Ведьма и зеркало (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна - Страница 44

Через полчаса я сидела с двумя фактически посторонними мужчинами за накрытым столом, на котором еще и алкоголь стоял. Оказалось каким-то особенным извращенным удовольствием представлять реакцию моей матушки на всю эту пасторальную картину. Наверняка бы она начала истошно орать. Но, надеюсь, до почтенной родительницы моей, Таволгиной Анны Георгиевны, никогда не дойдет этот прискорбный факт.

— Итак, дама твоя, Кир, не рядовая, — высказал свое веское суждение Павлицкий, сияя счастливейшей улыбкой после пары бокалов виски. Со льдом. Льда у меня не водилось, но, оказалось, для двух магов это сущие пустяки. — Ты же не просто так столько лет по пятам за Таволгиной-младшей ходишь. Тут интерес какой-то есть. Чуешь ты что-то, хитрая твоя морда.

Кирилл Александрович после потребления той же дозы алкоголя, что и его друг, никак не переменился, и ни капли добрей или веселей выглядеть не стал. Как будто бы все градусы для него значили не больше, чем градусы Цельсия.

— Я бы предпочла, чтобы подобных разговоров в моем присутствии не велось, — не смогла сдержать недовольства я, глядя на вино в своем стакане.

Никогда бы не подумала, что буду жалеть об отсутствии приличных бокалов под вино, с алкоголем я имела отношения… словом, их не было. Однако сейчас, не имея возможности должным образом сервировать стол, я испытала определенную неловкость, хотя и не понимала, почему же меня вообще беспокоит мнение магов.

— Вот уж глупости, — фыркнул без тени сомнения Павлицкий. — Куда лучше, если тебя обсуждают в твоем же присутствии, а не перемывают кости за спиной. К тому же, подозреваю, Кир бы зарычал на меня, заведи я разговор о вас в другое время.

Сказав это, Никита захохотал, будто произнес какую-то необыкновенно удачную шутку. Только — вот беда, — ее, кроме него, никто и не понял. Я — так точно не поняла, а вот во взгляде Левина мелькнул туман какой-то странной задумчивости, понять значение которой не удалось.

— Что же, я очень рада, если ваш друг готов так рьяно защищать мое доброе имя, — пожала я плечами и все-таки решилась пригубить немного вина. Ну, не умру же я, в конце концов, от такой малости?

Никита снова засмеялся. Как ни странно, но вот в состоянии легкого подпития Павлицкий производил на меня куда лучшее впечатление. Маг стал казаться куда менее опасным, а заодно и менее лицемерным.

— О, рьяно, весьма рьяно. Ведь, по словам Кира, вы создание удивительной чистоты и кротости, буквально ангел, зачем-то появившийся на грешной земле, — огорошил меня Павлицкий и сделал еще глоток виски.

Я так и замерла с бутербродом в руке, имея силы только на то, чтобы переводить взгляд с одного мага на другого. Никита казалась чрезвычайно довольным собой, Кирилл Александрович же шел красными пятнами и смотрел в свою тарелку так, словно от этого зависела его собственная жизнь.

А у меня самой как будто бы отнялся язык. Это ведь не может быть тем, о чем я подумала, не так ли? Подобного никак не могло произойти.

Левин молчал долго и очень уж… красноречиво. Человек может говорить и телом, лицом, выражением глаз. И пусть Кирилл Александрович не произнес ни слова, но чуть опустившиеся плечи, разворот головы, нервно сжавшаяся в кулак кисть руки — все это поведало мне даже слишком много.

И теперь я испытывала смятение, не понимая, как быть. Мне не хотелось ранить чувства человека явно хорошего… Но…

— Ник, я тебя убью, — почти простонал надзирающий инспектор, как будто боясь повернуться в мою сторону.

Павлицкий угрозой не проникся вообще.

— Сколько тебя знаю — столько обещаешь, — пропел не без ехидства Никита, снова наполнил свой стакан и с довольным урчанием принялся за мясо. Когда первый кусок оказался прожеван, Павлицкий продолжил: — И, вообще, я только что сделал тебе большое одолжение, оборвав нелепую мелодраму. Пусть я и не понимаю твою склонность к ведьмам, тем более, после всего случившегося… В конце концов, каждый имеет право на свои собственные глупости.

Верхняя губа Кирилла Александровича совершенно по-волчьи дрогнула, как будто он хотел оскалиться.

Я обмерла, пытаясь свыкнуться с мыслью, что, кажется, все поняла как раз правильно. Кирилл Левин, многолетний черный кошмар моей жизни, оказывается… В общем, я ему, видимо, симпатична.

И как быть теперь с этим новым знанием?

А Кириллу Александровичу тоже неловко, он как будто меньше стал.

Я тяжело вздохнула и залпом выпила свой стакан до дна, надеясь, что доза алкоголя поможет мне уложить все в голове. После таких вот откровений я даже готова была перейти на виски, и все равно, что меня сморит после нескольких глотков.

— Эк даму-то проняло, — весело фыркнул Павлицкий.

Кажется, его одного все происходящее только веселило.

— Тебя никто не просил вмешиваться. Вообще никто. Только все усложнил. Как всегда, — пробормотал Левин. — Извините нас, Софья Андреевна, это все лишнее. Нам не стоило на вас все это вываливать… В общем. Если мы вас обидели или оскорбили…

И снова Павлицкий рассмеялся, глядя на друга, как на круглого дурака.

— Слушай классиков, бестолочь. Любовью оскорбить нельзя.

Я бездумно продолжила:

— "Кто б ни был тот, кто грезит счастьем, нас оскорбляют безучастьем".

В голове понемногу начало шуметь, но зато и смущение отхлынуло.

— О. Дама-то классику любит, начитанная, стало быть, — еще больше обрадовался Павлицкий, которого тоже уже повело. — Ты бы ковал железо, пока горячо. Ну, хотя бы ради того, чтобы Анну Георгиевну удар хватил от радости.

Если бы у меня начался роман с магом, все равно с Левиным или кем другим, родительницу мою непременно хватит удар. Тут других вариантов и быть не может.

— Я тебя сейчас из окна выброшу, — сообщил другу Кирилл Александрович. — Десятый этаж. Так что следи за языком.

Говорил надзирающий инспектор убийственно серьезно. На месте Павлицкого я бы прислушалась и больше зубоскалить не стала. Однако у Павлицкого, кажется, имелись на этот счет свои мысли. Ну, или он просто был бессмертным.

Левин внезапно поднялся на ноги так резко, что едва не опрокинул табурет, на котором сидел.

— Софья Андреевна, давайте ненадолго оставим Никиту в обществе виски. Я хотел бы объясниться.

На мага я смотрела с очевидной всем беспомощностью. Не было во мне уверенности, что стоит выслушать его. Возможно, все обернется только хуже. Но под издевательским взглядом Никиты Павлицкого я все-таки кивнула, и мы с Левиным перешли в комнату, закрыв за собой дверь.

Только видимость приватности. Если Никита пожелает узнать, о чем мы говорим, ни дверь, ни стена помехой для него точно не окажется.

Левин начал с места в карьер, даже не дав мне толком опомниться или собраться с мыслями.

— Вы действительно мне небезразличны, Софья Андреевна, — выпалил Кирилл Александрович, не отводя лихорадочно горящих глаз.

Все-таки пьян. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы потянуло на откровенность. А я пьяна достаточно для того, чтобы хватило духа выслушать признание мага.

— Сейчас даже кажется, что вы всегда меня привлекали. Вы такая… словно грустная заколдованная принцесса, которая смотрит на мир из окна своей башни, но никогда сама не попытается выйти наружу. Трогательно. Но я уже разучился верить. Жизнь дала мне пару полезных уроков, вот…

Кирилл Александрович стал вдруг косноязычным, то ли из-за виски, то ли из-за смущения, не суть. Красота фраз мне была безразлична, потому что каждое слово, каждый вздох Левина дышал такой искренностью и чувством…

А я… Что я? Уже приговорена судьбой к суженому.

И вот что смешно, ведь и Костя сравнивал меня с принцессой, но его слова не вызвали во мне ничего, кроме неверия и раздражения, а вот Кирилл Александрович…

— Я понимаю, вам тяжело было все эти годы из-за моего повышенного внимания. Простите. Я верить боялся. Такой вот трус, Софья Андреевна.

Каждое слово, произнесенное мужчиной, отдавалось где-то глубоко внутри, возможно, что и в сердце, но ответить взаимностью я просто не могла. Хотя бы потому, что он ничего и не просил. Кирилл Александрович знал про моего суженого. И все понимал.