Человек, рисующий синие круги - Варгас Фред - Страница 10
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая
- Но последовательность его действий имеет отклонения: мышь, кошка - это ведь не вещи.
- Я вам уже говорил, что в этой истории меньше логики, чем может показаться на первый взгляд; логики было бы больше, если бы речь шла о настоящей мании. Вот это и сбивает с толку. Однако, с точки зрения нашего клиента, он нам демонстрирует, что смерть превращает живое существо - и это правда - в неодушевленный предмет с того самого мгновения, когда чувства покидают тело. С того самого мгновения, когда крышка перестает закрывать бутылку, эта крышка становится ничем, с того самого момента, когда тело твоего друга перестает шевелиться… чем становится твой друг? Вопросы примерно такого порядка и терзают ум нашего приятеля… назвать их можно одним словом: смерть.
Веркор-Лори резко откинулся назад в своем кресле и замолчал. Он посмотрел Адамбергу прямо в глаза, словно говоря: «А теперь настало время обратиться в слух, потому что сейчас я сообщу вам нечто из ряда вон выходящее». И Адамбергу подумалось, что ничего такого, пожалуй, не существует.
- Вас как полицейского наверняка интересует, представляет ли он опасность для людей, не так ли, комиссар? Скажу вам следующее: наш феномен может остаться в неизменном состоянии и постепенно исчерпать сам себя, однако, с другой стороны, теоретически, я не вижу причин, чтобы человек подобного склада,- сумасшедший, способный владеть собой, если вы меня поняли, - да еще и снедаемый жаждой самовыражения, остановился на полпути. Помните, я сказал: теоретически.
Пока Адамберг пешком возвращался в комиссариат, его одна за другой посещали разные смутные мысли.
Он никогда не погружался в размышления. Он не понимал, что происходит с людьми, когда они сжимают голову руками и говорят: «Теперь надо подумать». Что за каша варится в их мозгу, как они приводят в порядок мысли, всякие там индукции, дедукции, логические выводы оставались для него полнейшей тайной. Он признавал, что все это, несомненно, приносит свои плоды, что, поразмыслив какое-то время, человек делает выбор. Комиссар приходил от этого в восхищение и думал, что ему самому, наверное, чего-то недостает. Когда он пытался проделать нечто похожее, когда садился и говорил себе: «Будем думать»,- в его голове ничего не происходило. Более того, именно в такие моменты он ощущал свое полное ничтожество. Адамберг никогда не отдавал себе отчета в том, что он размышляет, а едва он это осознавал, как процесс останавливался. Из чего следует, что он никогда не мог сказать, откуда взялись все его идеи, замыслы и решения.
В любом случае, ему показалось, что рассуждения Веркора-Лори ничуть не удивили его, он всегда знал: человек, рисующий круги, - не просто очередной маньяк. Знал и другое: этим безумцем движет вдохновенная жестокость, череде предметов в кругах непременно суждено завершиться и ее чудовищным апофеозом станет человеческая смерть. Матильда Форестье сказала бы, что комиссару не удалось узнать ничего существенного, потому что наступил второй отрезок, но сам Адамберг видел причину в том, что Веркор-Лори оказался хорошим, но ничем не примечательным человеком.
Назавтра утром круг обнаружился на улице Кюнена Гридена в 3-м округе. В центре лежала одна трубочка бигуди.
Ее-то Конти и сфотографировал.
В течение следующей ночи круги появились на улицах Лакретель и Кондамин в 17-м округе, в первом лежала старая дамская сумка, во втором - ватная палочка.
Конти сделал снимки сумки, потом ватной палочки, никак не комментируя происходящее, но всем своим видом выказывая раздражение. Данглар хранил молчание.
Последующие три ночи принесли новые трофеи: монету в один франк, ампулу с жидким удобрением, отвертку, а также мертвого голубя с оторванным крылом - его обнаружили на улице Жофруа-Сент-Илер, и эта находка, если можно так выразиться, подняла боевой дух Данглара.
Вид Адамберга, бесстрастного, с неизменной улыбкой на лице, приводил инспектора в замешательство. Он по-прежнему искал в газетах и журналах статьи, содержащие хотя бы упоминание о человеке, рисующем синие круги, и беспорядочно засовывал в ящик вырезки вперемешку с фотографиями, которые по мере поступления печатал для него Конти. Теперь в комиссариате уже всем обо всем было известно, и Данглар начал беспокоиться. Однако после того, как Патрис Верну сознался в совершении преступления, Адамберга никто не рискнул трогать, хотя, конечно, так не могло продолжаться до бесконечности.
- Сколько еще будет тянуться эта история, комиссар? - поинтересовался Данглар.
- Какая история?
- Да круги эти, господи боже мой! Что ж нам теперь, всю жизнь каждое утро предаваться размышлениям, стоя над валяющимися на асфальте бигуди?
- А, так вы о кругах! Это может быть надолго, Данглар. Даже очень надолго. Но разве это так уж плохо? Заниматься кругами или чем-то другим, не все ли равно? Да и бигуди выглядят очень забавно.
- Значит, мы приостанавливаем работу? Адамберг резко поднял голову:
- Об этом не может быть и речи, Данглар, ни в коем случае.
- Вы не шутите?
- Меньше, чем когда-либо. Дело скоро примет скверный оборот, Данглар, я уже вам говорил.
Данглар пожал плечами.
- И нам понадобятся все документы, что лежат здесь, - произнес Адамберг, указывая на ящик стола. - Возможно, после они будут нам совершенно необходимы.
- И после чего же?
- Не будьте таким нетерпеливым, Данглар, неужели вы желаете, чтобы кто-то поскорее умер!
На другое утро в 7-м округе, на проспекте Доктора Бруарделя, был найден рожок мороженого.
Матильда явилась в гостиницу «Жилище Великих Людей», чтобы найти красавца-слепого. «Для такого громкого названия отель, пожалуй, маловат», - подумала она. Или, может быть, предполагается, что не нужно много номеров, чтобы поселить всех великих людей.
Дежурный у стойки позвонил в комнату Рейе и назвал имя посетительницы, затем сообщил, что господин Рейе не может к ней спуститься, у него неотложные дела. Тогда Матильда сама отправилась к нему.
- Что случилось? - крикнула Матильда через дверь. - Вы там голый и вы не один?
- Вовсе нет, - ответил Шарль.
- Что-нибудь еще похуже?
- Я мерзко выгляжу, я не могу найти бритву. Матильда задумалась:
- Вы не видите, где она? Так?
- Правильно,- отозвался Шарль. - Я обшарил все. Не понимаю, куда она могла подеваться. И он открыл дверь.
- Понимаете, королева Матильда, вещи пользуются моей слабостью. Они скрываются от меня, прячутся между сеткой кровати и матрацем, они выскакивают на пол из мусорной корзины, протискиваются в щели между плинтусом и паркетом. С меня довольно. Думаю, мне придется освободиться от вещей.
- У вас способностей даже меньше, чем у рыб, - заявила Матильда. - Те рыбы, что живут на больших глубинах, в полной темноте, как и вы, между прочим, выходят из положения и еды себе находят хоть отбавляй.
- Рыбам бриться не надо,- проворчал он. - Черт бы побрал ваших рыб, глаза б мои их не видали!
- Опять вы: «видел», «глаза»! Вы что, нарочно?
- Вот именно, нарочно. У меня целый репертуар подобных выражений: «глаза б мои не видали», «взглянул одним глазком», «я вам глазки строю», «глазам своим не верю», «у меня дурной глаз», «я на вас давно косо посматриваю», «в этом кафе меня кормят за красивые глаза», «когда-нибудь и я навсегда закрою глаза», «у меня глаз-алмаз», и все в таком же духе. У меня этих выражений сотни. Очень люблю их употреблять. Как те, кто снова и снова возвращается к одним и тем же воспоминаниям. Что до ваших рыб, то это правда: глаза б мои их не видали.
- Не вы один такой. Честно говоря, большинству людей на рыб наплевать. Можно я сяду на этот стул?
- Прошу вас, садитесь. Скажите, а вы-то что находите в рыбах?
- Мы с ними друг друга понимаем. Кроме того, мы прожили вместе тридцать лет и теперь просто не решаемся расстаться. Если бы меня вдруг бросила какая-нибудь рыба, я бы совершенно растерялась. И потом, я с ними работаю, они мне помо¬ают зарабатывать деньги, если хотите, они общаются со мной.
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая
