ДСВ. Книга 2 (СИ) - Аэзида Марина - Страница 22

— Хорошо бы, — вздохнула Данеска.

— Так и будет, вот увидишь.

Он скользнул взглядом по ее плащу: снег на нем уже растаял и превратился в воду. Волосы жены, выглядывающие из-под коричневой вязаной шапочки, слипшимися сосульками падали на плечи.

— Переоденься, — велел Ашезир и двинулся к двери. У выхода обернулся и добавил: — Вот еще что: я рад, что ты подружилась с принцем. Но с другими мальчишками тебе, императрице, нельзя вести себя так свободно, понимаешь?

— Не держи меня за дуру! — вскинулась Данеска. — Все я понимаю.

— Замечательно, я и не сомневался в твоем уме, моя императрица, — Ашезир коротко поклонился и ушел в свои покои.

А муж не ошибся! Нескольких дней не прошло после того разговора — и Андио Каммейра приехал. Правда, было слегка обидно, что сначала он полдня провел с Ашезиром, лишь потом зашел к ней. Удивляться, конечно, нечему: отец как всегда в первую очередь думает о Талмериде, во вторую — о врагах, и лишь в третью — о детях. Данеска хотела показать ему свою обиду, но сама о ней забыла, стоило отцу появиться на пороге.

Отец… Родные черты… Высокий, широкоплечий… Рядом с ним так легко чувствовать себя защищенной! Его острый, чуть насмешливый и словно всезнающий взгляд всегда дарил ей уверенность: все будет хорошо.

Какая уж тут обида?

— Отец! — вскрикнула Данеска и, подбежав, повисла на его шее.

— Родная моя! — Андио Каммейра приподнял ее, покружил, потом крепко, до боли прижал к себе. — Моя красавица, принцесса, императрица… Боги, как же я скучал!

— И я скучала! Сильно-сильно! — у Данески даже слезы на глаза навернулись. — Скажи, что останешься здесь надолго! Ну скажи!

— Ты же знаешь, я не могу… Скоро море начнет замерзать, мне нужно успеть вернуться до того, милая.

Ну вот…

Данеска отстранилась и сказала:

— Я здесь совсем одна, среди чужих людей. Неужели тебе все равно? Хоть бы Азари сюда прислал. Вторая мать тоже родная…

— Я бы рад, но нельзя, — отец скорбно поджал губы. — Шахензийцы должны воспринимать тебя, как свою, поэтому никаких талмеридов в твоем окружении не должно быть. Ну, кроме тех, которые…

— Которые твои соглядатаи… — шепнула Данеска и еще тише добавила: — Сволочь ты, хоть и отец.

Каудихо приподнял пальцами подбородок Данески и отчеканил:

— Иногда приходится быть сволочью. Это не значит, что я тебя не люблю.

Она убрала его руку и отодвинулась. Проползли мгновения, потом каудихо наклонился к уху Данески и спросил:

— Скажи, почему ты несчастна? Ашезир дурно с тобой обращается? Унижает? Бьет? Только скажи, и я…

— Да он со мной никак не обращается! — выпалила Данеска. — Я тут вроде… вроде домашней зверушки: когда хочется, погладят, когда не хочется, не удостоят и взглядом.

— Почему так?

— А я знаю?!

— Плохо, что не знаешь. А я тебе объясню… Признайся: ты ведь и не пыталась поладить с имперцами? Ну так попытайся! Хотя бы с мужем. Он тебя не унижает, не избивает, да и относится, как я понял, неплохо. И ты — императрица. Чего еще тебе надо?

Он издевается? Точно издевается!

Данеска чуть не задохнулась от возмущения и непослушным голосом выдавила:

— По-твоему, это все, что нужно?

— Ну извини, родная, — отец приобнял ее за плечи, усадил на кровать и погладил по голове. — Я понимаю: ты молода, тебе любви хочется, но это пройдет. Ты научишься находить радость в ином. Вот Джефранка Адальгарская… Она тоже вышла замуж по необходимости, но не жалуется, даже довольная.

Нет, он точно издевается!

Данеска вскочила на ноги и прошипела:

— Еще бы она жаловалась. Этой похотливой сучке Виэльди достался, а не…

— Умолкни! — прикрикнул отец. — Я не хочу, чтобы моя дочь сквернословила.

— Но именно ты научил ее сквернословить, — съязвила Данеска. — Своим примером.

— Я отец и мужчина. Мне можно, тебе нет.

— Сам вырастил меня такой, сам и отвечай.

— Виэльди тоже я воспитал, — Андио Каммейра поднялся вслед за Данеской. — Однако он куда благоразумнее. Даже полюбил свою жену. Почему бы и тебе не полюбить мужа?

У Данески задрожали колени, затряслись руки, а в животе закрутило, завертело. К горлу подкатила тошнота, чуть не излилась вонючей жижей. Воздуха не хватало, ноги подкосились, и все-таки Данеска сумела выдавить:

— Ты… лжешь…

Встревоженный, даже испуганный взгляд отца… жесткая хватка его рук…

Он удержал Данеску на ногах, усадил обратно на ложе и обнял, почти вдавил ее в себя.

— Девонька… Да, я лгу. Лгал. Не думал, что для тебя это до сих пор так тяжко. Думал: уже должно пройти. Если тебе будет легче, скажу: Виэльди ее не любит. Кажется, она даже страдает от этого, бедная.

— Так ей и надо, потаскухе! — Данеска до боли сжала кулаки.

— Эй! — отец шлепнул ее по щеке и не слабо, в его взгляде сверкнул гнев. — Я же сказал: не ругайся. Тем более что Джефранка не виновата в твоем несчастье. Никакая она не потаскуха, не оскорбляй тех, кого не знаешь. Если уж на то пошло, ты должна винить меня и Виэльди.

— Да! Но вас я не могу ненавидеть, а ее — могу.

— Глупенькая, — пробормотал каудихо и снова привлек ее к себе. — Поверь, я знаю, что такое любовь, знаю, как больно ее терять. Но еще я знаю, что иногда другого выхода нет: только потерять и смириться с потерей.

Данеска промолчала. Обхватила отца за шею, уткнулась в его грудь и замерла. Он гладил ее по спине, что-то шептал. Что? Данеска не прислушивалась — все неважно, слова неважны. Все равно она никогда не отдаст Виэльди другой! Никогда!

Данеска все еще злилась на отца, но любовь к нему была сильнее гнева. Так зачем омрачать встречу спорами и ссорами? Вдруг она еще нескоро с ним увидится? Пусть хотя бы в этот раз все пройдет хорошо…

— Отец… — протянула Данеска. — Я так тебе рада!

Андио Каммейра поцеловал ее в макушку — и еще раз, и еще…

Он очень странный, его не поймешь: то суровый и даже жестокий, то мягкий и понимающий. И он любит Данеску, но легко жертвует ею ради выгоды…

Они долго просидели в обнимку. Молча. Слова бы все испортили: невозможно с их помощью выразить чувства. Зато объятия, теплые и доверительные, передавали всю нежность.

До чего же уютно в руках отца! В его власти, под его защитой, пусть и суровой…

Лучше этого только объятия Виэльди…

— И когда ты уедешь? — спросила Данеска и всхлипнула: иногда на отца это действовало. — Неужели прямо завтра?

— Не так скоро. Останусь посмотреть на казнь изменника — убийцы императора. Потом уеду.

— Какого-такого убийцы? — спросила Данеска и отстранилась.

— Твой муж что, совсем ничего тебе не рассказывает? А ты совсем не прислушиваешься к дворцовой болтовне? Это плохо, — каудихо глянул на нее с неудовольствием. — Вообще-то я рассчитывал, что ты будешь передавать мне важные известия. Но пока что это делал только Виэльди. Он находился здесь недолго, и то успел. А с тобой что не так?

— Да все со мной не так! — вспылила Данеска: похоже, мирный разговор любящих отца и дочери все-таки не получится. — Я вообще ничего этого не хотела. Я не такая, как ты, не такая, как Виэльди. Мне эти ваши власти-государства безразличны. Лучше бы я родилась дочерью бедного скотовода…

— Разбаловал я тебя, — проворчал каудихо. — А надо было держать в черном теле и плетью каждый день поглаживать. Хотя еще не поздно…

— Вот только попробуй! — вскричалаДанеска. — Попробуй только! Но после не забывай оглядываться! А то вдруг я тебя прирежу, как Ашезир…

Ой! Она осеклась и прижала ко рту ладонь. Поздно. Каудихо уже все понял. Встал, схватил ее за плечи и спросил:

— Так что Ашезир? Это он убил императора? Значит, догадки Виэльди были правдой?

Данеска молчала, а в душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она хотела добра отцу и не думала ему лгать, с другой — не желала зла Ашезиру. А каудихо, когда придет время — если придет, — вполне может использовать свое знание против императора.