Противоречия любви (СИ) - "Ка Lip" - Страница 52

Парень стоял у открытой двери машины. Ирэн уже хотела отвернуться, но из машины вышла девушка, и Ирэн поняла, что не может отвести взгляда. Молодая цыганка была удивительно хороша. Ирэн любовалась ею, и в этом чувстве не было зависти. Так любуются картинами или произведениями искусства.

Цыганка откинула с лица завиток длинных смоляных волос и бросила взгляд на стоящего парня. То, сколько ненависти было в этом взгляде, поразило Ирэн. Парень посторонился, и цыганка, как королева, гордо прошла к открытым перед ней дверям. Она шла с высоко поднятой головой. При каждом движении многочисленные браслетики позвякивали на ее руках, а кольца волос, как клубки змей, извивались на ее спине.

Ослепленная ее красотой, яркостью наряда и блеском украшений, Ирэн стояла и смотрела ей вслед, а потом сигарета обожгла ей пальцы. Она бросила ее в снег и прижала палец к губам.

Понимая, что эта цыганка приглашена сюда для выступления, Ирэн поспешила вернуться в зал и отыскать свое место за столом. Ей было интересно посмотреть выступление цыганки.

Очередные тосты, очередные поздравления. Кто эти люди? Гер смотрел и чувствовал себя как в театре. Все играли свои роли — лживые улыбки, лживые слова. Просто роли, которые отыгрывали перед ним те, кто пришел на его свадьбу. Только он не знал своей роли, забыл ее или не готов был ее играть. А что он хотел? Все это фарс, спектакль и не более. И он здесь главный герой.

Прикрывая глаза от очередной вспышки фотокамер, Гер чувствовал себя статистом для фотосессии. Зато Лера была в образе. Ее ужимки, позы, мимика. Она каждый раз меняла лица и позы, а Гер стоял и терпел все это.

Тамада спас его, объявив очередное выступление. Гер не слушал, что говорит тамада, он просто отцепил от себя Леру и посадил ее на стул, галантно поцеловав ей кончики пальцев. Это зафиксировали несколько фотокамер. Лера с благодарностью посмотрела на него, а Гер понял, как мало ей надо — всего лишь быть в эпицентре гламурной жизни. Только это все мыльный пузырь, и завтра в этом эпицентре будет уже другая. Неужели Лера этого не понимает? Всю абсурдность погони за славой? Наверное, нет… Хотя разве он когда-либо интересовался ее мыслями? Нет, так как они ему неинтересны. Замкнутый круг, и из него нет выхода.

Гер опустился на свой стул и взял рюмку с водкой. Пока очередная артистка будет петь, у него есть время перевести дух, а потом все начнется сначала.

Цыганская мелодия зазвучав болью отозвалась в его душе. Гер поднес рюмку к губам и выпил. Чувствуя горечь обижающего напитка, он втянул ноздрями воздух и замер, слушая. Ее голос зазвучал, и его душа застонав, забилась… Он сжал пальцы на столе, чтобы боль души перекрыть болью физической, и поднял глаза.

Дара — она стояла на сцене. Нереальная, красивая настолько, что казалась видением. Но она была реальна — и она пела.

Мелодия убыстрялась, ее голос задорно подхватывал музыку, и песня лилась, завораживая тех, кто ее слушал.

Гер чувствовал, как боль наполняет его и выкареживает душу. Он налил еще водки и выпил, не замечая ее вкуса. Только этот напиток не заглушил боли его души. Все стало еще сильнее, еще острее.

Он видел, как ее руки рисовали в воздухе плавные узоры, а браслетики, обвивающие тонкие запястья, мерцали в свете софитов.

Как же она прекрасна. Неужели он был настолько слеп, что не видел этого? Гер осознавал что жил все это время самообманом. Власть, деньги, бизнес — и зачем ему все это? Ради чего он положил всю свою жизнь, живя и не видя ничего вокруг? Ради нее? Гер перевел взгляд на Леру. Блеклая подделка и не более… И опять его взгляд был прикован к сцене. Там была она — настоящая, живая, такая необузданная в страсти, и такая красивая, что слепило глаза.

Она пела, и все, кто был в этом зале, были покорены ее голосом. Они как околдованные смотрели на цыганку, которая, казалось, и не замечала ничего.

Девушка пела, даря зрителям себя, всю себя без остатка.

Дара подняла руки, и ее браслетики с мелодичным звоном стали осыпаться вниз, скользя по руке. Мелодия стихла, и она, поклонившись, пошла со сцены. Ее миссия здесь завершилась. Ей сказали петь, и она спела. Лучи прожекторов были настолько яркими, что со сцене было не видно зала и зрителей. Хотя это и неважно. Она пела для тех, кто ее слушал, и даже не видя их, она дарила им песню, льющуюся из ее души.

Зайдя за кулисы, она огляделась, глаза еще не привыкли к полумраку после яркого освещения на сцене.

Ее голос еще звучал в его сознании. Смотря на Леру и окруживших его гостей, Гер не слышал их. Он не хотел их слышать. Все их слова, пустые фразы, бестолковые речи. В чем смысл всего? Он не хотел вникать в это. Эти люди пусты и неинтересны. Он знал то, что сейчас для него важно, и то, что является правдой. Это она — Дара. Он хотел ее видеть, он хотел ей сказать… Что сказать? Что он жалеет обо всем произошедшем. Звучит глупо, как в детском саду.

Гер понимал, что причинил ей столько боли, и у них даже нет отношений, но только внутри него все переворачивалось с такой болью, что он готов был выть. Да, сейчас он жалел обо всем. Он был слеп, он не видел ее. Красивую, гордую и такую юную. Что же он делал… Он искалечил ее и выбросил, наигравшись. И думал, что сможет жить дальше. Да, он смог жить. Только разве это жизнь?

Лера еще раз дернула его за руку и потянула за собой. Не совсем осознавая, что происходит, он шел за ней.

Оказавшись на сцене, Гер хотел уйти, но было уже поздно. Публика аплодировала, а тамада начал свою помпезную речь. Лера прильнула к нему, и Гер осознал, что он в ловушке.

Зайдя за кулисы, Дара знала: она исполнила то, что от нее хотели, то есть отработала Шандору свое проживание. Шандор ждал ее и сразу подошел.

— Постой, — он схватил Дару за локоть и придержал, — куда так спешишь?

— Я разве еще нужна? — Дара удивленно подняла на него глаза.

— Ты ведь не знаешь, что это за праздник? — голос Шандора был тягучим и неестественно добрым.

— Нет, — Дара не понимала его тона и насмешливой улыбки на губах.

— Это свадьба Полонского. Ты пела для него. Ты пела на его свадьбе, — Шандор наслаждался, произнося все это.

— Что ты хочешь от меня? Зачем вся эта ложь? — Дара понимала, что Шандор издевается над ней.

— Ты мне не веришь? Смотри, — он подвел ее к кулисам.

И Дара увидела сцену. На ней стоял Полонский в темном костюме, а рядом с ним Лера в нереальном бело-розовом платье, слепящем глаза стразами, бантами, оборками и безвкусной помпезностью свадебного наряда.

Тамада бегая вокруг них, говорил, и Дара постепенно стала осознавать его слова. Он говорил о свадьбе, о счастье Германа и Леры, об их детях и их жизни.

Тупая боль внутри разрасталась и наполняла ее. Стало трудно дышать. Сердце бешено колотилось, а потом, как будто сорвавшись, упало вниз, и его удары стаи медленными, слишком медленными.

Дара захотела закричать, но с ее губ сорвался только хриплый звук.

Шандор, видя смертельно побледневшую девушку, испугался. А когда понял, что она не может говорить, а только шепчет, дернул ее на себя и затряс за плечи.

Огромные глаза смотрели на него с такой болью, что он усомнился в правильности своих действий.

— Дара… скажи что-нибудь.

Дара говорила, только голос пропал, и вместо слов с ее губ слетали лишь хриплые звуки.

Не понимая, что делать, Шандор, обняв девушку за плечи, повел к выходу.

Не в силах более выносить всего этого фарса и понимая, что он совершил самую большую ошибку в своей жизни, Гер повернулся и пошел со сцены. Только его ухода никто и не заметил, так как тамада уже договорил свою помпезную речь. После его речи на сцену выбежали артистки кордебалета и под зажигательную музыку стали танцевать эстрадный танец. С потолка посыпались конфетти и шарики. Софиты замелькали лучами, и в этом хаосе ухода Гера никто и не заметил. Зато Лера наслаждалась своим триумфом, стоя в центре сцены, осыпаемая конфетти.