Священные монстры (портреты) - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/64
• Следующая

В конце жизни в Шарантоне он жил уже посвободнее. Неплохой стол, вино, юная любовница. Он ставил свои пьесы, используя персонал Шарантона как актеров. Пьесы его, как мы знаем, были политически корректны, в них торжествовала добродетель.

Никаких мрачных сексуальных извращений в де Саде никогда не было, не надо путать его с Чикотило. Если он и кормил возбуждающими желание шпанскими мушками жену пекаря Роз Келлер в Аркое и проституток в Марселе, и пытался сечь их розгами, он делал это для усиления желания. Их и своего. Если он совокуплялся с проститутками в то время, как его натягивал слуга Ля Женесс, то в этом нельзя усмотреть даже гомосексуализма. 18 лек был веком крайне распущенным для французской знати, и дюк де Фронсак на рю Понт а Шу (Купустный мост, я жил в доме на углу Понт а Шу и рю де Тюренн) проделывал куда более экстремальные вещи, как я уже упоминал. И король Людовик, возможно, ловил порочное удовольствие, слушая доклады своего министра полиции. В архиве преступлений де Сада ему также вменяют в вину, что он имел в обычае нанимать к себе в замок служанками 15-летних девчушек из деревни. В зиму в замке ставили на совсем невинные спектакли, в которых наряду с женой Сада Реми-Пелажи участвовала ее сестра, а также эти 15-летние служанки. Не будет ошибкой полагать, что изобретательный маркиз знал, как употребить деревенских девчонок наилучшим образом. Однако, половина российских помещиков повинна в том же самом сластолюбии. Яснополянские крестьяне, говорят, до сих пор похожи на Льва Николаевича Толстого. Достоверно известно, что Альфонс Донатьен спал с сестрой жены и даже убежал вместе с ней в Италию, где его и арестовали. Это все "преступления" Сада.

А наказанию его подвергли несоизмеримому.

В мире его романов монументальные злодеи конкурируют в насилии. Но тут уже все ясно. Тому, кто видел подъезжающие к гильотине повозки, кто дышал запахом крови тем далеким летом 1793 года, а де Сад ежедневно ожидал, что его отправят на гильотину (легенда утверждает, что один раз его фамилию выкликнули, но писарь допустил ошибку в написании фамилии, и его не взяли в повозку). Такому человеку какие же еще книги писать?

Находясь в заключении в Лефортово, в крепости 17 века, построенной при царице Екатерине II, видя ее архитектуру, где внизу, от поста линиями расходятся коридоры, и вверх ведут лестницы, вижу какой великолепной сценической площадкой могла бы служить тюрьма Лефортово для Сада. Сюда посадило меня российское государство - великан-людоед Мински. Как никому другому в мире мне понятен Сад.

Странным образом у нас с Садом оказался один издатель. Жан-Жак Повер (Pauvert) купил мою первую книгу "Это я Эдичка" в 1979 году, в мае. Посредником послужил Николай Боков, предоставивший Поверу несколько глав, переведенных на французский. К несчастью, в том же году Editions Pauvert обанкротились. 22 мая 1980 года я прилетел в Париж, пытаясь спасти книгу. Я встретился с Повером, и он обещал мне опубликовать книгу в издательстве, с которым он ассоциируется. Что и случилось в ноябре 1980 года. Специальностью Повера был Сад. Еще в 1953 году его судили за то, что он осмелился опубликовать полное собрание сочинений Сада. На суде выступали знаменитые адвокаты, французские писатели. В конце концов с помощью Повера Сад прочно Сад прочно занял свое место во французской литературе. Похожий на усатого кота Повер выпустил подробнейшую биографию Сада, основанную на документах. Так что мы с Садом подаем друг другу руки сквозь века. Через издателя. И из тюрьмы в тюрьму.

Константин Леонтьев: эстет

В 1992 году я волею судеб оказался в Черногории. Когда мы въехали в ее древнюю горную столицу - Цетинье, фактически горную деревню, над нею висел леонтьевский дымок. Печи топились какими-то горными дровами. А может топили выкорчеванными старыми стволами фруктовых деревьев - вишен или слив, такой был терпкий, фруктовый дым. "О дымок мой, дымок мой, дымок. Над серыми садами зимы", - написал некогда лет за 120 до моего прибытия в Черногорию Константин Леонтьев. Он служил в российском консульстве недалеко от Цетинье - в Андрианополе, там же на Балканах.

Приехав в Цетинье из Титовграда я не вспоминал Леонтьева вовсе. Поездка моя никак не была связана с ним. Но вдохнув цетиньский дымок, я узнал его: это дымок Балкан, учуянный впервые Леонтьевым.

Константин Леонтьев один из немногих "шампанских" гением в общем-то удручающе тяжеловесной русской литературе. Молодым доктором офицером он участвовал в Крымской войне, подобно Льву Толстому, затем был дипломатом провел на Балканах более десятка лет. Обожал турок, презирал и не любил европейцев, ударил французского консула кнутом. Турок любил за их нецивилизованность, живописность костюмов, оригинальность характера. Написал гениальное эссе "средний европеец как орудие всемирного уничтожения" и эссе "Византия и славяне". В "Среднем европейце" сумел увидеть настоящую и будущую опасность человеку от буржуа-обывателя. "Неужели Александр в каком-нибудь крылатом шлеме переходил Граник, цезарь -Рубикон, поэты писали герои умирали... чтобы буржуа в своем кургузом пиджачке благодушествовал бы..." - возмущался Леонтьев. Дворянин, эстет он предпочитал варваров турок в шароварах, чалме и при ятагане. Собрату-дипломату только что приехавшему на службу, он советовал завести юную любовницу гречанку или албанку и сходить в бани прежде всего. Тогда он узнает Восток.

Романы ему не удавались. Но русский Оскар Уальд - Константин Леонтьев великолепен в своих статья и афоризмах. "Искусство Лжи" Уальда и "Средний европеец как орудие всемирного уничтожения" написаны собственно на ту же тему: обоим гениям и обританившемуся ирландцу и русскому предпочтителен эстетический взгляд на мир. Кентавры, птица рок, Сцилла и Харибда, Александр в крылатом шлеме - вот мир Уальда и Леонтьева, вот какой мир предпочтительнее им. А средний европеец и его кургузая экономика отвратительны обоим.

Леонтьев ревновал Россию к Толстому и Достоевскому. Его собственные романы успеха не имели. Зато сегодня Леонтьев все приближается и приближается к русскому читателю. Странный славянофил, в сущности скорее мусульманофил Леонтьев был впереди своего времени во многом. Первый импрессионист в русской литературе, не обсосанный, не банализированный критиками (в отличии от Толстого и Достоевского) Константин Леонтьев ждет читателя во всей своей свежести. Умер он, если не ошибаюсь, около 1891 года, но несмотря на это свежесть гарантирована.

• Предыдущая
• 6/64
• Следующая