"На синеве не вспененной волны..." (СИ) - "dragon4488" - Страница 22

Тимоти прыснул.

− Не обижайся, но она придает тебе вовсе не солидности, − он склонил набок голову, рассматривая итальянца, − скорее — отчаянной лихости.

Габриэль рассмеялся и, сняв шляпу, водрузил ее на светлые кудри.

− А вот я, безусловно, смотрюсь в ней нелепо, − улыбнулся юноша, приподнимая головной убор.

− Нет, − возразил Россетти, − ты смотришься в ней весьма привлекательно… − Подавшись к Тимоти, он придержал его руки, опуская шляпу обратно, и тихо добавил: − Я бы сказал, ты пробуждаешь м-м… фантазию… − он приподнял соболиную бровь, сверкнув коварным взглядом.

Вопреки ожиданию, Тимоти не опустил в смущении глаза.

− Можно узнать, в чем заключается твоя фантазия? — шепотом спросил он, едва улыбнувшись. — Возможно, я смогу воплотить ее в жизнь… сегодня, если пожелаешь…

− Святая Дева Мария, − выдохнул итальянец, поражённо вглядываясь в обманчиво наивные глаза. — Что я с тобой сделал? Я пробудил демона?..

− Ты помог мне стать самим собой. Но если ты считаешь, что я похож на демона, что ж… тогда тебе не повезло — демоны просто так не выпускают свою добычу, − ответил юноша, опуская ресницы. — Ты разочарован?..

− Чем?

− Ты восхищался моей чистотой, а теперь…

− Теперь я восхищаюсь тобой во сто крат сильнее, − прошептал Данте. — Твоей чувственностью, так поразительно сочетающейся с мужественностью, твоей красотой — невинной и столь соблазнительной, твоим умом и твоей невероятной скромностью. И я хочу, чтобы ты знал: несмотря на то, что произошло вчера, для меня ты все так же девственно чист, ведь любовь − искренняя любовь − не может замарать.

Тимоти опустил голову и, не удержавшись, с тихим, благодарным вздохом прильнул к итальянцу.

«Мы скрыты ветвями, нас никто не увидит», − подумал он, закрыв глаза, вслепую скользя губами по лицу Габриэля.

Россетти обхватил ладонями его лицо, помогая обнаружить собственные губы, и выдохнул сквозь нежный поцелуй:

− Любовь моя… я так хочу…

Тимоти кивнул, безмолвно согласившись и не дав ему договорить.

Покинув уютный зеленый шатер, образованный гибкими ивовыми ветвями, они чуть задержались на ажурном мостике − Габриэль, вдохновленный своей очаровательной Музой, немым обещанием голубых, горящих желанием глаз юноши, придержал его за руку, переплел с ним пальцы и, устремив взгляд на Уайт-Холл, тихо произнес:

− Они идут, касаются едва, под сердцем слыша дрожь одной струны, их помыслы лишь сердцу отданы Любви… − он повернулся и взглянул в яркие глаза напротив, − она всегда для них права: так, пенясь, дышит неба синева на синеве не вспененной волны…**

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Красота − как драгоценный камень, чем она проще, тем драгоценнее… — изречение Фрэнсиса Бэкона, английского философа и историка

**Они идут, касаются едва, под сердцем слыша дрожь одной струны, их помыслы лишь сердцу отданы Любви… она всегда для них права: так, пенясь, дышит неба синева на синеве не вспененной волны… — Данте Габриэль Россетти, «Прогулка влюбленных» (из сборника сонетов «Дом жизни»)

Парк Сент Джеймс в Лондоне (и башенки Уайт Холла;)) https://pp.vk.me/c630119/v630119048/37998/TQQzNam7eUo.jpg

========== Часть 9 ==========

Тимоти отрешённо наблюдал за тем, как Габриэль разжигает камин.

Охватившая тело и разум сладкая истома мягко покачивала его на своих волнах, даря ощущение блаженного спокойствия и счастья. В распахнутое окно влетал тёплый ветерок, овевая его разгорячённую кожу, а солнечные лучи играли на ней в салочки с резной тенью старого клёна, сверкая и переливаясь яркими искорками в проступивших капельках пота.

Юноша прикрыл глаза и провёл языком по опухшим покрасневшим губам — темпераментный итальянец не щадил их, до сладкой боли терзая страстными поцелуями. Глубоко вдохнув, Тимоти улыбнулся, взглянул на возящегося у камина обнажённого художника и в полголоса произнёс:

− Их поцелуй прервался, боль сладка.

Дождь перестал, и в сумраке слышны

Слабеющие трели тишины,

Утолена сердечная тоска.

Тела расстались, словно два цветка,

Повисшие по обе стороны

Надломленного стебля: всё нежны,

Просили губы губ издалека…*

− Ты запомнил? — «изумился» польщённый Габриэль, подвешивая над очагом закопчённый чайник.

− Конечно…

Габриэль написал эти строки в день их прогулки в Сент-Джеймс, по прошествии нескольких упоительных часов любовной лихорадки, охватившей обоих, стоило им только переступить порог студии. Они лежали на разворошённой постели, тесно прижавшись друг к другу, слушая тихий шелест дождя, который внезапным серебристым пологом накрыл пригревшийся на солнышке Лондон, и совершенно позабыв об обещании, данном мистеру Рёскину не разбрасываться впустую временем.

Критик случайно повстречался им по дороге домой и, с вежливой улыбкой выразив своё одобрение по поводу согласия юноши продолжить сотрудничество с художником, пообещал заглянуть на днях, дабы проследить за ходом работы. Однако следующие два дня молодые люди провели в полной праздности, наслаждаясь друг другом, гуляя и беседуя, и, если бы не Тимоти − увлечённый и страстный Данте не скоро бы вспомнил слова патрона.

На третий день, вернувшись в студию с очередной прогулки, итальянец без предисловий смял в объятиях подозрительно серьёзного юношу, но получил неожиданный отпор:

− Ты так никогда до холста не доберёшься, Габриэль!

− Твоё тело − мой холст, − жарко зашептал Данте, − и я жажду покрыть его яркими красками поцелуев, расписать узорами своих прикосновений…

− Нет, я не хочу стать причиной гибели твоей карьеры. Тебе нужно работать, − возразил Тимоти и вырвался из объятий.

Заметив недоумение на распалённом страстью лице художника и воспользовавшись его замешательством, он сорвал с кудрявой головы шляпу, быстро отошёл на безопасное расстояние и хитро улыбнулся.

− Это будет тебе наградой…

− Что? — не понял обескураженный отказом художник.

− Я, − юноша надел шляпу и лукаво сверкнул глазами из-под широких полей. − Но сначала — картина. Хотя бы начни над ней работу.

Тимоти взглянул на мольберт: несколько приколотых эскизов с его профилем гротескным орнаментом окружали уже вполне определившийся сюжет будущей картины − «Сон Данте». Габриэль умел работать быстро. Когда было ради чего.

Юноша сладко потянулся. Как же хорошо. И как хорошо, что больше нет глупого стыда и ненужных сомнений, снова возникших в день памятной прогулки в Сент-Джеймс…

Это было неподвластное никаким суровым запретам и страхам желание дарить: поцелуи, бесстыдные ласки, жаркие объятия, стоны и крики. Всего себя, полностью. Окунуться с головой в сладкий омут любви.

Памятуя прошлый вечер, наполненный нежностью и страстью, юноша старался возместить Габриэлю все то, чем художник одарил его. Разумеется, его ласки были неумелыми и неловкими. Сперва. Как талантливый ученик и талантливый учитель — они нашли друг друга. И вот уже Тимоти, а не Данте упивался благодарными стонами, с восторгом исследуя, лаская и дразня. И бесстыдно вторя этим стонам.

Он с наслаждением испил горячий вязкий сок, познав вкус своего любимого, распалённого до предела и потерявшего голову от неожиданно смелых ласк. Опьянённый произошедшим, он мгновенно достиг вершины блаженства вслед за ним даже не притронувшись к себе, удивлённо выдохнул и взглянул в затуманенные карие глаза.

− Прости… − тяжело дыша, извинился итальянец, стирая с подбородка юноши белёсую капельку.

− Ты вкусный, − улыбнулся Тимоти и приник к его груди, смущённо спрятав лицо в темных завитках. — Я испачкал твою постель…

Габриэль тихо рассмеялся, обнимая его за плечи.