Врывалась буря
(Повесть) - Романов Владислав Иванович - Страница 12

На свое несчастье, Егор уродился однолюбом, и как ни старался он порушить свою любовь, завязать хоть какую-нибудь дружбу с другой каменчанкой, у него ничего не получалось. И нельзя сказать, что на него вообще никто не обращал внимания. Дважды он ходил в кино с библиотекаршей Катей из клуба железнодорожников «Луч». И, сидя в полутемном зале, он чувствовал, как она замирала, ожидая, что сейчас его рука коснется ее, но Егор сидел, как статуя в городском парке, и лицо Кати выглядело печальным после сеанса. Он знал, что она из бедной многодетной семьи и будет верной, настоящей женой, другом на всю жизнь. Катя же понимала, сколь трудна и опасна его работа, и ее восхищение, нежный взгляд сердечно трогали Егора, но, как ни старался, он не мог ответить ей взаимностью. Она это понимала и терпеливо ждала, насмешливо рассказывая о притязаниях на ее сердце какого-то завскладом, который, приходя к ним в дом, задаривает отца и мать продуктами, и родители допекают ее просьбами выйти за него замуж. Егор мрачно выслушивал эти рассказы и вздыхал. А как раз перед захватом банды в Выселках Егор увидел и жениха. Катя торопилась с ним в кино. Встретив Воробьева, она очень смутилась, опустила голову, а жених, круглолицый, гладкий и усатый, как кот, точно почувствовав опасного соперника, гоголевато вздернул головой. Воробьев усмехнулся и больше не стал заходить в библиотеку. Катя прибежала сама и тот же день, когда вышла заметка о ликвидации банды. Прибежала в слезах, вызвала его на крыльцо и, запинаясь, сообщила, что поступила книга о героях Бородина и что если Егор Гордеич имеет времечко ее почитать, то она ему ее отложит. Воробьев поблагодарил Катерину Кузьминичну и сказал, что он обязательно зайдет за книгой в обед. И не зашел. Потому что в обед он вызвался провожать до дома Антонину и потом весь день ходил шальной, но наутро она на него снова не взглянула, и сердце опять оборвалось, повисло на ниточке, и жизнь показалась глупой и неудачливой.

Умом Егор понимал, что не стоит вот так терзать себя понапрасну, а сделать ничего не мог. Вот и теперь, стоило ему пройти мимо дома Мокиных, и точно кто за веревочку память потянул, и пошло, поехало, это вместо того, чтобы думать о Бугрове, Русанове и Шульце… И ведь видно, как все ловко закручено вокруг Бугрова и Русанова, но кто, для чего?.. Он вздохнул, выбравшись на угор, и оглянулся. Приречинская улица теперь была как на ладони, вытянувшись вниз до самых мостков через Каменку. За речкой луга, а дальше лес, вздымающийся на очередной угор, а за ним уж горы. Самые настоящие Уральские горы. Урал-батюшка…

Постояв на угоре, Воробьев вдруг вспомнил слова Бугрова о том, что господин Шульц замечательно говорит по-русски… Значит, что?.. О турбине можно рассказать, объяснить! Но если так, то выходит, что в городе сидит агент немецкой разведки?

От этих слов Егору даже стало жарко, и он сдвинул на затылок шапку-ушанку. Вот черт! А что? Сергеев поручил наблюдение за Шульцем Лыневу. Надо его найти и предупредить.

Но перед, тем как идти в отдел, Егор забежал к Микову, в милицию.

Ему не давала покоя история с саквояжем. Поручить ее проверку Рогову — значит завалить дело, поэтому Егор и выбрал Микова, который понравился ему еще при ликвидации банды. Известия, преподнесенные Миковым, Егора еще больше насторожили. За последнюю неделю не только не поступало никаких сигналов о пропажах, но и не было зафиксировано никаких крупных грабежей. Значит, либо Егору все померещилось, либо Аркашка с Валетом приняли того одутловатого толстяка за «гуся» и прокололись сами, утащив дырявые подштанники в саквояже. Либо у них ничего не получилось. Воробьев усмехнулся, махнул рукой.

— Ладно, проверь! — сказал он. — Встряхни Аркашку! Вдруг что обнаружится?.. Пока!..

Уже на пороге он вспомнил про заем и остановился.

— На заем «Пятилетка в 4 года» все подписались?

— Я не подписался, это что — обязательно?

— Обязательно! — тряхнул головой Егор. — Чтоб сегодня же подписался! И всем накажи!

В отделе Лынева не оказалось. За «ундервудом» сидела одна Антонина. Сергеев был у Щербакова.

— Вы читали, Егор Гордеич, — спросила Антонина, — что с 8 апреля вводят страхование пассажиров от несчастных случаев?

— Где это? — стираясь не смотреть на Антонину, спросил Егор.

А вот, в «Правде»… — Антонина подала газету. — Это что, теперь билеты дороже будут или как?.. А если я не хочу страховаться?..

Воробьев взял газету. В «Правде» на четвертой странице сообщалось, что Совнарком СССР постановил ввести с 8 апреля 1931 года обязательное страхование пассажиров от несчастных случаев на путях сообщения железнодорожного и водного транспорта, а также автомобильного, совершаемого на постоянных линиях госпредприятий за пределами пригородной зоны. На пригородных сообщениях обязательное страхование не вводится.

— «Страховой сбор устанавливается, — начал читать вслух Егор, — в размере 50 копеек при цене билета от 2 до 5 рублей и в размере 1 рубля при цене билета в 5 рублей и выше. Билеты стоимостью ниже 2 рублей оплате страховым сборам не подлежат…» Н-да!.. — Егор вздохнул, снял шапку, дочесал затылок. — Это, конечно, дополнительно к билету, — сказал он.

— А если я не хочу? — спросила Антонина.

— Тебе и билет иначе не продадут, — вздохнул Егор и продолжил чтение: — «Страховое вознаграждение устанавливается в размере 1000 рублей в случае смерти или 100-процентной утраты трудоспособности пассажиров…»

— Да теперь на поездах никто и ездить не будет! — испуганно заявила Антонина. — Погибнешь, а тебе тыщу рублей?!

— Вообще-то правильное дело! — кивнул Воробьев, возвращая газету. — А то случаи бывали, мало ли что, погибали люди, все-таки тысячу рублей семье — это справедливо…

— А если несчастных случаев не будет?..

— Государству деньги пойдут на усиление безопасности того же транспорта, — рассудил Егор. — Да рубль — это немного. Не часто же мы ездим!..

— Я вот вообще никуда еще не ездила, — вздохнула, задумавшись, Антонина. — Хоть в Свердловск съездить?.. Вы бывали в Свердловске? — загоревшись, спросила Антонина.

— Бывал один раз, — кивнул Егор. — Одну контру сопровождал…

— И что там?.. — сияя лицом, спросила Антонина.

— Город, — пожал плечами Егор.

— А магазины, магазины какие?

— Всякие магазины, как у нас… Только улицы пошире наших и почище, и еще трамвай ходит… Электрический… — Егор улыбнулся.

— Электрический трамвай! — восхищенно пропела Антонина. — Вот бы прокатиться!..

Она замолчала, мечтательно глядя в окно, и Егор невольно залюбовался ею. Ему захотелось сказать Тоне что-то нежное, ободряющее, он даже кашлянул, чтобы собраться, но вдруг с ужасом обнаружил, что все слова будто испарились.

— Там еще театр в прошлом году драматический открыли! — вспомнила Антонина. — Настоящие представления давать стали!

Егор кивнул, вытер пот, взглянул на часы: половина четвертого.

— Я на электростанцию, пусть меня Лынев найдет! — попросил он.

— Я передам, — вздохнула Антонина. — Тут к вам опять эта библиотекарша забегала, — Антонина со значением улыбнулась. — Какую-то книгу она вам оставляла, а вы все не заходите! Так велела передать, что, если сегодня не зайдете, она ее другому передаст, невозможно больше ее держать…

— Хорошо, — опустив голову, промычал Егор.

Антонина хмыкнула. Воробьев нахлобучил шапку и, ни слова не говоря, вышел, ощущая на себе насмешливый взгляд Антонины.

«Боже мой, какие муки!» — невольно вырвалось у Егора, и он даже испугался, что помянул на словах «бога» — этак, неизвестно куда скатишься!.. Неужели он не избавится никогда от этой болезни? Прихватов как-то между делом рассказывал о «присухе», что есть болезнь такая. Некоторые бабенки нарочно ее на мужиков нагоняют, дабы влюбить в себя или привязать навек, и что есть наговор, полностью излечиться с помощью которого от этой «присухи» можно. Бабка та, что наговором этим владеет, в Приречье живет. Прихватов даже дом называл. Егор, конечно, разговор этот пресек, чтобы религиозный опиум на молодых бойцов не распространялся, но в душе к этому сообщению отнесся вполне серьезно. Ибо знал по своему детству, что есть еще среди старух такие элементы, которые нагоняют и болезнь и порчу и сами же за деньги или продукты потом излечивают. Его самого в пять лет клюнул в темечко петух, он стал заикаться, но бабка его пошептала над ним, Помазала чем-то лоб, и заикание прошло. Знал он и любовные наговоры, те действовали безотказно, точно на самом деле существовала колдовская сила по части сердечной кручины. Ведь и с ним все происходящее не чем иным, как болезнью, не назовешь. Вот и сейчас усмехнулась Антонина, а у него даже жар поднялся, в глазах потемнело, и попадись ему под руку Катерина Кузьминична, он в тот момент мог наговорить ей всяких грубых слов множество. А кто вот его заговорил влюбиться в Антонину — неизвестно. Конечно, она сама по себе хороша, спору нет. И глаза у нее огнем полыхают, так что смотреть в них страшно, можно совсем голову потерять. Вот Егор и старается не смотреть, иначе пропадет вконец. О том, чтобы в глаза не смотреть, он помнил еще бабушкин завет. Со змеей да колдуньей чтоб справиться, нужно одно — в глаза им не смотреть и, наоборот, свой взгляд прятать. А если Антонина и не колдунья, то отчасти колдовскую силу имеет. Может, и сама про то не знать. Так тоже бывает…