Врывалась буря
(Повесть) - Романов Владислав Иванович - Страница 6

— А что записано? — не понял Лукич.

— Ты, значит, еще и инструкций своих не знаешь?! — усмехнулся Сергеев, в упор глядя на Лукича. Тот вспотел, замигал глазами, швыркая носом.

— Как не знаю, — забормотал Лукич. — Наше дело охранять!..

— Ты кто есть? — устав разводить антимонии, вспылил Сергеев.

— Как это кто? — не понял Лукич. — Я вить энтот…

— Ты боец охранного поста! — перебил его Сергеев. — Тебе доверено оружие, ты охраняешь особо важный объект. Любой шорох или появление на территории подозрительных лиц должны производить немедленную тревогу по всему караулу! А вы что здесь развели? Чаепития, закусывания, продовольственный ларек на посту!

— Дак я это, не всегда ем, я…

— Кто заходил к тебе вчера вечером? — перебил его Сергеев.

— Вчера?.. Петро Русанов заходил. Заварочки попросил. Парень одинокий, житье трудное, без родных, — вздохнул Лукич, — я уж его приваживаю, нам чо со старухой надо?.. Он заместо сына нам…

Сергеева точно кипятком ошпарило.

— Что?! Заварочки попросил? Какого же ты… — непонятно какой силой начотдела сумел себя удержать. — Вот так бублики! И Русанов, значит, вечером заходил, а потом насчет зелья сообщил?

— Ну да! Опоили, грит, нас Лукич, кому-то мы понадобились!..

— Больше никто не заходил? — спросил Сергеев.

— Больше никто, Василий Ильич, — подумав, сообщил старик.

— Иди, понадобишься — вызовем, — сказал Сергеев.

— А разговор, эт, значит, в тайне? — спросил шепотом Лукич.

— В тайне, — думая уже о своем, пробурчал Сергеев. — Язык проглоти лучше!

— Ага! — кивнул старик. — Ну если что вспомню, я это… — Лукич, облеченный тайной, удалился.

— Русанов говорит, что тоже напился чаю и ничего не помнит, — доложил Воробьев, вытащил папиросы. — Правда, есть тут любопытный момент, деталь одна…

— На территории станции не курят, — сурово заметил Сергеев.

— Дак все же… — удивился Воробьев.

— Вот именно, что все! — Сергеев в сердцах выругался. — А по инструкции курить запрещено! Развели тут содом и бардак!.. Русанова проверь основательно!

— Ты думаешь, он… для отвода глаз? — шепотом спросил Воробьев.

— Я ничего пока не думаю, я думаю… — Сергеев осекся, метнул испытующий взгляд на Воробьева. — Я тебе даю заданье, и бублики! Дело твое исполнять!.. — уже шепотом проговорил он, поежился, вытер кончики усов, — Да и поговори с Бугровым! Я с этим… — он махнул рукой, — еще скажут, что придираюсь, в общем, допроси его как следует: что, почему, зачем!

— Так-так-та-ак! — кивнул Воробьев.

— Я к Щербакову, — бросил на ходу Сергеев.

Сергеев ушел, а Воробьев поспешил к Бугрову, подальше от этого сиверка, резавшего лицо как бритвой.

Как-то уж быстро и убедительно сложились улики против Русанова, подумал Воробьев, поднимаясь по узкой лестнице на второй этаж управления станцией к Бугрову. «Раз, и бублики», — усмехнулся он. Сергеев сделал вид, что не хочет наперед доверять этим уликам против Русанова, хотя версия у него сложилась, и скорее всего такая: Русанов исполнитель. А кто же главный тогда? Бугров?.. Он нарочно и проверить Русанова послал Воробьева, чтобы потом сказать: «Вот, Воробьев проверял, я лишь сопоставляю факты, а факты — штука упрямая!» А Никита действительно распустил охранников, никакого контроля за их службой!.. Говорил же ему!

Бугров в своем кабинетике, узком, точно пенал, разговаривал с Москвой. Кабинет напоминал не то мастерскую, не то склад, и портрет Сталина на стене выглядел даже как-то неестественно в столь захламленной комнате. У окна громоздилась чертежная доска, заваленная рулонами и чертежами. На полу были свалены книги. На продольной стене, уже ближе к чертежной доске, висели портреты Маяковского и Ньютона. На подоконнике возвышался примус, на единственном стуле — макет будущей Краснокаменской ГРЭС, на табуретке — старый мотор, гаечные ключи. Из-за чертежного стола выглядывал слесарный верстак, на нем возвышалась огромная лампа с большим розовым колпаком, лампа странной, оригинальной конструкции, которую Бугров, по всей видимости, мастерил сам, потому что колпак был сплетен из тонкого провода, служившего обмоткой старого мотора. «Подарок жене делает, что ли?» — подумал Воробьев.

— Я понимаю, Костя, но дело сделано, фирму «Пакс» я уже оповестил… Хорошо, хорошо, ничего не буду предпринимать. У меня тут начальник станции болеет, и я в одном лице: и швец, и жнец. Да заводу еще помогаю на правах главного энергетика… Хорошо… Обнимаю… Пока… — Бугров положил трубку, снял очки и, закрыв глаза, помассировал переносицу. — Я сейчас, — не открывая глаз, промычал он. — Снимайте макет, Егор Гордеич, и садитесь! — он вздохнул, открыл глаза и радостно улыбнулся Воробьеву. — Хронический насморк, забивает пазухи. — Никита махнул рукой, надел очки. — Бедлам, как видите! Но я привык и, знаете, даже полюбил его отчасти… — Бугров помолчал и без перехода вдруг прочитал:

— Ну, спрашивайте! Я же знаю, что не в гости зашли чаю попить, спрашивайте! Сам в растерянности, не понимаю одного: как механик, заливая масло, не мог не увидеть этого песка наждачного. А так все просто: он не растворяется, попал в ходовую часть, турбина стала греться. Ничего, мы промоем, прочистим, масло процедим…

— А где масло хранится? — спросил Воробьев.

— Масло?.. На складе. Но там сейчас черт ногу сломит— стройка, хранить стройматериалы негде, у нас же, знаете, все на ходу, авто на ходу ремонтируем и собираем… Но механик обязан был проверить.

— А кто дежурил?..

— В том-то и дело, что дежурил Петя Русанов, мой воспитанник, талантливый умелец, я голову за него положу. Он клянется, что ни одной соринки не было! — Бугров замолчал, уставясь в одну точку.

— Так-так-та-ак! — потирая подбородок, пробормотал Воробьев. — А масло когда заливают?

— Обычно в начале смены. Я был еще здесь и, уходя, спросил у Петра: залил? Он ответил: да, все в порядке, бодрый был, тут этот чай дурацкий, там что, что-то нашли, говорят? — поинтересовался Бугров.

— Да нет, слухи, — поморщился Воробьев.

Сергеев уже направил Прихватова в химлабораторию, чтобы проверить, откуда могла произойти утечка сведений. Первый случай, чтобы так быстро всем стало известно.

— Вот я и говорю, не мог Петро!

— А кто тогда? — спросил Воробьев.

— Почему «кто»? — усмехнулся Бугров. Он поднялся, потянулся и снова сел. — Это недоразумение! Я же объясняю: идет стройка, на складе черт-те что, вот вполне мог этот песок просыпаться в бак из-под масла. А когда заливали, то могли не заметить. Я уже Русанова отругал, думаю, такое не повторится. Вот все, что могу сообщить, — он зевнул. — Не выспался… Лег в два, в четыре подняли… Сергеев, наверное, шпионов уже ищет? — усмехнулся Бугров, выдержал паузу, насмешливо сощурив глаза. — Все эти истории про шпионов вообще-то хороши, но не для Краснокаменска. Кулаки — да! Верю. Но здесь, на станции, кулаков нет, за каждого я могу поручиться головой!

— Головой не надо, Никита Григорьевич, — заметил Воробьев. — Голова еще пригодится…

— Вы уж извините меня, Егор Гордеич, — не выдержав, вскочил Бугров, — но ваша многозначительность, она попросту смешна! Я понимаю, вам для отчетов там, для всяких рапортов очень хочется записать: «На Краснокаменской электростанции разоблачена группа шпионов в составе трех человек…» — но, увы, такого отчета у вас не-по-лу-чит-ся! Не получится, ибо еще раз повторяю: за каждого человека могу поручиться!.. Тут одна загвоздка, — Бугров поежился. — Турбина на гарантии, и я вынужден был сообщить представителям фирмы «Пакс». Это немецкая фирма, и теперь придется ждать приезда их представителя, а у Парфенова поставки, и он начнет кричать как оглашенный, но это уж пусть руководство решает, — Бугров стал делать гимнастику, чтобы согреться. Потом сел за стол, зевнул, потянулся, и лицо его приобрело по-детски благодушное выражение, какое бывает у людей беспечных, считающих, что все сделано и можно со спокойной душой завалиться спать. Да, уж Парфенов, директор механического завода, чьи станки ждал строящийся в Свердловске машиностроительный завод, устроит здесь истерику. Да и Щербакову, первому секретарю горкома, будет не легче, он не меньше Парфенова за поставки отвечает, так что главные объяснения у Бугрова впереди. А уж «Паксу» спешить некуда.