Противоречия любви (СИ) - "Ка Lip" - Страница 27

Поцелуи Гера, она терялась в них. Они отнимали разум и превращали кровь в магму. Дара ощущала растущее напряжение, которое несло сладостное томление. Такое чувство было ей в новинку. Она не узнавала своего тела и желаний в нем. Напряжение скручивалось в узел внизу живота, и ощущение легкой щекотки, как крыльев бабочки, заставляло ее елозить под Гером.

Он чувствовал ее нетерпение, но не спешил. Целоваться с ней оказалось так сладко. Она была неумела, но так страстна, что Гер еле сдерживал себя, разгорячаясь все больше и больше. Ее неумение и эта страсть сливались в бешеный коктейль, от которого у него закипала кровь. Гер понимал, что, по сути, девушка невинна. То, что было между ними… он не хотел об этом думать сейчас. Все это словно осталось в другом мире. Сейчас была иная реальность — она хотела его, а он понимал, насколько она неопытна. Даже целоваться не умеет, хотя откуда ей это уметь? Он ведь не учил ее, а сейчас так хочет исправить ошибку. И близость, то, что было ранее, хочется стереть из памяти. Хочется начать все по-другому — с нежности, с ласки. Хочется смотреть, как она становится другой, какой он ее не видел — страстной, желающей его. Видеть ее румянец, смущение и непонимание себя. Этот взгляд, где столько растерянности и желания. Как это может сочетаться? Наверное, может вот в такой дикой, непокорной, страстной и лживой цыганке.

Опять сердце пропустило удар от осознания, что все это лишь игра. Но Гер хотел сейчас окунуться в иллюзию любви. Он знал, что потом будет боль. Пусть будет, он готов за эти мгновения платить болью, настолько они нереальны.

Опять приподнявшись, Гер смотрел на лежащую под ним девушку. Он узнавал ее и не узнавал. Она была другой. Алые, припухшие от поцелуев губы, нежный румянец на щеках и расфокусированный взгляд. Черные пряди волос, как клубки змей, расползшиеся по подушке. Как же все это возбуждало его, такого коктейля чувств он не ощущал ранее.

Освободив ее бедра, Гер медленно потянул вниз бархатные спортивные брючки вместе с бельем. Он видел, как румянец на ее щеках стал ярче, и как она хватается руками за простыни, но не останавливает его. Гер рассматривал ее. Груди Дары были так красивы: полные, налитые, настоящие. Тонкая талия, красивый изгиб бедер. Такие бедра бывают только у восточных женщин — с плавной линией, как изгиб гитары. Животик, именно животик, не то, что приросло к позвоночнику, как у высушенной Леры, а мягкий и приятный, с пирсингом в пупке. Всего лишь дешевая безделушка. Мысль о том, что он бы хотел подарить ей пирсинг с бриллиантиком, пронеслась в голове. Гер лишь болезненно выдохнул, осознавая глупость таких мыслей — у них нет отношений, ничего нет, только эта ночь и все.

Его взгляд переместился ниже, на треугольник волос. Чувствуя, что не в силах сдерживать себя, Гер развел ноги девушки и сел между ними, рассматривая ее. Его пальцы ласкали короткие завитки волос на ее лобке, и он понимал, что ему это нравится. Конечно, мода на отсутствие волос, может, и оправдана, да только каждый раз, трахая полностью выбритых снизу девиц, Гер ощущал себя педофилом. Это у девочек там не должно быть волос, а у женщин они должны быть, такова их природа.

Смотря на раскрывшуюся перед ним Дару, Гер видел, как она совершенна. Все в ней было именно таким, как нравилось ему. Все, что было раньше, было лишь самообманом. Ему нравятся вот такие женщины, хотя нет — ему нравится она… Опять нет, Дара играет с ним, а он понимает, что впервые женщина смогла сделать ему больно. Впервые женская неискренность задела его, и так глубоко, что он еще долго будет залечивать эту рану. Он знает, на что идет. Пусть потом будет больно, зато сейчас можно все забыть и обмануть себя. Сегодня он позволит себе ночь с той, которую хочет, и обманет себя тем, что она тоже хочет его.

Поцелуи Гера были горячи и разжигали в ней невиданное пламя. Дара чувствовала, что хочет его рук, его ласк, его губ. Она закрыла глаза, сгорая от стыда, ощущая его губы между своих ног, да только эта ласка была так сладка, что сопротивляться не было сил. Его губы так нежно ласкали ее, а прикосновения языка вызывало дрожь и желание. Она слышала стоны, понимая, что это она стонет и не может сдержать себя.

— Скажи, чего ты хочешь, — услышала она голос Гера.

Ее чувства были на пределе. Сладкая пытка затянулась, и невиданное желание изводило ее тягостной мукой. И она уже не принадлежала себе, она хотела его, Хотела ощутить, как он заполнит эту пустоту в ней, и она обретет то, что ей подарит ощущение целого, единого, правильного.

— Хочу тебя… Гер… пожалуйста.

Слыша, как эти слова выстанывает Дара, Гер более не сдерживал себя. Он вошел в нее уже давно набухшим от желания и пульсирующим членом. Вошел с размаху, не жалея и понимая, что это то, что нужно им обоим. Его движения были резки, он толкался в нее с силой и страстью своего желания, чувствовал, как ее бедра подаются ему навстречу. Все мысли растворились, и осталась только страсть. Она пропитала воздух, она источалась их телами, она была в них. Страсть соединила их в вечном танце любви…

Свой крик Дара слышала как в тумане и чувствовала, что летит в сладостную негу, проваливаясь в бездну. Она закрыла глаза, еще ощущая движения Гера в себе, и помнила его хриплое дыхание и еле сдерживаемый рык, как будто голодный зверь наконец обрел то, что даст ему насыщение.

Гер чувствовал, как изливается в нее, он слышал свое рычание и ощущал, как его тело пронзают судороги наслаждения. Потом он смутно помнил действительность. Помнил лишь то, что обнял Дару и, прижав к себе, заснул, впервые ощущая себя счастливым.

Дара очнулась от полусна, в котором пребывала. Состояние счастья окутывало ее, а размеренное дыхание Гера было так приятно слышать рядом с собой. Его руки обнимали, и эти объятия приносили покой и сон. Она прикрыла глаза, а потом вспомнила…

Ее взгляд метнулся к прикроватной тумбочке. Часы показывали без пяти четыре. Дара очень аккуратно выскользнула из объятий Гера и стала искать на ковре разбросанные части своей одежды. Белье и спортивные брючки она надела в комнате, а майку и парусиновые туфельки — уже выйдя в коридор. Стараясь ступать как можно тише, она дошла до кабинета и нажала на ручку двери.

Дверь скрипнула. В тишине дома этот скрип раздался так оглушительно, что у девушки ухнуло сердце, и она замерла. Но было тихо, и тогда Дара вошла в кабинет. Дойдя до стола, она стала выдвигать ящики. Свет от уличного фонаря достаточно ярко освещал помещение кабинета. Нужная ей папка лежала в первом же ящике, поверх всех бумаг. Дара сразу увидела фамилию Чечар. Она быстро пробежалась глазами по написанному. Хорошо, что отец позволил ей окончить восемь классов. Правда, ей нравилось учиться, и она бы училась и дальше, но отец считал это бесполезным занятием для женщины. Она знала, что отца не переубедить, а вот теперь, читая разные незнакомые слова, написанные в этих бумагах, жалела, что не знает, что такое кадастр, реестровый учет, границы населенных пунктов и аукцион по земле. Все это для нее было смутно и непонятно. Но то, что эти бумаги будут важны ее отцу, она все-таки понимала. Там везде была его фамилия и стояли штампы архива.

Больше не теряя времени, Дара забрала папку и выскользнула из кабинета. Спустившись вниз по лестнице и замирая от каждого шороха и скрипа, она остановилась в холле.

Где гараж, она не знала, но помнила, что охранники часто говорили о гараже и машинах и каждый раз шли в дверь слева от лестницы. Дара пошла туда, надеясь лишь на удачу, и ей повезло. За дверью были ступеньки вниз. Спустившись по ним, она увидела помещение, где были машины. Помещение было достаточно большим и освещалось слабым приглушенным светом. В центре стояла машина с включенными фарами. Дара замера, не зная, идти ей к машине или бежать. А вдруг это не Лерина машина?

— Что так долго? — из машины вылезла Лера. Хотя Дара ее узнала не сразу. Лера была в спортивном костюме, с капюшоном на голове и в темных очках. При этом на ее ногах были туфли на платформе и высоком каблуке. Дара с ужасом смотрела на эту обувь, не понимая, как в ней можно ходить.