Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор - Страница 90
- Предыдущая
- 90/109
- Следующая
- Задонск на линии, - услышала Софья вместо ожидаемого ею всхлипа Аллы. - Говорите.
- Какой Задонск? - удивилась Воронова.
Но на том конце провода уже молчали. Затем - щелчок, и откуда-то издалека, словно из-под земли, раздался голос:
- Здравствуйте, Софья Николаевна.
- Здравствуйте.
- Вы не узнали меня?
- Извините, не узна... Юля? - От неожиданности Воронова растерялась, что с ней происходило крайне редко. По определению, как выражалась Мещерская.
- Ты где? - только и могла спросить Софья.
- В монастыре, - не менее глубокомысленно изрекла Юля. Будучи более готовой к разговору, она решила взять инициативу в свои руки: - Плохо слышно. Вы удивлены, я понимаю... Мне хочется у вас попросить прощения... за все...
- Что с Киреевым? - перебила ее Воронова, понявшая слова Юли по-своему.
- Он привет вам передает. Жив он, жив. И даже успел меня спасти. Он сейчас... Голос Селивановой пропал совсем. Но то, что Киреев жив, это Софья расслышала.
- Говори громче!
- Не могу, я и так на весь телеграф ору. Софья Николаевна, у меня к вам есть предложение. До Задонска пять часов езды. Приезжайте!
- Когда?
- Если сейчас выедете, будете у нас к вечерней трапезе. Матушка Валентина благословила, чтобы вы приехали.
- Матушка... благословила... Это что, розыгрыш? Какая матушка, какой монастырь? Ты меня вообще за абсолютную идиотку принимаешь?
- О, Господи! Почему, когда врешь, тебе верят, а когда правду... Одним словом, мне есть что вам рассказать. О том, что произошло, о Михаиле Прокофьевиче. Приезжайте. Прокричав адрес монастыря и сказав: "Жду вас", Юля повесила трубку. В конце концов, она выполнила все, что обещала - себе и Кирееву. Извинилась, передала привет от Михаила, пригласила приехать. Почему-то Селивановой казалось, что Софья не приедет.
- Куда мне ехать? - спрашивала сама себя Воронова, продолжая держать в руке телефонную трубку. Но она этого не замечала, как не замечала и того, что разговаривала вслух сама с собой. - Я что, ненормальная? Они, наверное, Киреева не смогли найти и теперь хотят, чтобы я... Но зачем для этого надо ехать в Задонск? Или они перехватят меня на дороге... Господи, какая каша в голове! Надо позвонить Мещерской и посоветоваться...
Поскольку мысли в голове Софьи роились подобно встревоженному пчелиному рою, она не договаривала до конца фразы. Наконец ей удалось прийти в себя. Только тут Софья заметила, что лихорадочно листает Атлас автомобильных дорог... Хорошо, что Мещерская оказалась дома.
- Славка-черноголовка, привет! Ты можешь спросить у своих мужиков, по какой дороге в Задонск надо ехать?
- Что случилось, насмешливая моя? Кстати, как выставка проходит?
- После, после, Сонечка. Приеду, все расскажу. Если приеду.
- Да ты что?! Жди меня, я сейчас к тебе бегу - все расскажешь, тогда и решим, куда тебе...
- Мещерская! Не буди во мне зверя! Я уезжаю сейчас, немедленно. - Но, почувствовав, что на том конце провода обиженно задышали, Воронова сказала так мягко, как только могла в этот момент: Сонечка, милая моя! Я тебе все расскажу, я еще надоем тебе, вот увидишь, но сейчас я должна ехать. Поверь мне.
- Верно, сумасшедшая. Про Задонск я тебе и сама скажу. В Воронеже была когда-нибудь?
- Нет.
- Короче, по Каширскому шоссе шпарь до Ельца, а там и Задонск. Главное, не сворачивай с трассы никуда. Ферштейн?
- Натюрлих. Передавай своим ребятишкам привет. Я приеду - позвоню.
- Когда тебя ждать?.. Трубку положила. И правда - сумасшедшая. Вот что любовь с людьми делает.
- С какими людьми, солнце мое? - спросил Мещерскую муж.
- В данном случае с твоей любимой Софьей Николаевной.
- А ты не ошибаешься? - скептически хмыкнул Илья Ильич.
- Если у Софьи выставка Лизы проходит, а она все бросает и в Задонск мчится, что это означает, потвоему?
- Что?
- Только одно: похоже, этот таинственный Киреев нашелся. Ну и хорошо, а то совсем девчонка издергалась.
- Похоже, солнце мое, ты не рада этому.
- Почему?
Мещерский показал в сторону соседней комнаты:
- Думаешь, я не догадывался, как ты хотела нашего Ферапонтика и Софью...
- Оставь! - неожиданно сердито перебила мужа Мещерская. - Самое печальное, что эта любовь для Софьи - большое горе. Говорю тебе не как мать твоего сына, а как ее подруга.
- Почему? - Пришла пора удивляться Илье Ильичу.
- Когда находишь, а потом теряешь - это грустно? - вопросом на вопрос ответила Софья. Можешь не отвечать.
- А почему ты думаешь, что она должна потерять этого человека?
- Это слишком грустная история, мой месяц ясный, чтобы я могла ею разбередить твое нежное и ранимое сердце. Лучше пойди - завари кофейку. * * *
От Древлянска до Боброва те же пять часов езды. Ну, пусть семь-восемь, учитывая, что дороги в тех краях - не чета Каширскому шоссе. Сколько дней шагал до воронежского городка полевыми дорожками да лесными тропами Киреев - один Бог знает. Близилась осень. Ее приближение днем не чувствовалось, даже наоборот, казалось, что до осенней поры еще очень далеко. Местные жители говорили, что последний раз такая жара в этих местах стояла лет двадцать пять тому назад. Киреев знал, что онкологическим больным такая погода не на пользу, но, к своему удивлению, он чувствовал себя гораздо лучше, чем в начале и середине своего путешествия. А вот ночи стали холодными. Если в июне и июле Михаил, ночуя в поле или лесу, мог позволить себе не влезать в спальник, то теперь он все чаще и чаще просыпался по ночам от холода, даже свернувшись калачиком в спальнике. Проснувшись, Киреев смотрел в огромное ночное небо, усыпанное крупными звездами. Смотрел и не мог насмотреться. Вообще- то, Михаил старался в такие минуты ни о чем не думать. Постепенно сон опять брал свое, глаза смыкались. И так хорошо ему было в такие минуты, что он даже забывал о своей боли, о растертых в кровь ногах. И почти в бессознательном состоянии Михаил шептал строки стихов, что сами приходили к нему. Странно, но все чаще и чаще это были стихи Никитина. Впрочем, сам Киреев этому и не удивлялся, объясняя все приближением к воронежской земле, чьим уроженцем был поэт. Видимо, вечно живут не только души, но и мысли, тем более те, что когда-то облагались в поэтическую форму.
"Вот уж песнь заводит Песенник лихой,
Из кружка выходит Парень молодой.
Шапку вверх кидает, Ловит - не глядит,
Пляшет - приседает, Соловьем свистит.
Песне отвечает Коростель в лугах,
Песня замирает Далеко в полях...
Звезды над полями. Глушь да камыши...
Так и льются сами Звуки из души..."
- шептал Киреев и незаметно засыпал. Через час-другой Михаил просыпался вновь - и все повторялось. Прошло время, когда он чувствовал себя чужаком в мире полей, звезд, ручьев и птиц. В этом мире уже не было прежней таинственной загадочности, но теперь Киреев восхищался им еще больше и больше. То, что раньше казалось хаосом, - теперь изумляло своей гармонией и мудростью. Взять тех же птиц: казавшиеся Кирееву раньше чуть ли не олицетворением того самого хаоса, они стали для Михаила эталоном организованности и порядка. Например, оказалось, что благодаря птицам можно легко определять время. Если, просыпаясь, заводила свою песенку горихвостка, Михаил знал, что времени - половина второго ночи. Ровно в два часа вслед за горихвосткой начинали славить новый приход солнца иволга, кукушка, малиновка. А самыми сонными, как ни странно, оказались воробьи. Если Киреев, просыпаясь, слышал их веселое и задиристое чириканье, он понимал, что пора подниматься и готовиться в дорогу...
Впрочем, боюсь, я не очень удачно выразился, написав, что Киреев "к своему удивлению, чувствовал себя гораздо лучше, чем в начале и середине своего путешествия". Все на свете относительно. Гораздо - это все же перебор. Бывали дни, когда Киреев буквально еле волочил ноги, мечтая даже не об отдыхе, а о тени над головой. Бешенно лупило сердце, огнем горела гортань, кружилась голова. В такие минуты Михаил негромко произносил молитву, которой научил его старец Илларион. Молитовка была короткой - всего восемь слов. Старец велел произносить ее вслух, начиная с тридцати трех раз в день, с каждым днем все увеличивая это число. Сразу прошу прощения у читателя: не считаю себя вправе передавать то, что сказано втайне одним человеком другому. Хотя, с другой стороны, эта молитва - не собственность старца и Киреева. Эти восемь слов православный народ громко, шепотом или одним сердцем произносил и сто, и тысячу лет назад. Давайте поэтому поступим так: молитва, которую шептал идущий по жаре Киреев, зашифрована в этой книге, причем зашифрована просто, чисто символически. Прочитав книгу до конца, читатель легко прочитает и молитву.
- Предыдущая
- 90/109
- Следующая
