Когда темные боги шутят - Лисина Александра - Страница 14

Судя по всему, к тому времени у меня было совсем уж злое лицо, потому что появившаяся на пороге заплаканная женщина, увидев его, испуганно вскрикнула и осенила себя охранным знаком. Подбежавший на ее крик рослый мужчина тоже принял меня за душегуба и попытался оказать сопротивление, потянувшись за стоящей в углу дубиной. Но потом увидел мои белесые волосы, заглянул в мутные глаза и схватился за сердце… да, репутация у мастеров Смерти не очень… и даже не пикнул, когда я, отодвинув плечом заклинившую дверь, без спроса зашел в дом.

Они не посмели возразить даже тогда, когда я голодным коршуном промчался по комнатам, вынюхивая и высматривая только то, что может быть интересно мастеру Смерти. Но ни в крохотной гостиной, ни на кухне, ни в комнате девочки ничего подозрительного не нашел. Ничего, кроме пустых кастрюль, старых книг в ужасном состоянии, потрепанных детских игрушек и дешевых безделушек, развешанных на стенах, чтобы хоть как-то разнообразить унылый интерьер.

Единственным более или менее ценным предметом во всем доме была резная шкатулка из потемневшего от времени дерева, нашедшаяся в углу родительской спальни. За нее, возможно, дали бы неплохие деньги, если бы не грубо сколотые углы и не стершаяся по бокам резьба. Нашедшийся под ней деревянный столик тоже смотрелся неплохо, но отломанная ножка, которой никто, судя по всему, не занимался, и треснутый край уменьшали его ценность в несколько раз.

Все остальное – вазы, книги, подушки, половички… выглядело старым и изношенным. Когда-то неплохая мебель – запущенной и неухоженной. Даже одежда на родителях была добротно сшитой, но давно истрепанной. А на подоле женщины виднелись следы аккуратной, однако все же заметной постороннему глазу штопки.

Видимо, когда-то в этой семье был хороший достаток, раз они могли себе позволить дорогие вещи. Да и настоящие книги ни один рожденный в нищете не купит – беднякам они просто не нужны. Не говоря уж о редком виде шелка для любимой дочурки, по поводу которого все еще выглядящая испуганной мать Лори ответила сразу:

– Да. Мы купили ленту на ее восьмилетие. Полтора месяца назад.

– Почему именно такую? Почему лотэйнийский шелк?

Родители странно переглянулись.

– Вы когда-нибудь жили в Лотэйне? – продолжал допытываться я, нутром чуя, что где-то здесь кроется разгадка, и едва не царапая ногтями стены от нетерпения.

Однако отец девочки отрицательно покачал головой и твердо заявил:

– Мы – коренные алторийцы, господин маг, и никогда не покидали Верль. И наша Лори… как и остальные трое деток… родилась здесь.

От такого ответа я на мгновение растерялся, потому что был твердо уверен… да что там: я совершенно точно знал, что не мог ошибиться! Лори не дала бы мне подсказку, если бы тут не была замешана лента. И когда я уже подумал, что ее отец мне нагло солгал, его супруга неожиданно добавила:

– Вообще-то моя мать была родом из Лотэйна, господин маг. Но прожила почти всю жизнь здесь, в Верле.

– Правда? – совершенно искренне озадачился муж. – А я почему об этом в первый раз слышу?

– Она не любила об этом говорить: в Лотэйне ей пришлось тяжело, – извиняюще пояснила мама девочки. – Ты просто забыл, дорогой.

– Мать? – нетерпеливо перебил ее я. – Как мне с ней поговорить?

– Никак, господин маг, – потупилась женщина. – Она умерла два года назад. А полгода назад и отца не стало. Простите. Не думаю, что они могли бы вам помочь.

Так. А вот это уже плохо… где ж мне теперь свидетелей искать?

– Почему ваша мать переехала в Алторию? – спросил я, напряженно размышляя.

– Ну… дед когда-то разводил скот на продажу – в Лотэйне этим многие промышляют. И наша семья жила в достатке. Довольно, насколько мне известно, долго. Однако потом пришел коровий мор, и от поголовья почти ничего не осталось. Мама рассказывала, что дедушка много сил вложил в это дело и еще больше средств потратил, пытаясь восстановить то, что потерял. Даже влез в долги, надеясь вырастить новое стадо. Но мор пришел в наши земли повторно, все дедушкины сбережения пропали, животные снова погибли, и он не смог рассчитаться с долгами. А потом заболел и слег сам, после чего дела в семье пошли совсем плохо…

– Так ваша мать бежала сюда от долгов? – нахмурился я.

– Да. Когда дедушка умер, то мама с бабушкой, оставшись без кормильца, не смогли выплатить взятую им ссуду, хотя продали почти все имущество. А когда продавать стало нечего, они взяли то, что осталось, и… прошу, не осуждайте их, господин маг. Они и так потеряли почти все. А дедушка просто не пережил позора.

Я задумчиво прикусил губу.

– Я не осуждаю. Но очень хочу понять… сколько лет было вашей матери, когда она сбежала?

– Я не знаю, – внезапно растерялась хозяйка дома. – Может быть, восемнадцать… или двадцать… честно говоря, я просто не помню.

– Но вы сами, сударыня, родились уже здесь?

– Да, – кивнула она. – Мама встретила отца в Триголе. Это…

– Городок на берегу Белого моря[17], я знаю, – нетерпеливо перебил я. – Недалеко от устья Ирассы.

– Так и есть, господин: Триголь стоит на самом побережье. Там они и встретились. А через несколько лет переехали в Верль, потому что тут гораздо тише и намного спокойнее, чем в большом портовом городе…

– Я понял. Дальше!

Женщина удивленно на меня посмотрела:

– А дальше все, господин маг… они прожили тут всю оставшуюся жизнь и, насколько я помню, никогда отсюда не уезжали. Мама плела кружева для богатых леди, отец работал где придется…

– Вы знакомы с Алеком Дроуди, сударыня? – снова перебил я ее.

– Нет, господин маг.

– А вы? – вопросительно обернулся я к мужу.

– Нет. Хотя, возможно, что-то и слышал… его имя вроде бы носит какая-то фабрика на том берегу Ирзы?

– Вы его видели? Говорили с ним? Может, работали на него?

Мужчина невесело усмехнулся.

– Я простой плотник, господин маг. И ничему иному не обучен. Вообще этого Дроуди в глаза не видел. Слышал только, что чудак он порядочный. Но чтобы лично… нет. Я его не знал.

– Хорошо, – протянул я. Эх, Йена бы сюда… он бы точно сумел задать правильные вопросы. – А с отцом-настоятелем Нилом вы не были знакомы? Вы часто посещаете храм? Молитесь? Спрашиваете у жрецов совета?

Оба родителя тут же виновато опустили взор, словно я уличил их в чем-то неприличном.

– Чтобы о чем-то просить богов, нужно что-то отдать взамен, – очень тихо уронила мама Лори. – А мы небогатые люди. Все, что у нас есть, это наши дети. Я только за них и ходила помолиться владычице Ферзе. Последний раз – восемь лет назад.

– Я захожу иногда, – пожал плечами ее супруг. – Оставляю Абосу и Лейбсу по монетке, когда есть. Отца Нила, конечно же, видел, но чтоб прямо к нему обращаться… нет, господин маг. Я бы не осмелился. А почему вы спрашиваете?

– Скажите, сударыня, а ваши родители могли знать этих людей? – предпочел не услышать вопроса я.

– Сомневаюсь. Мама никогда не упоминала таких имен. Да и в храме-то бывала нечасто. Может, конечно, я чего-то не знаю… она очень редко говорила о богах и о прошлом… но по крайней мере в нашем доме эти люди точно не бывали.

– А кто-то из вашей семьи проходил посвящение в храме?

– Насколько мне известно, нет. Отец уважал Лейбса и Ремоса, мама молилась только Ферзе, как и я… дочку мы еще не успели сводить в храм – ей еще год оставался до того, как…

Мать неожиданно умолкла и отвернулась, закрыв кривящееся лицо руками. Безутешный отец, сжав челюсти, крепко ее обнял, стараясь поддержать. А я тяжело вздохнул: и тут тупик.

Что дальше?

До храма мне удалось добраться еще через свечу, когда небо на горизонте отчетливо заалело, а на улицы начали выползать заспанные работяги. Из числа тех, кому положено убираться, вывозить мусор, а также печь пироги и замешивать тесто для хлеба.

С кэбом на этот раз повезло – я успел перехватить двуколку почти на выходе из ремесленного квартала, поэтому избавил себя от необходимости месить оставшуюся после вчерашнего дождя грязь. И оказался на Главной площади ровно в тот момент, когда один из жрецов открыл двери храма, впуская внутрь редких в столь ранний час прихожан.