О бедной сиротке замолвите слово - Демина Карина - Страница 8

Будто она вот-вот захлебнется.

– В деньгах, конечно, в деньгах, всегда только в них… Вы не можете без денег.

– А кто может? – меланхолично отозвалась бабка, и я согласилась с ней: без денег сложно. А в зеленых глазах зверя мне привиделся упрек.

Я ведь не говорю о том, что ради денег убить готова, но…

Сложно.

И голодно.

И холодно порой, особенно когда по первому снегу в дырявых кроссовках бегаешь. А потом лечишься травками, поскольку на нормальные лекарства тебе не хватает.

Зверь вздохнул и, приподнявшись, стал топтаться, аккурат что кот… котов я люблю, и собак тоже, но собаки более прямолинейны, что ли? А вот коты всегда себе на уме. Даже когда их кормишь, они еду принимают с таким видом, будто тебе одолжение делают.

Зверь засмеялся и выпустил когти.

А мне не больно.

Совсем не больно… и да, кажется, я видела тонкие бледно-зеленые нити, которые то ли от когтей звериных потянулись, то ли, наоборот, к когтям.

– Конечно, если бы я пошла на развод, вы бы остались ни с чем. Я бы и приданое потребовала вернуть, а так… поддержать глупышку, уверить ее, что все будет хорошо, если… И муж вернется…

– Он ведь вернулся.

– Не он, не тот, кого я любила, тот был другим. Знаете, я даже не сразу поняла, как меня обманули. Да, он был рядом… и даже иногда заглядывал ко мне… но…

Цокот каблуков.

И скрежет, будто что-то тяжелое отодвинули. Запах духов, нежный, цветочный.

– Он перестал мечтать… и гореть… он забросил работу, а ведь подавал такие надежды.

– Случается.

– Его вообще перестало интересовать что-либо, и я в том числе. И девочки наши. Не удивлюсь, если окажется, что он и имен-то их не помнит… хотя это ложь, помнит. Он ведь стал таким… правильным. Тошнит…

– Это от нервов, дорогая.

Зверь заурчал, и голос его низкий отзывался во всем моем теле.

– В последнее время я все чаще думаю, а что было бы, если бы я решилась на развод? Да, скандал, да… неприятно, но я была бы свободна и, возможно, нашла бы себе кого-то другого… не настолько равнодушного.

– Ах, дорогая, это все пустое, – а вот теперь старушка разозлилась. Я даже видела ее – объятую пламенем фигуру, от которой расползались жгуты болотно-зеленого колера. – Не забывай, у тебя есть о ком заботиться, и постарайся не наделать глупостей.

Она помолчала и добавила:

– Еще больших глупостей…

Зверь кивнул рогатой головой.

– Куда ты ее отправишь?

– Мальврик.

– Далековато, но… в целом неплохое заведение, с сильным целительским профилем… однако ты кое о чем забыла.

Стук коготков по дереву. И страх, совершенно иррациональный страх, заставляющий меня замереть, хотя и без того подвижностью не отличалась.

– Мальврик не принимает полукровок…

Так, а это что за дискриминация?

И…

И тогда получается, что… нет, она тоже подписала договор, первой, а значит, нарушить его не способна.

– А Ирхат – девиц…

Шовинисты хреновы.

Мое возмущение заставило зверя улыбнуться, и длинные усы его закачались, превратившись ненадолго в пару змей. Впрочем, меня это не испугало. Зверь не навредит, это я знала твердо, хотя понять не могла, откуда взялась эта непоколебимая уверенность в его… хорошести?

– Остается столица… – старушкина задумчивость нам со зверем не понравилась. – Королевский университет… заодно и на виду будет.

Это меня не обрадовало.

Спустя три дня я стояла перед приемной комиссией. Королевский университет прикладной и теоретической магии располагался не в самой столице, а в пригороде, что было весьма благоразумно. И, верно, для пущей надежности – студенты все же народ непредсказуемый – был отделен от города высоченной стеной.

– Положите руки на кристалл, – велела сухопарая женщина стервозного вида. Впрочем, мне почему-то казалось, что стервозность эта происходит единственно от усталости: надоело ей доказывать, что женщина тоже способна чего-то да достичь на поприще науки.

Я моргнула.

И подчинилась.

Кристалл был крупным, с человеческую голову, и больше напоминал оплавленный кусок стекла. Внутри этого куска то и дело вспыхивали искры, которые моментально гасли.

Небольшой зал.

Стены задернуты темными полотнищами. Высокие окна, напротив, открыты, но воздух все равно затхлый, с характерным таким запашком столовки. Пахнет здесь то ли борщом, то ли котлетами, то ли магией.

Длинные столы.

Трое магов и один секретарь, к слову, мужского пола и повышенной прилизанности. На меня он смотрел сверху вниз, всем видом своим демонстрируя, что только столь безответственная особа, как я, может отвлекать серьезных людей от серьезных же дел.

Прочие члены приемной комиссии, собранной, как понимаю, единственно ради моей скромной персоны, особого недовольства не проявляли. Толстяк в светлом мятом костюме задумчиво ковырял мизинцем в носу, причем взгляд его был направлен поверх моей головы, в угол комнаты, где в тиши и сумраке висел огромный портрет коронованного мужика. Взгляд толстяка был туманен, и, полагаю, мысли его бродили где-то за пределами аудитории.

Его коллега что-то черкал на листочке, то и дело вздрагивая и время от времени засовывая карандаш в правое ухо. И так замирал, застывал, делаясь похожим на хамелеона перед рывком.

Женщина, пожалуй, была самой адекватной из всех.

А может, просто ей поручили общаться со мной, раз того протокол требует.

Кристалл нагревался. Сначала тепло было мягким, приятным даже, а искры внутри засветились, засуетились – уже не искры, а мальки разноцветные, и кружение их – танец, и завораживает, поэтому я, моргнув, отвела взгляд.

– Средний уровень устойчивости к ментальному воздействию…

Защелкала печатная машинка, а выражение лица секретаря стало еще более недовольным.

– …слабый к деструкции… активный целительский профиль… уровень… напиши пока базовый плюс, – велела женщина. – С высоким потенциалом роста.

Слушать было приятно.

– Теоретическая подготовка слабая. Рекомендую к зачислению на нулевой курс с последующим переходом на целительский факультет, – она поднялась. – Документы вам выдадут в ректорате.

Я удостоилась очередного презрительного взгляда.

Женщина же, помяв пальцами переносицу – а та была внушительна и клюваста, – продолжила:

– Настоятельно рекомендую не пропускать занятия, поскольку в случае вашей неуспеваемости мы имеем полное право отказать вам в зачислении, несмотря на оплату. – Фразу эту длинную, казенно-выверенную, она произнесла на одном дыхании. Видать, не впервой приходилось говорить.

И я кивнула.

Тихо произнесла:

– Спасибо, леди…

Секретарь скривился, а толстяк, вытащив из носа длинную полупрозрачную соплю, вытер ее о край стола и заметил:

– Леди тут не ходят… леди по домам сидят, деток нянчат.

Ну и дуры, что тут скажешь.

Сердце ухало.

Приняли.

Пусть на подготовительные курсы, но, положа руку на сердце, так даже лучше. Я не потяну учебу, ничего не зная ни о мире, ни о магии. А тут…

Я поежилась.

А тощий махнул рукой, мол, вас больше тут не держат, милочка. Можете быть свободны.

В коридоре пахло булочками и еще, пожалуй, прогорклым маслом. Было тихо. Сумрачно и прохладно. Чем-то наш институт напоминает.

Интересно, как там Вадик? Сходил к врачу все-таки или по давней своей привычке забил на неприятное происшествие?

И на меня.

Может, напился в тесной компании, пожаловался народу, что я, тварь этакая, неблагодарная, сгинула, не сказав на прощанье ни словечка. Кто еще вспомнит? Танька, на которую теперь и моя смена ляжет? Пациенты мои, вернее, их хозяева, наверняка недобрым словом, ведь безответственно это – бросать их без предупреждения.

Мать…

Она, пожалуй, вспомнит обо мне, когда поймет, что жрать нечего. И то не факт…

Жильцы, занявшие бабкину квартиру, – им с маменькой будет проще дело иметь, чем со мной. Та-то давно не в том мире живет.