Врывалась буря
(Повесть) - Романов Владислав Иванович - Страница 22

— Труп лежал возле кровати, он был без одежды, изуродованный… — Семенов осекся, испуганно выпучив глаза.

Ларьев приподнял простыню, и Егор, видавший уже всякое, и то вздрогнул: лицо и тело были изрезаны с невероятной жестокостью. Ларьев вздохнул, опустил простыню. На стене в сенях кровью было написано «От Катькова…» и дальше следовали ругательства.

— Отчаянный атаман, — заметил Ларьев. — Далеко, правда, не убежит…

— Почему? — удивился Воробьев.

— Побежит только глупый да неопытный, а умный останется, — взглянув на часы и вытаскивая лекарство, проговорил Ларьев. — Водички принесите, — попросил он Семенова. Тот принес воды, и Ларьев запил лекарство. — Почему? Да очень просто. Что ему в чужой стороне? Кто ему рад? Там своих бандитов хватает, а Катьков ваш еще с девкой. А тут места знакомые и кому приветить есть, у кого пересидеть до лета. Вот-вот распутица начнется, куда бежать? Катьков, видно, и хотел лета дождаться да забрать девку потом, а Прихватов, как вы его аттестовываете, сластолюб, склонял ее к любви, вот она и пожалилась Катькову…

— Как пожалилась? — не понял Воробьев. — Она же все время под наблюдением!

— Э-э, под таким наблюдением одно удовольствие сидеть! Вы вот не заметили в углу кружочки от бутылок, а следы есть, и проверять не надо. Да и с ваших слов знаю, что попивал Прихватов, а уж спьяну какое наблюдение… Вот и захаживал к пленнице вашей Катьков…

— Да как же, если Прихватов в соседней комнате? — удивился Семенов.

— Дак снотворное есть, трудно ли подмешать… Но от него голова чумная на утро, вот Прихватов, видимо, и стал догадываться, да решил обмануть Настю… Обмануть-то обманул Прихватов, да, видно, обхитрил его атаман. И убить поначалу Катьков хотел как бы случайно, мол, к Насте голый полез, на голове, вон, вмятина есть, — та ударила и убила случайно да сбежала. Но, видно, крепко он Катькову с Настей насолил, коли так изуродовали!.. Не побоялся и подпись свою оставить!.. Н-да…

Ларьев замолчал. Егор с Семеновым слушали раскрыв рот. Через полчаса Лынев привел экспертов.

— Через час обедать, у меня режим, — объявил Ларьев. — Кстати, запросите Свердловск, — говорил он Егору по дороге, — пусть там пороются в протоколах и назовут места прежних укрытий банды. Наверняка Катьков остановится в одном из них…

— Почему вы так думаете? — спросил Воробьев.

— А что это вы все время меня спрашиваете, господин старший уполномоченный? — вскинув на Егора сухонькое лицо, удивился Ларьев. — Вот подумайте: почему?

Воробьев задумался.

— Ну, наверное, Катьков подумает: раз нам его места известны, то мы туда не пойдем, а, значит, там можно укрыться, искать не будут, — ответил Егор.

— Слабое объяснение, путаное. Катьков умнее! — возразил Ларьев. — Ну, думайте, думайте! Ну?

— Надеется, что дружки эти места не откроют?.. — неуверенно спросил Егор.

— Опять глупо, потому что ни на кого Катьков положиться не может, тем более на банду, которая сдалась и ждет поблажек. Думайте!

Воробьев наморщил лоб, нахмурился.

— Не напрягайтесь, — посоветовал Ларьев, — а то не только мысль не придёт, ни один факт из прошлого не вспомнится… — Ларьев помолчал, пожевывая губами воздух. — А все просто. Надо только своего противника ставить чуть выше себя, ведь он ищет решение в десятки раз быстрее, так как от верного ответа зависит его жизнь. Катьков знает, что здесь дружков его не допрашивали, а отправили в Свердловск, что из Свердловска сюда копии допросов не пришлют, не принято, что сами вы ими не поинтересуетесь, другой работы полно, вот и выходит, что места прежних его укрытий вам не знакомы. Это первое, но не главное. Катьков этот вариант, как бы соблазнителен он ни оказался, всерьез не примет, ибо всегда есть: а вдруг?! А вдруг найдется такой Егор Воробьев да проверит?! Да еще после такого разбоя! Но и в чужое место идти не гоже, не те времена. Значит, он спрячется в прежнее, верное укрытие, но в такое из них, в которое вам сразу не сунуться, такое, какое имеет хорошее оповещение, откуда можно легко уйти, и так далее. Ему теперь надо переждать весну. А это месяца полтора…

Воробьев был поражен столь убедительной проницательностью Ларьева.

После обеда посланец Москвы познакомился с Сергеевым и стал изучать дело диверсии. Приездом Ларьева Василий Ильич был недоволен.

— Ну вот, ворчал он, — прикатил, когда все сделано! Теперь, конечно, весь успех этот, из бывших, заберет себе, и они останутся с носом, хотя все уже раскрыто и делать больше нечего.

Василий Ильич выговаривал эти слова Воробьеву, а в присутствии Ларьева сидел хмурый и насупленный. Ларьев же будто и не торопился заканчивать чтение дела и допрашивать Бугрова. Он прогулялся по городу, отобедал, вздремнул часок и попросил Воробьева подробно рассказать ему события последних дней. Воробьев снова рассказал ему, что знал, ничего не утаив, прибавив свое мнение по поводу ареста Бугрова. История Бугрова, собственно, и волновала Ларьева, и о нем он попросил Егора рассказать буквально все, каждую мелочь.

— Это интересно, это интересно! — бормотал Ларьев, хотя ничего интересного в этой истории Егор не видел, кроме ужасных и рвущих душу подробностей. Нина Бугрова на улице упала в обморок и теперь лежала дома с высокой температурой. Воробьев через знакомых попросил соседей-старушек поухаживать за ней. Сам появиться не мог, ибо сгорел бы от стыда. Перед глазами, как наяву, стояла картина ареста.

Прошло два дня. Из Свердловска прислали сведения о местах укрытий Катькова, и Ларьев попросил Воробьева назвать ему наиболее вероятное из них, сам вместе с ним изучив на карте все названные села и деревни. Егор целиком погрузился в работу, забыв на время о Бугрове, хотя чувство вины продолжало его терзать постоянно, едва он вспоминал об инженере и его семье. На третий день Ларьев собрал всех в кабинете Сергеева. Начал он издалека. Заговорил о сложной мировой обстановке, о том, что Ватикан начал крестовый поход против нашей страны, Япония развязала вооруженную агрессию против Китая, что президент США Гувер в интервью газете «Сан-Франциско-ньюс» заявил, что цель всей его жизни состоит в том, чтобы уничтожить Советский Союз. Не лучше обстояло дело и в Германии, где с каждым часом набирали свою мощь фашисты во главе с фюрером Адольфом Гитлером, словом, обстановка очень серьезная, врагов много и необходимо крепить бдительность. А она заключается и в том, чтобы не совершать грубейших ошибок, выгодных врагам.

— Недавно мы получили кое-какие сведения из-за рубежа, из которых стало ясно, что против нашей страны готовится новый большой заговор. В нем принимают участие многие разведки западных стран, а также промышленные концерны. Их цель ясна — сорвать индустриализацию, планы первой пятилетки, затормозить темп всей нашей поступательной мощи, скомпрометировать наше стремление догнать передовые капиталистические державы и тем самым утвердить социализм. Ведь если мы не поднимем нашу индустриализацию, не построим агрогородки, то капиталисты скажут: вот, посмотрите, к чему ведет ваш социализм! Хотите жить в нищете — идите за совдепами, хотите счастья и довольства— благословляйте нас! Спор за социализм идет повсюду, в том числе и в Краснокаменске. К примеру: произошла остановка турбины, выявлена диверсия. Все правильно. Но при чем здесь, извините, главный инженер Бугров, который за этой турбиной как нянька ухаживал?.. А? — Ларьев взглянул на Сергеева, и Егор заметил, как багровый румянец прилил к шее и лицу Василия Ильича. Один этот вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. — Ведь бандиты, преступники, и это надо помнить, сверху, как камни, не падают. Ведь не день и не месяц проработал в Краснокаменске Бугров, зарекомендовал себя с наилучшей стороны и вдруг… диверсант! Я знаю, что вы мне ответите, товарищ Сергеев, а улики?.. Но ведь достаточно просто поверхностного взгляда, чтобы насторожиться: улик так много и так они аккуратно везде понатыканы, что сами себя дискредитируют! Пузырек с сонной отравой, деньги, отпечатки пальцев, даже наждачный песок — не много ли?! — Ларьев взглянул на часы, нашел взглядом Егора. — Егор Гордеич, водички принесите, пожалуйста!..