Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Snejik" - Страница 69

Хотелось так, словно ему год не давали и даже не показывали. Барнс шумно выдохнул, убрал руки за спину и невесомо коснулся губами плеча, обжигая поцелуем.

Франсуа шумно вздохнул и прижался к Баки. Зажатая между их ногами Мара недовольно мявкнула и просочилась куда-то в сторону.

— Ты меня с ума сводишь, — пробормотал Барнс, подхватывая Франсуа под задницу, усаживая на себя. — И чего ты ещё хочешь?

— Твой хуй, разумеется. На законных основаниях. Зачем бы я еще на тебе женился?

— Значит, это единственное, что тебя во мне привлекает? — притворно обиделся Барнс, сжав ягодицу.

Он надавил на пробку, заставив ее проникнуть чуть глубже, отпихнул с дороги Санору и занес Франсуа в спальню.

— Значит, мой член… — уронив мужа на кровать, Барнс оседлал его.

— Отличный же член! — Франсуа крепко сжал предмет разговора. — Охуенный просто!

— До моего члена ты ещё доберешься, — мурлыкнул Барнс, подхватил тюбик со смазкой и, налив себе на пальцы, завел руку за спину, принимаясь растягивать себя. — Можешь пока пососать его.

И Барнс сел так, чтобы Франсуа мог дотянуться губами до его члена.

Франсуа тут же сунул себе под голову две подушки и принялся усердно сосать и облизывать. Каждое прикосновение мягких губ и языка будоражило. Барнс забывал насаживаться на собственные пальцы, так хотелось чувствовать это горячий рот. Он коротко постанывая, поглаживая себя пальцами внутри, растягивая, а потом решил, что хватит, потому что кончить хотелось на члене.

— Отдай, — ласково погладив по щеке, сказал Барнс, перемещаясь к члену Франсуа.

Придерживая рукой, Барнс стал медленно насаживаться, очень цельно ощущая себя в этот момент, словно именно так все должно и было бы быть. Ощущение было слегка странным, но приятным.

Франсуа ерзал под ним, облизывая яркие влажные губы. Вибрация в заднице отдавалась во всем теле, в паху копился жар. Он застонал, когда Баки насадился на него до основания, и обхватил ладонью его твердый член с сочащейся головкой.

Барнс задвигался медленно, плавно, тягуче, словно не он сейчас сгорал от желания, не он был возбуждён настолько, что в голове была полная пустота с одним только желанием кончить.

Сжавшись на члене, Барнс крутанул задницей, задвигавшись чуть быстрее.

Франсуа под ним застонал. Поймал руку Баки и положил себе на грудь. У него были очень чувствительные соски, и Франсуа обожал, когда Баки их ласкал.

Пальцы уверенно сжали сосок, посылая по телу волну наслаждения и легкой дрожи. Барнс никогда не отказывал Франсуа в ласках, ни в маленьких, ни в больших.

— Давай, Баки! — Франсуа толкался в него все сильнее и сильнее. — Давай же!

Не понаслышке зная, какие яркие ощущения пронизывают тело Франсуа, Барнс принялся двигаться невероятно быстро, сжимая член внутри. Франсуа выгибался и вскрикивал, глаза у него закатывались, сердце билось часто-часто.

— Господи… — протянул Барнс, чувствуя, как мир вокруг сужается, оставляя только Франсуа, только ощущение его члена в заднице.

Это было похоже на полное слияние, и так хотелось, чтобы это не заканчивалось, чтобы длилось это слияние тел и душ. Чтобы быть вместе и длить, длить и длить это ощущение единения.

Франсуа закричал и забился под Баки в глубоком полном оргазме, растворявшем кости и воспламеняющем кровь. Почувствовав чужое наслаждение как свое, Барнс немыслимо изогнулся, словно его пронзила молния, застонал долго, протяжно, на одной ноте, и упал на Франсуа, тяжело дыша.

Франсуа заерзал под Баки, вытаскивая из себя шевелящегося осьминога, отбросил его в сторону и блаженно вытянулся, прильнув к мужу.

— Офигенная штука, — сказал он. — И ты офигенный.

Столь ярко у них не было давно, или никогда до этого, Барнс сказать точно не мог. Ему было так хорошо, что мозги превратились в желе, тело было ватным, и ничего, совсем ничегошеньки не хотелось делать.

Чуть приподняв голову, Барнс поцеловал Франсуа куда достал и снова устроил голову у него на груди.

Франсуа нащупал на тумбочке пульт и выключил жужжащего осьминога. Потом обнял Баки, натянул на них обоих одеяло, поцеловал в темя и сказал:

— Спи. Длинный был день.

— Куда хочешь в свадебное путешествие? — спросил не собирающийся спать Барнс. — Я найду время, просто не могу не поехать на Гавайи. Ты скажи, куда хочешь, и мы туда поедем.

— Хочу в Йоркшир, — зевнул Франсуа. — Летом. Недели на две.

— А почему туда? — спросил Барнс, устраиваясь рядом с Франсуа, заворачивая обоих в одеяло, и прижимаясь как можно теснее.

Ополаскиваться, менять белье и прочее они будут завтра. Сегодня они стали супругами, отпраздновали это дело, погоняли курсантов в хвост и в гриву, и просто феерически трахнулись. Все остальное могло подождать.

— А там, — сонно сказал Франсуа, — есть музей самого крутого ветеринара двадцатого века. Я все его книги читал. И я хочу туда.

— Хорошо, мы поедем в Йоркшир, — согласился Барнс, устраивая голову у Франсуа на плече. — Летом, на две недели. Спи. Я люблю тебя.

День перед отъездом на Гавайи выдался каким-то суматошным. То Габриэль прибегал с заявками на следующий год, то Лейла с тем же самым, хотя вроде бы все решили. Дома дурили кошки, чувствуя отъезд хозяев, а у Франсуа помер очередной Алекс, и Барнсу было собрался поехать купить ему нового, хотя и понимал, что лучше сделать это после приезда, как ему позвонили с КПП.

— Да, — устало ответил Барнс на вызов.

— Командир Барнс, — рявкнул мордоворот, — требуют вас и проезда на территорию.

— Если у него нет пропуска, предписания или моего личного приглашения, пошли его нахуй от моего имени, — Барнс никого не ждал. Вот вообще.

Все, кто хотел приехать к нему на базу, заранее согласовывали с ним свой приезд, потому что объект был военный, и просто так тут никто никого видеть не хотел. У дежурных на КПП даже было право стрелять по особо ретивым на поражение, но такого еще ни разу не было. Для ретивых предпочитали использовать игровое оружие, заряды которого били током.

— Есть послать нахуй! — расплылся в улыбке гоблин и связь прервалась.

А Барнс подключился к камере на воротах, чтобы узнать, что там происходит.

— Вы! — вопил в запертые ворота дорого одетый мужчина на дорогой колесной машине. — Сейчас же! Впустите! Меня!

— Вы пытаетесь получить доступ к закрытой территории, — отчеканил тот самый мордоворот, который общался с Барнсом. — Подтвердите свое право на проезд или идите нахуй!

— Да! — задохнулся незваный гость. — Да вас! Да сам верховный судья провинции мой друг! Вы еще не знаете, с кем связались!

— Предъявите документ, позволяющий вам пребывание на базе или идите нахуй, — просто повторил все тот же мордоворот. А что, сам командир Барнс разрешил нахуй слать, вот и пользовался возможностью, пока такая есть.

— Вы силой удерживаете мою несовершеннолетнюю дочь! — продолжал вопить мужчина. — Сейчас я вызову полицию, спецназ, и вас тут в хлам раскатают!

Гоблины заржали в две луженые глотки, представляя себе все это воочию: группа спецназа, штурмовые дископланы, маски-шоу и всю остальную шатию-братию, которую этот горланящий упырь собирался якобы вызывать. Они у них уже были в этом году, два раза, и оба успешно. Или безуспешно, это как посмотреть. Потому что раскатали их, ярмутских спецназовцев, как детей.

— Вы можете вызывать все службы, которые посчитаете нужным, но не забывайте про оплату ложного вызова, — спокойно заметил второй гоблин. — Но лучше идите нахуй. Я же прав, Ференц?

— Конечно, Миша, — согласился с ним Ференц.

Оба явно издевались над орущим мужиком, но что им еще было делать, если нахуй слать разрешили, одного посыла было мало, а на КПП дежурить очень-очень скучно.

Пока мужик продолжал разоряться, вопя в поднимающуюся метель, Барнс пробил номера его машины. Оказалось, что это Винсент Вайс, отец Элис Вайс, владелец двух фабрик экологичных упаковок для соков, расположенных в Альберте, разведенный, воспитывавший дочь с пяти лет и до совершеннолетия один. Действительно влиятельный человек. Но не в Новой Шотландии. В Альберте.