узнал голос Фан Снимена.

— Веришь ли, что африканеры посланы на эту землю богом и что они должны править всей Африкой?

— Да.

— Готов ли ты бороться до конца за дело священной расы африканеров?