КГБ: приказано ликвидировать
(Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Прохоров Дмитрий - Страница 54

Ликвидация Кутепова имела далеко идущие последствия. Во-первых, всем лидерам белой эмиграции было показано, что и за границей они не могут быть гарантированы от насильственной смерти от рук агентов ОГПУ, а полиция и спецслужбы стран пребывания не способны не только обеспечить им защиту, но и даже провести квалифицированное расследование. Во-вторых, РОВС как претендующая на лидерство среди эмигрантов организация стал гораздо менее влиятельным, поскольку сменивший Кутепова на посту председателя генерал Е. Миллер не пользовался большим авторитетом. И в-третьих, в результате непродуманной, начатой белыми эмигрантами под влиянием эмоций террористической кампании 1927–1928 годов значительные силы эмиграции, нацеленные на борьбу с большевизмом вооруженным путем, были уничтожены. Впрочем, иначе и быть не могло, так как государственные спецслужбы всегда были, да и должны быть неизмеримо сильнее каких бы там ни было террористов.

В начале 30-х годов террористическая активность белоэмигрантских организаций пошла на спад, а осуществленные теракты можно пересчитать по пальцам. Так, в марте 1930 года некий белоэмигрант Ников покушался в Париже на советского гражданина Гершельмана. В апреле того же года почти одновременно были предотвращены попытки взрывов советского консульства во Львове (и убийство консула Литинского) и полпредства в Варшаве, которое готовил некий Ян Полянский. А на следующий год ИНО ОГПУ получило информацию о планах террористической группы РОВС в Чехословакии, возглавляемой генералом Хоржевским, совершить покушение на Сталина, а также планах убийства М. Горького и наркома иностранных дел СССР М. Литвинова, вынашиваемых террористической группой РОВС в Югославии, которой руководил генерал А. Туркул. 16 ноября 1931 года заброшенный в СССР член РОВС Я.Л. Огарев, он же Платонов-Петин, случайно встретив Сталина, проходившего в сопровождении небольшой охраны по улице Ильинка в Москве, хотел выстрелить в него, но, поняв, что не успеет достать из кармана пистолет, отказался от этого намерения (в тот же день Огарев, за которым уже вело наблюдение ОГПУ, был арестован).

Тогда же несколько стабилизировалась международная ситуация вокруг СССР. 3 октября 1929 года были восстановлены дипломатические отношения с Великобританией. В октябре того же года войска Особой Дальневосточной армии под командованием В. Блюхера в ходе вооруженного конфликта на КВЖД разбили войска Чан Кайши и Чжан Сюэляна, после чего в декабре 1929 года был подписан Хабаровский протокол, восстанавливавший ранее существовавшее на КВЖД положение. А несколько позднее, 16, ноября 1933 года, СССР установил дипломатические отношения с США.

Но в то же время возрастало число партийных функционеров, советских специалистов, сотрудников и агентов спецслужб, которые по тем или иным причинам становились в оппозицию существующему строю и бежали из СССР (или оставались за границей). В этом плане показательна история Я. Блюмкина, в 1928-29 годах находившегося в Палестине в качестве нелегального резидента ИНО ОГПУ. Узнав в марте 1929 года о высылке Л. Троцкого из СССР, он сразу же поспешил в Константинополь. Позднее, в письме начальнику ИНО М. Трилиссеру он писал:

«Высылка Троцкого меня потрясла. В продолжении двух дней я находился в прямо болезненном состоянии. Мои надежды, что радиус расхождения между партией и троцкистской оппозицией суживается и кризис изживается, что Троцкий будет сохранен для партии, не оправдались»[139].

В Константинополе Блюмкин несколько раз встречался с Троцким и его сыном Львом Седовым, оказал им ряд услуг, а возвращаясь в Москву согласился взять письма Троцкого его сторонникам в СССР. Однако в Москве очень быстро узнали о связях Блюмкина с Троцким. И уже 15 октября 1929 года он был арестован, а 3 ноября «за повторную измену делу пролетарской революции и измену революционной чекистской армии» расстрелян.

В том же 1929 году, 3 октября, бежал из советского полпредства в Париже поверенный в делах СССР во Франции Григорий Беседовский.

Сын торговца готовым платьем из Полтавы, Беседовский в годы Первой мировой войны был анархистом-оборонцем, после февраля 1917 года вступил в партию кадетов, а в 1918 году стал левым эсером. Но позднее, разочаровавшись в эсерах, он вступил в РКП (б) и сделал неплохую дипломатическую карьеру. В 1922 году он — консул Украины в Вене, в 1923-24 годах — советский консул в Париже, в 1925 году консул СССР в Токио. Но ко времени своей второй командировки во Францию, куда он выехал в мае 1927 года в качестве советника полпредства, Беседовский окончательно разочаровался в идеях коммунизма и установившимся в СССР режиме. А когда его решили отправить как не вызывающего доверия в Москву, перелез через стену здания полпредства и попросил у французских властей политического убежища.

В дальнейшем Беседовский занимал крайне антисоветские позиции, а с 1930 года начал издавать газету «Борьба», лелея мысль объединить под своим крылом довольно многочисленный к тому времени круг «невозвращенцев», насчитывающий несколько сот человек. Однако из этой затеи ничего не вышло, и после издания в 1931 году мемуаров «На путях к термидору» Беседовский пошел по пути известного фальсификатора В. Орлова, публикуя многочисленные апокрифы и не забывая отводить в них себе лично огромную роль.

Впрочем, несмотря на свои экстравагантные выходки, Беседовский не стал объектом охоты для советских спецслужб, чего нельзя сказать об агенте ИНО ОГПУ Георге Земмельмане. Дело Земмельмана, несмотря на свою «заурядность», интересно тем, что в нем как в капле воды отразилась кадровая политика русских и европейских коммунистов, принимавших в свои ряды проходимцев и доверявших им весьма деликатные поручения. Такой беспринципный подход к подбору агентов и доверенных лиц советских спецслужб часто приводил к тому, что их работа ставилась на грань провала.

Начать следует с того, что Земмельман, родившийся в 1899 году, первоначально придерживался крайне правых взглядов. Он входил в состав немецкого Союза офицеров, союза «Олимпия», союза фронтовиков «Берлин-Штеглиц» и являлся членом Национал-социалистической свободной партии. Более того, Земмельман был еще и завзятым мошенником и аферистом. После увольнения из кайзеровской армии он каким-то образом раздобыл себе офицерское удостоверение и с его помощью поступал на службу в расплодившиеся тогда в Германии многочисленные фрайкоры, а также в полицейские отделения и части рейхсвера. Но этого ему показалось мало, и он занялся торговлей оружием.

Впрочем, этот бизнес не принес ему удачи. Один из сообщников выдал Земмельмана полиции, после чего суд в 1925 году приговорил его к году тюремного заключения и поражению в правах на два года. Находясь в камере предварительного заключения потсдамской тюрьмы, Земмельман познакомился с неким коммунистом Грюнертом, которому, очевидно, удалось склонить его к сотрудничеству с компартией Германии. В результате благодаря Грюнерту Земмельман получил адвоката от КП Г, который добился для него отсрочки заключения и отмены приговора о лишении гражданских прав. Более того, сразу же после освобождения из тюрьмы 24 марта 1924 года Земмельман приступил к работе в разведывательной службе КПГ (так называемый N-аппарат), полностью контролировавшейся ОГПУ и Коминтерном.

По поручению своих новых партийных начальников Земмельман возобновил переписку со старыми знакомыми в Лейпциге и Кельне, занимавшими руководящие посты в фашистской организации «Стальной шлем». Помимо этого под предлогом того, что он якобы является сотрудником министерства рейхсвера, Земмельман запрашивал в государственных учреждениях сведения о военных союзах. Таким путем ему удалось получить весьма важные сведения о «Стальном шлеме», о союзах «Оберланд», «Викинг», «Юнгдо» и «Олимпия», о их связях с рейхсвером, а также о вооружении германской армии.

Тем временем разведывательная служба КПГ предпринимала усилия для отмены вынесенного Земмельману приговора, а так же для облегчения ему доступа к источникам информации. С этой целью в сентябре 1925 года он под видом отставного обер-лейтенанта вступил в группу «Медная колесница», являвшуюся частью союза «Танненберг», и создал в Берлине ее отделение, которое сам и возглавил. В мае 1926 года, когда Земмельмана направили в Баварию, он передал свой пост Гансу Бариону по кличке «Курт Мертес». Сам же Земмельман, получив от разведывательной службы КПГ фальшивые документы на имя доктора Финка, стал работать заместителем Фрица Риттера фон Краусера, руководителя Южно-немецкого округа союза «Танненберг» в Мюнхене. На все запросы о докторе Финке Краусер получил из Берлина от Мертенса положительные ответы, благодаря чему Земмельману удалось вступить в относящиеся к союзу «Танненберг» объединения «Народный офицерский союз» и «Старый имперский флаг». В результате он не раз принимал участие в совещаниях руководства союза Танненберга, а также в переговорах с народными союзами Австрии и Италии. Находясь в Баварии, Земмельман поддерживал связь с руководителем разведывательной службы КПГ в южнобаварском округе К. Ганцем, и несколько раз встречался с членом ЦК КПГ О. Брауном. Всего же в период с 17 мая по 15 октября 1926 года он передал в Берлин в разведслужбу КПГ и резидентуру ИНО ОГПУ около 45 подробных рапортов о положении в Баварии.