Дети Спящего Ворона. Книга первая (СИ) - Аэзида Марина - Страница 10

Каудихо не верит – и неудивительно. На его месте Виэльди тоже не поверил бы своему объяснению.

– Может, она просто ревнует? Столько лет оставалась единственным ребенком, а тут я появился.

Отец почесал подбородок и кивнул

– Да, это возможно. Что ж, ей придется привыкать, и тебе тоже. Не хочу, чтобы мои дети ссорились.

– Мы не будем.

...Даже разговаривать, наверное, не будем.

– Ты меня зачем-то искал, отец?

– А, да! – каудихо хлопнул себя по лбу. – Чуть из головы не вылетело. Пиршество в твою честь. Думаю устроить его через два дня. Как считаешь?

...Какая разница? Хоть завтра, хоть никогда – все одно.

– Почему бы и нет? Я не против.

***

Посреди степи полыхал, рвался к чернильному небу рыжий костер, вокруг него стояли, сидели, плясали люди, а музыканты били в барабаны и бубны, выдували замысловатую трель на зурне.

На вертелах жарилось мясо, в кувшинах и рогах плескался пьяный настой, хвалебные и чинные речи давно закончились – началось веселье.

Многих гостей Виэльди ни разу не видел (или не помнил), а они приехали, причем некоторые издалека.

– Дочерей привезли, – пояснил отец. – Надеются, что они понравятся тебе настолько, что ты женишься. Но даже не думай! Тебе нужна не просто жена, а нужная жена. Если же кто-то из красавиц приглянется, прогуляйся с ней подальше в степь. Потом одари, как следует, но никакой женитьбы, понял?

– И не думал жениться. Я только вернулся, и я еще молод. Жена и дети мне пока ни к чему.

– Сын, не то ты говоришь и не так, – отец поцокал языком. – Тебе, может, и не к чему, но благо клана и талмеридов важнее. Если потребуется, чтобы ты женился завтра – ты женишься завтра!

Виэльди не удержался от усмешки: каудихо даже на пиру не может удержаться от того, чтобы поучить сына жизни.

– Надеюсь, клан еще долго будет обходиться без моей женитьбы.

– Надеяться не запрещено, – отец рассмеялся. – Но хватит болтать – идем веселиться.

Почему нет? Виэльди тут же отошел от отца и присоединился к боевой пляске мужчин. Они вращали палками, с гиканьем кружились вокруг костра и то высоко подпрыгивали, взмахивая руками, то стучали ногами по утоптанной земле, отбивая замысловатый ритм.

Тело быстро вспомнило нужные и некогда привычные движения, хотя Виэльди давно не танцевал. В горном лагере все воспитанники были из разных мест, танцы и обычаи у всех были разные, как и наречия. В первое время Виэльди вообще никого не понимал. Правда, теперь мог похвастаться, что худо-бедно знает аж три языка – это помимо родного и имперского. Если же вспоминать о редких в ту пору развлечениях, то они сильно отличались от тех, к которым Виэльди привык, и были куда опаснее. Например, на спор уйти ночью в горы, добраться до зеленой пещеры, не переломав при этом ноги и не свернув шею, взять оттуда каменюку как доказательство, и вернуться. Причем проделать все так, чтобы наставники не заметили, иначе потом весь день и ночь придется стоять у столба и изнывать от холода и жажды.

Послышался грохот копыт, и подъехали несколько всадников. Танец прервался, все повернулись к новым гостям, и Андио Каммейра шагнул им навстречу.

– Отец! – он прижал руку к груди. – Я уж думал, ты не приедешь.

– Разве я мог? Хоть и далеко ехать, а как не приветить внука? – высокий поджарый старик спешился, выступил на свет, и Виэльди узнал в нем деда. – Мальчик мой, ты где?

Бывший каудихо, а ныне один из старейшин клана, заозирался: видимо, пытался угадать, кто из окружающих – его внук.

– Я здесь.

Виэльди вышел вперед, но Данеска опередила: подбежала к деду, быстро коснулась лбом его руки, а потом бросилась на шею.

– Малышка моя! – Нердри Каммейра поднял ее на руки и покружил. – Скучала?

– Очень!

Он поставил ее на землю, погладил по щеке и, отодвинув, наконец приблизился к Виэльди. Несколько мгновений рассматривал его с довольным выражением – разве что на шрам глянул слегка нахмурившись, – затем обнял, похлопал по спине и сказал:

– Ну, здравствуй, внук! И как теперь называть тебя «мой мальчик», когда ты выше меня ростом, а?

– Ничего, ты справишься, – улыбнулся Виэльди. – И... здравствуй.

Он коснулся лбом руки деда – так полагается приветствовать всех старейшин, даже если они близкие родичи. Нердри Каммейра встрепал его волосы, еще раз обнял, а потом старейшину окружили, приветствуя, другие воины.

Дед поздоровался, с некоторыми чуть-чуть поговорил, затем воскликнул:

– Ну же, продолжайте наконец веселиться! Не отвлекайтесь на меня!

– Нет, – вклинился Андио Каммейра. – Прервем веселье ненадолго. Иногда нужно и красотой насладиться. Пусть Данеска станцует приветственный танец – для тебя и брата. А, Виэльди? – отец пихнул его локтем под бок. – Ты ведь еще не видел, как сестра танцует? Увидишь – залюбуешься.

– Вот еще! Я не буду! – Данеска аж отпрянула, в ее голосе прозвучало возмущение, но, похоже, она сообразила, что сказала что-то не то и не так. Улыбнулась и добавила: – Темно уже, и всех куда больше интересует пьяный настой и разговоры, чем мои пляски.

– Плевать на всех! – отмахнулся отец. – Ты семь лет не видела брата и почти год – деда. Ну так приветь их!

Виэльди и так не может смотреть на Данеску, как на сестру, а если она еще и танцевать начнет...

– Отец, если она не хочет, не надо, не заставляй. В другой раз станцует.

– Нет уж! Когда плясать, если не на празднике? И не спорьте со мной! – Андио Каммейра подмигнул. – Я тоже во власти пьяного духа, потому меня не переупрямить!

Да, его не переупрямить... Виэльди и Данеска обменялись смущенными взглядами и отошли друг от друга.

Бубны и барабаны звучат глухо, теперь лишь отбивая ритм, зато изысканные переливы зурн сплетаются в томно-витиеватую и будто нездешнюю мелодию, рдяно-золотые всполохи костра освещают гибкий танцующий силуэт.

Данеска выгибает спину, и длинные волосы почти касаются земли, высокая грудь выделяется под платьем. Сестра выпрямляется – и черные пряди хлещут ее по лицу и плечам. Руки извиваются, позвякивают браслеты, она заламывает запястья и складывает пальцы в изящном жесте. Поворот, наклон в сторону – и снова соблазнительный изгиб талии, и снова руки, как змеи, оплетают одна другую...

Она взмахивает ногой, задерживает ее на весу, потом заводит за другую.

Очередной поворот – и развеваются волосы, руки смыкаются над головой...

...Сомкнула бы их на моей шее... обхватила ногами мои бедра и...

Отец был прав: невозможно смотреть и не любоваться ее плавными и четкими движениями. Это не просто танец – это песня. Данеска танцует – ее тело поет.

А еще эти глаза и губы! Она то улыбается, то становится серьезной, играет бровями, жжет взглядом!

Снова замах ноги, и тонко-изогнутая ступня, и обнажаются икры...

Наваждение!

Он отвернулся – лишь бы не видеть ее и не утратить разум! – глотнул из рога пьяной воды. А музыка все лилась и лилась. Виэльди не поднял взгляда, пока она не закончилась.

Танцуя, Данеска забывала обо всем и всех, растворялась в волшебных трелях – и никаких мыслей! Она была воплощенной мелодией – ритм и чарующие звуки вели, а она следовала за ними, покорялась им, теряла себя. Данеска исчезала, оставалась только музыка и – танец.

Так было всегда, но не сейчас. Ныне она не растворилась в пляске: мешало осознание, что на нее смотрит Виэльди – то ли брат, то ли любовник. А он смотрел! Смотрел так, что хотелось сбежать! Пронзающий насквозь, обжигающий и... алчущий взгляд.

...Виэльди! Ну зачем так смотришь? Зачем тревожишь?!

Когда Данеска закончила танец и сложила руки перед грудью, музыка оборвалась. Люди захлопали, выкрикивая слова похвалы, а Виэльди отвернулся, словно ее не замечал. Неужели жаркий взгляд лишь почудился?