Самое древнее зло (СИ) - Лагно Максим Александрович - Страница 42

Неужели он не врал? Вдруг я ошибаюсь, следуя наставлениям Драгена? Он предупреждал, что нельзя верить ни единому слову Первомага, а тем более не принимать от него какие-либо предложения.

— Бленда, что бы ты не собиралась сделать, делай скорее, — подсказал Матвей.

Прутья клетки сдавили Аделлу со всех четырёх сторон. Она визжала, царапая и кусая прутья. Слюбор поглощал и поглощал курицу. Горсть костей росла.

— Если тебе не жалко этих двух, как насчёт третьего? — сказал Первомаг.

Раскрыл гигантскую ладонь, выпуская на гору битого кирпича… Рельсона. Одет во всё то же злополучное пальто. Ещё более тощий, ещё более жалкий. Мы четверо избегали разговоров о нём. Как-то само собой решилось, что Рельсон или умер, или находился в образе воробья, опасаясь стать человеком. Ведь в отличие от нас у него не было ни руллей языка, ни умения их мастерить. Земля была для него неизвестным миром, в котором неизвестно как жить.

— Рельсон, ты в порядке?

— Ничего, Бленда, мне даже стало лучше.

Рельсон, путаясь в полах пальто, спустился с груды кирпича. Сельскаб задрожал. Лунный камень начал притягивать к себе всю окружающую магию. Началось!

— Иди ко мне, Рельсон, — кричала я. — Скоро ты будешь в безопасности.

— Да я и так в безопасности, — бормотал он. — Всё время был. И ты будешь скоро.

— Что он с тобой сделал? — с подозрением спросила я. — Стой, не подходи ко мне. Рельсон, предупреждаю, не двигайся!

— Все будем в безопасности, — шмыгал он носом, не останавливаясь. — Ты не знаешь Триединого, а я знаю. Его силы безграничны, но когда нет желания, нет смысла в безграничной власти.

— Убей тебя булыжник! Не двигайся, я сказала.

Сельскаб так дёргался, что пришлось держаться за него двумя руками. Из центра камня выросли пространственные воронки, искажая реальность. Ощутила, как сквозь мои руки прошла сжатая в миллионы раз магическая энергия. Её концентрация и заставляла прибор плясать от напряжения.

— Сейчас будем в безопасности, — Рельсон вытянул свои руки, собираясь обнять меня.

— А ну назад. Пристрелю.

Матвей занёс автомат, чтобы ударить Рельсона, но тот исчез и появился поодаль. Скоростное перемещение, говорил Драген, одно из сложнейших умений, которое нужно долго осваивать. И вот тебе — дурак Рельсон способен на такое. Нет сомнений, Первомаг что-то сделал с ним…

— Матвей, если приблизится — стреляй.

— Есть, мой командир.

Мёртвое поле, уничтожавшее магию, выросло и достигло споггеля Хадонка. Существо пронзительно заверещало… Ранее я не слышала, чтобы оно издавало хоть какие-то звуки!

— Прости… — прошептала я.

Споггеля словно разрезали на части невидимые ножи. Каждая часть утонула в пространстве, исчезла в небытие… Хадонк хоть и был без сознания, но при смерти споггеля открыл на миг глаза, прохрипел что-то, попытался встать. Упал, снова замер.

Край поля достиг и Рельсона. Любитель жаб начал исчезать и появляться то тут, то там, избегая его воздействия.

— Всё будет хорошо, Бленда. Мы в безопасности, — раздавалось то справа, то слева.

Первомаг стремительно уменьшался. От него отлетали светящиеся всполохи, как пух от разделываемой птицы. Он изрыгал синее пламя, но оно не достигало меня, опадая под действием мёртвого поля. Прутья на клетке Аделлы остановили сжатие, а Слюбор перестал жевать и с удивлением огляделся, подозревая, что находился в иллюзии. У фулелей хороший нюх на это дело.

— Так его! Так его, — радостно закричал Матвей. — Мочи гада!

Первомаг сделался с нас ростом. В последней отчаянной попытке он  призвал десяток крипдеров и каменных слоггеров. Слоггеры сделали пару шагов и рассыпались. Крипдеры смогли добежать половину пути до меня, возможно, преодолели бы и весь участок, но Матвей открыл стрельбу. Мёртвые гады катились и падали к моим ногам. К сожалению, я не могла помочь, занятая удерживанием сельскаба, который вот-вот должен был достичь момента, про который Драген назвал «всплеск бездействия». Мёртвое поле должно расползтись на огромное расстояние, уничтожая всю магию, что сотворил Первомаг. Должна была смести и барьер, закрывающий город…

— Все будем в безопасности, — сказал над моим ухом Рельсон.

Сельскаб особенно сильно дёрнулся. У меня заложило уши. Чувствовала, как из центра лунного камня вспучивается мертвящая сила…

Рельсон растопырил руки и набросился на меня. Он и раньше так делал, когда хотел показать свои чувства к девушке. Считал, что внезапные объятья — признак искренности и чистоты намерений.

Накрыл собой и меня и сельскаб. Вероятно, вместе с этим движением применил какую-то магию, которой обучился у Первомага. Потому что вся сила всплеска ушла в него. Рельсон кричал от боли, но не размыкал объятий.

Я лежала на земле, видела сапоги Матвея. Он бегал вокруг нас, что-то выкрикивая, но я почти перестала слышать. Скорее всего, боялся стрелять, чтобы не поранить меня.

Придавленная телом Рельсона я продолжала держать сельскаб. Прибор ещё раз дёрнулся, как умирающий и затих. Затих и Рельсон. Матвей стащил его с меня. Перекатившись на спину, любитель жаб остался неподвижен, глядя выпученными глазами в небо. Скрюченные пальцы застыли, будто Рельсон давно умер и закоченел.

1

Этот странный парень совершил подвиг Матросова наоборот… Закрыл собой то, что должно было уничтожить врага.

Я подал Бленде руку и помог подняться с земли.

— Прости, я должен был уследить за ним. Но эти крипдеры… пришлось отстреливаться.

 Она отшвырнула бесполезное оружие судного дня:

— Ты всё равно не справился бы. Рельсон стал сильным магом.

— Что теперь?

Лишний вопрос. Я просто спросил, чтобы что-то прозвучало в наступившей тишине. Чтобы продемонстрировать Первомагу, что мы не сдались.

Он снова принял облик гигантского скелета. Но враждебных намерений не проявлял. Просто возвышался над нами. Опустив руки, неподвижно уставился на нас чёрными глазницами. Не знаю, что было у него с Блендой до того, как я сюда добрался, но он ждал от неё ответа. Он ждал её решения. Хотя мы были полностью в его власти.

Клетка Аделлы приняла прежний размер, а Слюбор перестал жрать иллюзорный фастфуд. Метался внутри пузыря, стучал кулаками по его стенкам и беззвучно открывал рот. Судя по всему, он нас не видел.

— Бленда, — промолвил Первомаг. — Твой выбор прост. Не усложняй его поисками вариантов.

— О чём он? — шепнул я. — Что за выбор?

— Долго объяснять.

— Если найдёшь и передашь мне чертежи ледделя, ты спасёшь своих друзей, и весь этот жалкий город, весь этот убогий мир.

— Это он про Брянск? Про Землю? Скотина!

— Тише, Матвей, умоляю…

Я убрал автомат за плечо и достал камеру.

Очень уж величественно и монументально смотрелся гигантский скелет, стоящий в окружении выгоревших стен, окутанный воронкой из облаков. Эх, найти бы способ передать снимки за барьер. Мир узнал бы с кем имел дело.

— Ты спасёшь не только их, — продолжал Первомаг. — Ты дашь успокоение исстрадавшейся душе. Ты прекратишь моё неразумное существование… Исправишь ошибку, совершённую недалёкими братьями.

— Вот это дело, — вставил я.

— Кто знает, как изменится мир, когда меня не станет?

— Станет прежним, нормальным миром? — выкрикнул я.

Я старался встрять в разговор. Безучастное выражение лица Бленды пугало. Девушка сдалась. Она больше не видела цели борьбы, необходимости что-то делать, что-то отвечать. Напоминала снимки людей, пострадавших от войны. Тех, кто потеряли дом, семью… и смысл дальнейшей жизни.

Сам я тоже был в отчаянии, постоянно оглядывался на Аделлу, запертую в клетке. Наши взгляды встречались. Я без слов понимал её чувства. Девушке хотелось, чтобы всё скорее закончилось. Или смертью или свободой. Хоть чем-то. А перед смертью, она хотела бы, чтобы её обнял любимый. То есть я.

Эти мысли побуждали меня что-то предпринять, взять на себя ту ответственность, от которой отказывалась Бленда.